И все-таки Суитберт надеялся, что Магнус и Маргаритка скрасят друг другу одиночество. Потому что как бы ни любил отец-король Маргаритку, восхищаясь ее щедрым сердцем, умом и мужеством, он знал, что дочь одинока, противостоит матери и выглядит незаметной для всякого, когда ее сравнивают с когортой сестер. Он не понимал, почему все называли дочь простушкой. По нему, так она прекрасна, но, может, потому что отцу открыта ее душа.

Что до дара Маргаритки, или проклятия, как называли его некоторые, конечно, король видел, как беспокоит тот людей, однако только не его самого. Ему было интересно, что же такое на уме у Олимпии, что она избегала касаться Маргаритки многие годы. И что задумала такое, что решила убрать его с дороги? Во что он мог вмешаться, что королева так забеспокоилась?

Король открыл один глаз. Приставленная следить за ним горничная задремала на стуле, ее штопка соскользнула с колен на пол. Король открыл следом другой глаз и сел. И тут как раз в спальню из гардеробной вошел Денби, королевский камердинер. Рот у Денби широко открылся, а брови взлетели вверх. Не успел он вымолвить слово, как король прижал палец к губам и поманил камердинера к себе.

Денби подошел к кровати, и король Суитберт прошептал ему на ухо:

— Где Маргаритка?

Денби выпрямился во весь рост, на лице его отразились противоречивые чувства.

Король упер руки в бока и уставился на Денби, приняв вид грозного властелина, насколько это возможно в помятой ночной рубашке и со всклокоченными волосами.

— Не забывай, я еще пока здесь король, — заявил он.

Вздохнув, Денби наклонился и промолвил:

— Она в подземелье. Королева пообещала и меня туда отправить, если я вам проболтаюсь.

— Что? — вскричал король.

Горничная встрепенулась на стуле и снова погрузилась в дремоту, сопя, как воспитанная барышня.

Суитберт спустил ноги с кровати и потопал в гардеробную, дав знак Денби следовать за собой. Выдернул из комода бриджи и, пока натягивал сначала на одну ногу, потом на другую, сыпал вопросами:

— Что, черт возьми, она делает в подземелье? Что тут вообще творится? Почему Олимпия не вызволит ее оттуда?

Он застегнул штаны, заправляя рубашку, и сунул ноги в туфли.

Денби прочистил горло, чувствуя себя весьма не в своей тарелке.

— Ну? — настойчиво вопросил король.

Денби вновь откашлялся и тихим голосом, словно тем самым преуменьшал и новость, поведал:

— Э, так ее туда посадила сама королева Олимпия.

— Возмутительно! — вскипел король. — Зачем, бога ради, ее матери… ладно, мы вытащим Маргаритку. Пойдем.

И король выскользнул через заднюю дверь гардеробной в коридор. Подол ночной рубашки выбился из штанов короля и развевался позади, как флаг. Вслед за хозяином устремился Денби.

Тюремный страж разинул от удивления рот, чуть не уронил алебарду и, заикаясь, воскликнул:

— Сир?

— Открой двери, — потребовал король. — И прочь с дороги!

— Но сир… — словно делая нерешительные танцевальные па, колебался стражник. — Королева Олимпия приказала никого не пускать, кроме нее.

Король Суитберт выпрямился во весь рост, который хотя и не был так уж высок, но достаточно внушителен, чтобы запугать стражника.

— Я король, на случай, если ты запамятовал, и мое слово главнее ее. А сейчас открой двери или займешь место моей дочери.

Бывают времена, когда выгодно прикидываться придурковатым, но сейчас был не тот случай.

Двери с треском распахнулись, и стражника как ветром сдуло с дороги.

Король Суитберт бросился вниз по лестнице и ворвался в коридор, выкрикивая:

— Маргаритка! Маргаритка! Папа пришел. Где ты?

— Папа! — раздался голос Маргаритки. — Я здесь.

— Где тут охранник? — потребовал король ответа у Денби. — Подай его сюда с ключами. Мы устроим побег из темницы.

— Не только для меня, папа. Я здесь не одна.

— Провалиться мне на месте! — воскликнул король Суитберт. — Столько лет темница пустовала, а теперь яблоку негде упасть. Что учинила Олимпия, пока я бродил в тумане? Кто тут еще?

— Кристиан из леса. И его приемный отец, Эдрик. И с ними две собаки.

— Собаки? — изумился король. — Вот это да! Олимпия совсем шарики растеряла.

И тут явился стражник, которого тащил, крепко схватив, Денби. Король так рьяно сдернул связку ключей с ремня охранника, что пряжка расстегнулась и штаны устремились вниз.

— Ай! — завопил стражник, роняя алебарду и хватаясь за штаны.

Король Суитберт отпер темницу Маргаритки, и она упала в его объятия. Папочка, глядя поверх плеча принцессы, узрел чашку кашицы, которую Маргаритка не смогла съесть.

— Что за чертовщина? — спросил он.

— Баланда, — ответила Маргаритка. — Это едят узники.

— Это даже на пищу не похоже, — заявил король. — Идем. Найдем что-нибудь тебе поесть по-настоящему.

— Ты должен выпустить Криса тоже. И Эда, и собак.

— Дорогая, тебе, наверно, сейчас не понравится, но придется их здесь оставить, — сообщил король. — На время.

— Почему? — возмутилась Маргаритка. — Они ничего не сделали.

— Мне и так будет хлопотно держать в секрете от Олимпии, что ты сбежала из темницы, пока я попытаюсь разобраться, что происходит. И я понятия не имею, как смогу удержать в тайне исчезновение вдвое больше людей, не говоря уже о собаках. А времени что-нибудь придумать нет. Мы должны сейчас же уйти отсюда. Но обещаю тебе, что вернусь за ними, как только весь беспорядок уляжется.

— Я не оставлю здесь Кристиана.

Король Суитберт, казалось, ее не слышал.

— Денби, — позвал он. — Засунь этого стражника в камеру Маргаритки и пойди посмотри, чисто ли на горизонте. Скажи начальнику стражи — Ролло, кажется, — что ты сам будешь приносить еду узникам и проверять смену караула. Никто, включая Ролло, не должен знать, что здесь нет охраны. Только так никто не узнает, что Маргаритка вышла из темницы. — Он отступил к камере Кристиана и Эдрика. — Коли Маргаритка ручается за вас, мне того достаточно. Однако вам придется посидеть здесь чуть подольше.

— Нет, папа. Они должны выйти сейчас, — настаивала Маргаритка, вцепившись в прутья решетки камеры Кристиана.

Кристиан просунул сквозь прутья палец и провел по мягкой щеке Маргаритки.

— Все хорошо. Я тебя подожду. Не забывай меня.

— Никогда, — заверила та.

«О, боженьки», — подумали одновременно Эдрик и король.

Потом Маргаритка ушла с папой. И единственным звуком в подземелье осталось бормотание стражника в соседней камере.

— Черт, — ворчал он. — Король забрал мой ремень, и не могу удержать штаны теперь иначе, как только двумя руками.

Пока Маргаритка и ее отец спешили по коридорам дворца, она говорила:

— Мы пойдем к матушке и скажем ей, что не выйду за Магнуса ни за какие коврижки, и пусть все гости отправляются по домам.

— Ты не хочешь выйти за Магнуса?

Король чуть затаил дыхание.

— Скорее меня сварят в масле. В самом жирном, — ответила Маргаритка. — Да лучше пусть меня подвесят за большие пальцы. Или зажарят на вертеле. Да я лучше…

— Ладно, ладно, — остановил ее отец. — Я понял. Но почему? Что с ним не так? Он всегда казался таким приятным малым. И я знаю, как ему не хватает любви.

— В том-то и беда. Я не люблю его. Знаю, что это не повод в королевских браках, но… ну, не могу я его полюбить. Я люблю другого.

— Другого? — Однако на деле король не был так удивлен, как говорил. Уж он-то заметил, как смотрели друг на друга Маргаритка и Кристиан. — Маргаритка, дорогая, — сказал Суитберт, обнимая свое дитя, которое, казалось, вдруг выросло больше, чем он был готов ей позволить, — я когда-нибудь обижал тебя или поступал тебе не на пользу?

Хотя он и видел зловещее предзнаменование, ему хотелось еще чуточку дольше побыть самым важным мужчиной в ее жизни.

— Магнус… — начала она.

— Кроме Магнуса, — поправился король. — И то это произошло из-за явных заблуждений относительно вас обоих.