Вдел в брюки ремень, усмехнулся, обернулся лицом к любимой. Спросил:

– Тебе не надоело, что мы всё переезжаем с места на место?

– Обзаведись ты домом, садом, покажется ли мне это место раем?

– Со мною в придачу? Вряд ли. Ты прости, доамна мя, раз мы в России, я просто обязан посетить-проведать несколько могилок.

– Ты в праве, арзаньок. Когда-нибудь, лет через восемьдесят-сто, и на мою не забудь заглянуть, окей?..

***

До боя курантов осталось еще три часа. Тут в дверь осторожно стукнули. Раз, другой. Женя вопросительно посмотрел на Шурика, Молохов заорал с кухни в темноту незваным гостям:

– Кто там?!

Женский голос, какое-то бормотание: «Свои, откройте! Букурче, арулуй, ну, нумай, небун…»

– Свои в такую погоду дома сидят.

– Я открою. Это, наверно, бабка Нюра в компании местных выпивох… Шампанское понравилось…

Немая сцена.

– Работы нет, жилья нет, денег нет, имени даже нет. Думаю, одно спасение – попытаю счастья по твоему старому адресу. Мало ли, никто не позарился на такую хибару. Шаримся во тьме, вдруг вижу – твой силуэт в окне!

– Здравствуйте. Вы – Влад? Вы так чисто говорите по-русски.

Ласло склонил голову, глядя сверху вниз на Женю.

– Бунызиу. Это, между нами, мой родной язык.

На Женю свысока глядел тощий, длинный мужчина с до синевы выбритым лицом, с орлиным носом, впалыми щеками и густыми изломанными бровями, нависающими над глубоко посаженными глазами. Он был одет в куртку защитного цвета, военно-маскировочного, но летнего, зеленого окраса. Капюшон с меховой оторочкой съехал на сторону, держался на одной пуговице. В ярком свете галогеновой лампы видны были все его морщинки и неприятный, тревожащий взгляд, улыбка-оскал.

За ним в комнату вплыла гордо высокая, как буфет, и грациозная, как королевская кобра, темнокожая женщина в синем и красном. Оба увешаны кульками словно гималайские шерпы.

– Чтоооо!? И ты еще тут?! вот ведь хрень какая! Всё должно случиться в один момент! Это мой дом. Не хватало мне тут этого…

– Сбавь обороты, Шур. Я что ли виноват, что Бэзил возьми и помри? А ты колоссально устроился! Наконец-то выкинул всё это барахло. Не поверите, я лет сто уговаривал его вынести мусор. Это как притча о елке. Знаете?..

– Нет!

Прислонил палку-клюку, на которую опирался, в уголке. Он ходил, опираясь на палку. Не на вычурную барскую трость, а потертую клюку, какие выдают нищим в муниципальных гошпиталях. Снял куртку, скинул остроносые ботинки – тряпочные апельсиновые штиблеты, явно не по погоде. Под одеждой охотника-рыболова скрывалась экзотичная черная косоворотка, полудеревенского, полувоенного вида. Ремень со здоровенной металлической бляхой, изображающей мальтийский крест, поддерживал темно-синие брюки в узкую полоску. Такой наряд делал его и без того тощую, длинную фигуру еще более скелетообразной, величественным черным восклицательным знаком. Он шел без головного убора, и мокрые от снега волосы теперь топорщились ежиком на макушке. Он без остановки и без результата приглаживал их правой ладонью, на которой не доставало у безымянного пальца двух фаланг. Он прихрамывал на левую ногу, видимо, ему трудно было сгибать колено. Осмотрелся по-хозяйски, вертя головой как на шарнире, растягивая в улыбке бледные тонкие губы, но не обнажая при этом зубов, как часто делают люди с неправильным прикусом. Женя заметил, что вопреки ожиданиям, у Принца Пиявок не то что бы клыки были нечеловечески крупными и острыми – на месте клыков зияли лакуны. Ласло заметил, что Женя смотрит ему в рот, усмехнулся, поманил пальцем.

– Я как знал, что ты явишься. Сердце чувствовало.

– Не прогонишь?

– Оставайтесь. Разве что ради праздника. А надо бы…

– Не боитесь меня, Евгений Борисович? Говорил вам Шур обо мне? Что, только хорошее? Это правильно. О мертвых… Табу.

Он развел руками, встряхнулся.

– У вас тут жарко, хорошо. Я разоблачусь?

Он снял рубашку, остался в черной майке. Стали видны многочисленные уродливые шрамы.

– Вы воевали, Влад?

Гость посмотрел на Женю снисходительно и грустно, снова как бы впервые замечая этого маленького, но такого прямого и крепкого, живого человека. Пауза. Ответил медленно, тщательно подбирая слова.

– Это имя краденое. Зовите меня Ласло. Это, конечно, тоже липа, но другого у меня нет. Да, я постоянно воюю. Сам с собою. Аиша! – нахмурился и заорал во всю глотку грубым прокуренным басом, не поднимая задницы с кривоногого табурета.

– Чтооо?! – отозвалась жена с коридора.

– Тортик в студию!!

– Чичас!!

– Шоколадно-вишнево-сливочный. Афродизиаковая бомба. И коньяк, Аиша!! КОНЬЯК!!! Встретим Новый Гоt в тесной дружеской компании. Никого не осталось, все рассосались.

Ласло сделал движения, будто ловил мух в пустоте. (Где водка? – граф спросил графиню. В графине, говорит жена. Граф, присмотревшись, понимает – пьяна.)

– Чё ты к Белке не поехал?

– Так ведь он же не понимает всей прелести советской елки! Он признает лишь своё затхлое пресное католическое Рождество. И вообще.

– Что это?

– Ключи от дачи в Кэлимане.

– Где? Это что, Удмуртия?

– Нет. Республика Румыния. Заварю я себе кофе. Еще я гематогена взял на отметить.

– Что это?

– Гостинцы. Брынза. Изюм. Мамалыга.

– А я всегда думал, что мамалыга – это каша.

– Нет, это хлеб.

***

Женя освободился немного раньше. Приходит в общагу – ничего понять не может. Нет никого, ни Молохова, ни Аишы. Пахнет ладаном, на кухне теплится свечка. В её свете сидит Ласло и пьет в одиночку. Правильно, медицинский спирт.

– Ты чего это?

– А? Хочешь, расскажу одну небылицу?

– Какую еще?..

Женя покрутил в ладонях наполовину опустошенный граненый стакан. Сел рядом. Подумал. Тоже немного выпил.

– Ну, давай. Она очень неприличная?

– Нет. Она как бы совсем не об этом. Это как бы легенда. Народное мифотворчество.

– Кого-то сжевал и похоронил?

– Да, устроил вечер памяти. Одного хорошего человечка. Среди психиатрической братии вообще редко случаются добрые люди. В основном, всякие напыщенные недоноски. Хорошо, что ты не настаивал брать Шура на работу по его первой специальности, мозговедом. Психиатр он на редкость х**вый. А свеча и ладан – в память о Льве Георгиче. Но легенда не об этом.

Они еще в тишине и сумерках выпили по-на донышке, не чокаясь. Сказание началось издалека.

– В одной горной стране есть зачарованное место. Найти его тяжело. Морои, саломонаре ищут его годами. Бывает – всю жизнь. Многие умирают в поисках, отчаявшись. Об этом рассказывают в пяти деревнях округа Арджеш, где свалиться в пропасть или заблудиться в пещере – едва ли не легче, чем наступить ногой в дерьмо. Оно выглядит как круглый плоский камень посреди гладкого как зеркало озера. Дойти туда надо в определенный день года. В определенный час. Потому что всё остальное время оно сокрыто льдом или водою. Но случается, что его ненароком обнаруживают пастухи. Вот они-то, понятное дело, и рассказывают эту красивую, грустную и невероятную байку. Если возвращаются. Потому что большинство не приходит назад с той горы.

– Что это за место?

– Оно дает вечную жизнь. В обмен на душу, конечно. Камень – это древний языческий алтарь. Он – тот жертвенник, на котором Авель убил кроткого ягненка, и который обагрил кровью брата Каин. Но он же – как бы крышка в бездонный колодец, вход в Ад. И в нужный день и час из гладкого как зеркало озера выходит бес в образе золотого девятирогого дракона и ложится на этот камень, и ждет очередного грешника. Ибо все грешны. И если ты трижды присягнешь ему – будешь жить вечно. Ни стрела, ни нож, ни рука человека, ни клык, ни коготь зверя, ни огонь, ни вода не убьют тебя. Ни огонь небесный, ни мороз, ни пуля. Ты будешь заговорен. Ты станешь видеть дальше всех, как орел. Ты станешь слышать чутко, как дикий зверь. Ты будешь неутомим и ловок. Много, много обещает без меры старый чорт с озера в краю, что венгры зовут Надьяшёбён. Чт`о бояться Страшного Суда, если ты и тогда не умрешь? В одну ночь в году туда на шабаш слетаются ведьмы и души проклятых покойников. Вот тогда какой-нибудь один смельчак, хитрец (или дурак) обязательно проследит и проберется на то зачарованное место. Еще, говорят, можно спросить у старухи-цыганки, и, если ты ей поправишься, или исполнишь также и её какое-нибудь поручение (обычно – убить кого-то и принести доказательство), она научит, как дойти и как ответить на вопросы девятирогого демона, чтобы спуститься с горы живым – и бессмертным.