– А теперь, как говорят в шоу "Что.Где.Когда." – внимание, вопрос. Ответь мне, пожалуйста, только честно. Ты настолько не хочешь никуда со мной ехать, что готов спалить к чертям квартиру?..

Ксафа покачнулся и оперся о теплую стенку дома. Потом накренился вперед, словно готов был сорваться и бежать скорее в дом, спасать имущество. Серый его не пустил, мягко придержал за плечо.

– Мон кёр… Разве я… Не выключил?..

– Да, рыбка с кашей знатно подкоптилась. Придется выкинуть вместе со сковородкой. Имущество цело, если тебя это волнует. И котики тоже. Спасателей вызвали соседи, я сам только приехал.

– Ой…

– Пожалуйста… Тебе плохо?!

– Ничего, ничего. Пусцяки. Я… Немного расстроен.

И начинает тихо смеяться. Серый сбит с толку, хмурится.

– Да что с тобою? Ты это… Твой ржавый трансформатор или что там… Поберег бы. У тебя вообще нет выходных. И, думаешь, я не замечаю, какой ты рассеянный всю эту чертову неделю?.. Выкладывай. Что ты от меня скрываешь? Говори. Я готов. Пусть лучше страшная правда, чем неведение. И вот еще… Это не наезд. Я, правда, хочу тебе помочь. Скажи, у тебя там… – стучит по виску, – нет такой функции типа напоминалки?.. Как это?.. Памятки?.. Возможно ли тебе себя самого контролировать в обычных бытовых ситуациях. Я к чему… Если тебе объективно тяжело стало все запомнить и последовательно решить… Может… Мне как-нибудь тебе помочь?..

Ксафа смотрит на Серого с теми же молодыми озорными искорками, как час назад на Сусанну. Лукаво улыбается.

– Сэрж.. Вы помнице… Кажется. Еще в Ленинграде… Вы спросили меня, во что я верю?.. Смог бы я… Когда-нибудь принять религию пророка Мухаммада?..

– Э… Ну… Было что-то похожее. Только при чем тут это?

– Я знаю приблизительно, чито за ритуалы совершают католики и православные в похожей ситуации, как они подают на храм и ставят свечи, славят святых покровителей. К сожалению, я совершенный профан в исламе. Поэтому я дам тебе денежку, а ты уж зделай, как принято. Возблагодари от меня Аллаха, чито он милосерднее прочих богов. Воистину, он всемогущ и справедлив. И у него прекрасное чувство юмора.

Заможский принес Надежде и вручил на беломраморной лестнице зеленовато-белую розу, обсыпанную по краям золотой пудрой.

– Ох, хаха, Саша, ты умеешь удивить! "Дарите женщинам цветы, дарите женщинам улыбки"?

Заможский ошарашил товарищей также и своим костюмом. Все привыкли видеть его в шерстяных пиджаках разных землистых оттенков и вечных серых министерских брюках. А тут… Черный пиджак с двумя рядами пуговиц и черная рубашка в мелкий белый горошек. И в джинсах! Эдик подскочил сзади, привлек к себе, накинул свой пурпурный объемный шарф и попросил Юру сфотографировать их всех вместе. "ита шэдерф! – Лайк и перепост! – Интересно, кто первый пошлет эту фоточку Серому? – Не прижимайтесь так тесно." Юрий выпалил, поздоровавшись за ручку со всеми по очереди:

– Саша, ты чего сегодня как на похороны?

– С каких пор строгий черный костюм не подходит для торжества или визита в оперу?

– А лицо кислое у тебя тоже к наряду?

– Нец. Голова чито-то побаливает весь вечер.

– Я думала, это вы раздобудете нам билеты через какого-нибудь "-мана" или "-сона" или как еще по-родственному.

– Ну чито вы, Наденька, кто все эти люди и кто я? Не знаю, о чем вы. Моя тетушка, покойница, работала при Александринке, но так уж сколько-таки воды утекло?

– Тетя Соня была мудрая женщина, только косила под дурочку.

– Так, тут изменения в программе, так что мы не на оперу попали, а на балет.

– Кель кошмаг'!

– Что, ты имеешь что-то против танцев? Ты же обожаешь танцы? Тем более, это же Чайковский.

– Да хоть сам Морис Петипа. Знаю я эти премьеры… Всё сырое и недоделанное, скверное зрелище, достойное жалости. Прима далеко не (называет имя известной танцовщицы прошлого столетия), и вся постановка – сонное царство.

– Саша, не унывай!

– Нормально так! Бесплатно в театр идет и не видел еще спектакля, а уже всё ему не так! – обозлился Юра. – Тебе только барокко на аутентичных инструментах той эпохи мило?

– Ну чито вы, чито вы, Юг'А, если так г'ассуждац, получается, человечество не должно было покидать пещег'.

– Меня посадите где-нибудь с краюшка, вдруг мне резко приспичит. Ничего не могу поделать, войдите в моё положение.

– При всем уважении, Надя, куда разместимся, я не контролирую. Так, поживее, ворон не считаем. Сюда.

В очереди в гардероб:

– Пропустите! Я работник театра!

Народ: Нахал! Ненормальный!

– Юра… – Ксафа наградил его долгим выразительным взглядом, потупился. – А вы всё такой же… – ищет слово, – дерзкий. Какая прелесть!! о, я очень давно не был в театре. Не помню, когда последний раз. Честно. Вот странность. Юра, солнце, ты рождаешь во мне щекотливое настроение перед премьерой.

Номерок триста. Зоо. Юра приказал всем стоять в сторонке, он пока утрясет вопрос с местами посадки. Вернулся уже после второго звонка, попросил не отставать и не теряться. В полной темноте пошли какими-то коридорами с декорациями и проводами. Первый акт они просидели в оркестровой яме.

"Есть билет на балет? Нет! – Ой, а кто эти посторонние люди?.. – Это-таки тетя сестры мужа моей тещи провела через черный ход."

Эдик шепчет Наде, упираясь коленками в какую-то дубовую доску:

– Я отлично понимаю, почему Николай не пошел с нами. Здесь ужасно неудобные стулья, совсем не для высоких мужчин.

– Нет, просто наша компания его бы компрометировала.

На Надежде было синее кружевное платье и черное белье. В синих волосах, скрученных в дреды, – деревянные шпильки. В ушах – тоннели. Эдвардо в красном спортивном костюме и розовой тельняшке. Эдик приложил в картинном ужасе ладони к щекам, сделав губками очаровательное «О», как на известном полотне Мунка, и отрепетированным голосом сценической дивы проблеял:

– Боже мой, как страшно! Его девочка сбежала в театр с тремя жителями Северной Венеции на букву пэ! Это смерть! Хмф, от трех часов с нами и балетом он бы не умер.

В антракте пошли в буфет. Надя спрашивает у Заможского:

– Послушайте, Саша, я вас не сильно подвела, что рассчитала? Я ведь думала, так лучше и вам, и мне. Вы спокойно займетесь своим бизнесом, кстати, что у вас там?..

Заможский достает из нагрудного кармана ядовито-красную визитку с греческим узором по краю "бухгалтерия, налоги, нотариус".

– Чем вы сейчас заняты с Муртазиным?

– Только не смейтесь. Мы сейчас выпускаем дозаторы для жидкого мыла и салфетницы в виде морских ракушек.

– Ну, и? Хорошее начинание. Полезные в хозяйстве вещи. И должны радовать глаз. Ты на них, надеюсь, наклеил какие-нибудь дешевенькие репродукции Бакста? Как, нет? Продам идею. Хочешь, даже эскиз сделаю?

– Кризис стимулирует рынок. Это инструмент. Кстати, Надинн, вам не пригодится ли пять бочек селедки?

– Соленой? А мне куда? Жарить?

– Пустите на винегг'ет. Как это? Г'усский чизбургер. Надинн, у вас когда рыбное меню в кафе, я это аж через два квартала чую.

– Пану Заможскому всё подвластно: он торгует и ломом цветного металла, и фейерверками, и зубными щетками, и автопокрышками, и тентами.

– Надинн, у меня к вам предложение!

– Не руки и сердца?

– Нец, чито вы. Почему бы вам не открыть минипекарню? Я поговорил с несколькими студентами, и они согласны вам помочь.

– Кхм, это вероятно означает, что Юра уже её привез, а Шура уже во всю её монтирует?..

– Юрась, водочки? А что милой даме?

– Сок из шпината и моркови.

Эдвардо поворачивается к официанту:

– Зайчонок, милый, ты слышал? Выдави немножко овощного сока и улыбку поискреннее – получишь на чай! – оборачивается к Наде, протягивает стаканчик, – Надюша, а ты по-прежнему, серьезно, никого не ешь? Даже теперь? А это не опасно? Есть же незаменимые аминокислоты, липиды, хотя, кто их знает, я в этом слабо разбираюсь.