Кризис власти-1. Что-то типа междуцарствия и темных веков. По стране носятся орды гопников, Ксафа делает мило ручкой – и оказывается в кресле Константа, – как – кстати. Военная акция «Кулак ярости» завершается тотальным успехом. Виго прекращает стенать и лить ручьи слез по павшему товарищу – и вскакивает в постель новенького диктатора.

Выстрел Авроры.

В милое болото Мораньи был направлен тираном его талантливый-стерва-ученик Никки (на стажировку). Это было холостым выстрелом по Зимнему, который, однако, отозвался лавиной в горах. Потому что Никки напел Ксафе, что покуда праотец не повержен (и его первейшие сподвижники – Виго и Шур, так сказать, его "первенцы"), то нечего и думать о безопасности и независимости этого анклава. Ксафа выслушал и сразу проголосовал "за". Виго он отправил ковыряться в залежах урана, а Шу оказался пленником своей глупости.

Свершилось ужасное злодейство, Великая Битва Пятерых Смелых. В какой-то момент безголовая шайка рукоблудила самостийно. Никки, конечно, забавлялся как мог, дергая ниточки Ксафы, наивно полагавшего, что теперь-то он уже един хрен у кормила. Ребята неуёмно баловались со стихиями и киборгостроением, добились небывалых высот, и покатилась их тележка под уклон. Нация отмирала без подпитки олдовой черной магией. В одиночестве все пробужденные тени, иллюзии, вновь обратились в таковых. Ангельский наш диктатор Ксафа укусил себя за локоть и полез в Старый Мир клеить новые ласты. Делегация упырей с бусами, одеялами и огненной водой полезла ущипнуть жирной индейки. Вообще весь тот мир накрылся медным тазом, рассыпался, схлопнулся. И никаких тимпанов-тамбуринов.

Тонкая красная линия

Вместо четырех миллионов мертвых душ (формально и буквально), в Австралийскую резервацию ахнули пара тысяч клонов. «Синие Ромашки» должны были бы выпустить облигации к юбилею. Шу и Ксафа обернулись знатными коммивояжерами, агентами бродячего цирка АКА "Изгнанники Мораньи". Они ездили с просветительскими лекциями и показом занимательных слайдов по городам и весям, пропихивая новый колин проект – освоение Красной планеты кровососами. Там они и впрямь осели надолго, колония их процветала, торговала с Землей. Ксафа вроде был помилован и водворился на трон. Дуумвират сохранялся, т.е.больше не было Великого Константа.

Меня так и подмывало подбавить красок и жестов в Моранью. Сделать этих солдафонов чуточку живее: хромыми, шепелявыми, одноглазыми. Или, наоборот, обозначить их стигматами Потустороннего мира?

Моранья неузнанная, крепко стоящая на рельсах неувядаемого прогресса, запечатанная тройственным союзом вертикали власти, обреченная на зенит славы и гибель. О! Питайся ею и молчи. Ибо – регламент. Детище киберостроения. Куда как страшно нам с тобой, товарищ…

Во всем виднелась некая однобокость цивилизации. Они не знали бороны и плуга, не освоили воздух. Все населенные пункты были соединены однорельсовой дорогой, вертигер, поднятой над землей. В этом мире не было никаких животных. Скотом здесь были люди, вымирающее, задыхающееся племя. Инженерная мысль времен второй смуты породила рельсовые царь-пушки, одним выстрелом способные превратить вражеский город в пыль. Впрочем, они ни разу не использовались, потому что все руководители этого проекта были сосланы на работу в глубинные шахты и уже не вернулись оттуда. Трудящиеся питались синтетической органикой из выращиваемых плодов (3 урожая в год), а их правящий класс поддерживали себя инъекциями из определенным образом переработанной крови плебеев. Уж такая у них была диета, ни обрадуешься, из-за унаследованного от первопредка вируса (?). Если товарищи управленцы соблюдали режим, то чувствовали себя полубогами. В противном случае теряли всякое человеческое обличье, испытывали боль, слабели, солнце жгло их, а в тяжелых случаях они впадали в кому. Но до такого состояния никто себя не доводил. Это могло быть лишь наказание, пытка.

Впервые я не знаю, что писать. Потому что всю первую главу можно уничтожить, уличив во лжи. Весь тот мир – иллюзия, ein illusion. За пределами гор Урвэрвэ нет никакой сферической каменной планеты, нет луны и солнца, вообще ничего нет. Все эти народ, эти вырожденцы-упыри и их прихвостни – всё летО, мАра. То, как оно выглядит для каждого зрителя-участника игры, видится по-своему, т.е. Моранья субъективна. Поэтому одну и ту же историю все участники мелодрамы будут рассказывать по-своему. Потому для каждого тут свои ассоциации об увиденном. Ниневийские львы и крылатые быки Ассирии, Вавилония, сталинский ампир, Римская республика. Что же дальше? Придется всё равно пасть жертвой собственных фантазий, потому что в печенках печет, как страшно охота выговориться, вновь и вновь, строго по плану, господа, как есть.

Этот милейший во Вселенной предатель, Ксандр, источал аромат, запах тех самых "съешь их немедля эти пышные вкусные булки", корица и ваниль, нотка гвоздики и миндаль. Он состоял в центристском отделении ультраправого крыла левых консерваторов. Дипломат: человек и саквояж. «Разве не выполнял я свою работу добросовестно?»

Виго же обладал природным кисловато-теплым что ли запахом, вроде печенки в сметане. Особенно это чувстовалось, коли по долгу службы он по нескольку суток не разувался, день и ночь в сапогах. Осень – время грустных мыслей. Отладить бы им всем микросхемы, этим бригадно-маршевым взводам жертвенных овец.

Купола города Мууурун матово поблескивали в свете белого дня. Погода стояла хорошая уже вот вторую пятидневку, ничто не предвещало беды, что небосвод расколется уродливой черно-огненной пастью с фиолетовыми венами молний, и вопреки всем знакомым с пеленок законам ньютоновской механики, земля полетит в багровеющее больное небо. Мои коневоды поспешили принять меры. Время как бы утратило свои зримые свойства, относительно данной реальности оно прекратило движение, обернулось в точку. Обитатели могли сколь угодно долго мешкать, созывать съезды-конференции и симпозиумы, в итоге было велено эвакуироваться с нехитрым скарбом на Землю. Кордон существовал всегда. Через него осуществлялось непрерывное, очень медленное движение сквозь Пространство-Между-Мирами. Мир кривозубых кровососов, всеобщего равенства возможностей и чудовищной личностной деградации. Для Никки все миры – это процесс. Как водопад не место, не точка, не природный памятник, но всего лишь время. Что могу я сотворить, если буду постоянно оглядываться на Шварца, Гессе? Я просто сверну себе шею.

Река Кытат свинцовый груз воды своей катила по долине будто исполинский ледниковый бульдозер. Воды её холодны и смертельно-безжизненны.

Пахнет мокрой псиной и ржавчиной. О, нет- кровью. Контрреволюция? Полноте, неуместная шутка.

– Виго не человек.

– Позвольте, кто же он?

– Опытный вагоностроительный завод.

– Виго – порядочный человек. Чего не скажешь о редкостных мерзавцах из числа нам обоим знакомых. Я его уважаю и люблю.

– О, да! Но уже не настолько крепко, чтобы не наказывать за измену Родине?

Киборг несколько заметных секунд выглядел сбитым с толку. Он тяжко вздохнул и прикрыл половинку личика веером.

– Вот ты опять сбрасываешь в одну корзину плоды с разных деревьев. Где логика?

– Да, вот такой я неудобный оппонент, хаха.

– Ты знаешь, для меня бессмертие не цель, не груз, а инструмент. Провинность Виго Сечи – преступление против закона. И приговор един для всех.

– Уг, ну, ну, ты не сумел его спасти, потому что для тебя незыблемы параметры функций. Даже исключительный случай – всего лишь ошибка в системном уравнении. Виго – единица во множестве. Ничто.

– О, прекрати! Или я рассержусь.

– А что, что? Скажи! Ну же?

– Нет.

– Ну? Да че? Ну май, бун. Примэрь прэжин опомэрь пыркэлаб урлоп армаш тхорз…

– Вынужден засвидетельствовать, увы. Твоя тактика построения беседы всё та же. Чтоб тебя понять, полагаю, надо быть шизофреником. Ты даже теперь видишь в каждом слове, шаге угрозу и соперничество.