Для взрослого, опытного волка такая необдуманная охота была непростительной ошибкой. Матерый зверь будет гнать добычу, будет бежать бок о бок с лосем, готовясь к завершающему прыжку, и никогда не промахнется, не ударит вскользь по плечу — удар придется точно по шее. Да и вряд ли опытный зверь решиться гнать лося летом по твердой лесной тропе, где лося почти всегда выручат длинные, быстрые ноги — для такого длительного гона волку нужны силы, а потому все летние охоты волков за лосями, как правило, ведутся иначе...
Хитрые звери устраивают засаду, ждут лося на тропе около вязкого болота, потом неожиданно окружают добычу и, не дав ей опомниться, гонят в топь, и только тогда, когда лось вязнет в болоте, теряет силы, в ход пускаются клыки.
Сомнений не было: на лосиху, что отстаивалась теперь в заливе, спасаясь от слепней и комаров, напали волки-переярки, не рассчитавшие свои силы.
Лосиха бродила по кустам неподалеку от нашей избушки несколько дней подряд. Когда слепни и комары донимали ее, она заходила в воду. Потом рана затянулась, лосиха ушла в тайгу, и неудачная охота волков-подростков мной постепенно забылась. Но теперь эти волки-подростки пожаловали чуть ли не к самой избушке и снова погнались за лосем.
По следам я не пошел — был уверен, что и эта охота волкам не удастся.
Наступил вечер, лоси как ни в чем не бывало снова пожаловали в свой залив, и я еще раз убедился, что ничего страшного в лесу в этот день не произошло — просто прошлогодние волчата прознали, где бродят теперь лесные быки и коровы, и отважились, по своей неопытности, попытать охотничье счастье именно здесь.
Прошло несколько дней, новых волчьих следов поблизости я не встречал и, посчитав, что никакая опасность не подстерегает в лесу мою собаку, отправился вместе с Бураном вверх по небольшому ручью, что тянулся к нашему озеру из глухого елового лога.
Ручей выходил из елового лога неширокой зеленой болотинкой. Болотника была здесь открытая, светлая, веселая, но дальше, где к ручью подступали сплошной корявой стеной сырые ольшины, она теряла зеленый цвет, темнела и смрадно чадила гнилой топью.
Я пробирался по болоту вдоль стены ольшаника, прыгая с кочки на кочку. Буран сразу убежал вперед и долго не появлялся. Мне оставалось совсем немного идти по кочкам среди корявых кустов — впереди уже проглядывался вершинами елок сухой взгорок, и тут около кривого ольхового куста перешли мою дорогу глубокие лосины следы-ямы...
Следы были старые, обветрившиеся, ямы, пробитые среди болотных кочек копытами лося, успели затечь коричневой грязью, а грязь успела загустеть. Лось прошел здесь несколько дней назад. Он шел ходко, не выбирая дороги, и, будто слепой, двинулся через кусты к черной топи... Куда он, там же трясина? Но лось, ломая кусты, все-таки шел в глубь болота.
Смутная тревога пришла ко мне: «А что, если это тот самый лось, которого недавно гнали волки?.. Неужели волки загнали его на болото?» И я, не разбирая дороги, прыгая с кочки на кочку, хватаясь за стволики ольшинок, продирался через непролазную чащу туда, куда ушел лось.
Болотное месиво хлюпало под моими сапогами, трещали обломанные мной ветки. Но вот, наконец, ольшаник начал редеть, и через редкие прогалы в ольховой стене стала проглядываться болотная часть.
На болоте никого не было. То ли лось разом выскочил к самой трясине, и трясина затянула его, не оставив никаких следов, то ли в самый последний момент лесной бык почуял смертельную опасность и кинулся в сторону от топи вдоль кустов вверх по ручью...
Я осторожно пробирался туда, где совсем кончались кусты и начинался рыжий мох топкого болота — мне хотелось все-таки дознаться, чем окончилась охота волков на этот раз. Теперь мне оставалось сделать всего два-три шага, чтобы увидеть болото во всю его ширину, и тут справа от меня, почти рядом, за кустами раздался хриплый, глухой рык...
Рык раздался так неожиданно, так резко ударил по настороженной таежной тишине, что я вздрогнул, качнулся назад, нога сорвалась с кочки и ушла по колено в гнилую жижу. Болото дальше и дальше тянуло вниз мою ногу, я старался вырвать сапог из трясины и в то же время старался не отвести глаза от медведя.
Медведь был рядом, нас отделяло всего несколько болотных кочек, всего несколько ольховых стволиков было между нами, а я из последних сил тянул из болота сапог и видел, как из пасти зверя, дрожа и отрываясь клочьями, падала вниз пенная слюна. Около медведя покатым, перемазанным грязью бугром торчал из болота круп погибшего лося.
Все-таки охота волкам на этот раз удалась. Лось завяз в болоте, и волки настигли его. Конечно, управиться с целой тушей два серых охотника не могли. Все, что осталось от пира, было брошено на болоте. Эти-то останки лесного быка и разыскал медведь.
Уже потом, вспоминая подробности неожиданной встречи со зверем, догадался я, что встретился именно с Лесником. Я помнил его взгляд исподлобья, тяжело посаженную голову, вечно прижатые к голове уши, тупую, угловатую морду и не по-медвежьи широкий нос...
Лесник до этого был занят трапезой и, увлекшись, наверное, не слышал ничего вокруг. И я, продираясь через кусты, прыгая с кочки на кочку, тоже не слышал ничего, кроме хлюпанья болота под моими сапогами.
Медведь смотрел на меня, не отводя глаз и не унимая пенной слюны, бегущей из пасти. Конечно, мне нужно было тут же отступить назад или упасть на землю, демонстрируя свою покорность и прося извинения или пощады. Но назад дорога была только в топь, да и упасть по-настоящему я тоже никак не мог — болото по-прежнему крепко держало мою ногу.
Наконец я почувствовал, что нога начинает выходить из трясины. Я держался за ольховый стволик и тянул его на себя, стараясь выбраться на кочку. Если мне это удастся, я освобожусь от трясины, но в то же время еще на полшага сокращу расстояние между мной и рычащим медведем...
Уж что помогло мне в тот раз выбраться из болота и благополучно вернуться домой... Может, помогло мне само болото — ведь медведь тоже вяз в трясине и не мог, как на сухом месте, разом подняться на задние лапы и обрушиться на непрошеного гостя? А может быть, Лесник все-таки помнил меня и ради прежнего знакомства пощадил человека, да еще попавшего в беду.
Мне трудно было ответить на эти вопросы — я мало что запомнил из того, как проходили первые минуты нашей встречи... В конце концов я все-таки выбрался на кочку и, так же, не спуская с медведя глаз и стараясь не выдать свой испуг, оказался еще на одной кочке. Потом меня выручил случайно попавшийся под руку березовый стволик. Когда я шел по болоту, этой березки я не видел. Но она оказалась вдруг совсем кстати — я ухватился за нее и отступил от медведя еще на шаг. Расстояние между нами увеличилось, стало чуть легче, и следующий шаг назад я сделал уже более уверенно.
Когда голова зверя скрылась за кустами, я считал себя почти спасенным и только молил бога, чтобы моему спасению не помешал Буран: «А вдруг этот пес явится сюда именно сейчас и, конечно, ни в чем не разобравшись, с визгом кинется на медведя?» Кусты все плотней и плотней закрывали от меня болото, и вот за кустами уже не видно бурого пятна медвежьей шубы. Кочки попадались чаще, были выше и суше, и я отступал все быстрей и быстрей.
Наконец я выбрался из кустов на то место, где встретил следы лося. Я был спасен. Я мог повернуться теперь спиной к болоту, к медведю и почти бегом мог уйти от опасного места. Но нервы у меня тут же сдали, и я, вместо того чтобы уйти подальше, присел на кочку и потянулся в карман за табаком. Табак был на месте, но спички промокли. Я отшвырнул спичечный коробок и вспомнил опасливо, что Буран в любую минуту может вернуться сюда и затеять с медведем драку. Я поднялся с кочки и, еле передвигая ноги, поплелся к своей избушке...
Дома я с трудом стянул с себя сапоги. В сапогах была грязь, и их пришлось мыть и сушить, а портянки, брюки и куртку, перепачканные в болотной грязи, пришлось долго полоскать в озере. Развесив на кустах мокрую одежду, я присел на порог избушки, долго смотрел на вершину седой осины, что высоко и раскидисто поднялась над крышей лесного домика, и все еще не верил тому, что совсем недавно произошло на краю топкого лесного болота.
