Шань-бо бранил себя и всё ускорял шаги.

Ин-тай недаром глядела из своего окна на дорогу. Она еще издали увидела Шань-бо и бросилась по лесенке вниз, чтобы встретить его.

Но отец остановил её.

— Куда ты спешишь, дочка? Три дня ты не выходила на мой зов из своих комнат. Что же случилось теперь?

— Отец, — отвечала Ин-тай, — к нам в дом идёт мой названый брат Шань-бо из семьи Лян.

Старый Чжу покачал головой.

— Наконец-то я понял, почему тебе не мил жених из семьи Ма. Если уж этот юноша пришёл в наш дом, я позволю тебе повидаться с ним. Ведь он был твоим названым братом два года, — нехорошо отплатить ему неблагодарностью. Но ты сама должна сказать Шань-бо, что скоро станешь женой другого.

— Я не скажу этого Шань-бо, — ответила Ин-тай, — потому что никогда не выйду замуж за Ма.

— Неужели ты хочешь принести несчастье своему названному брату? Губернатор могущественный человек и не простит такого оскорбления. Он обрушит свой гнев на Шань-бо. Обвинить человека из небогатой семьи легко. Его закуют в колодки и бросят в тюрьму.

Голова Ин-тай поникла, и она прошептала:

— Я скажу Шань-бо, что выхожу замуж за Ма.

Ин-тай ждала Шань-бо, Шань-бо спешил к Ин-тай, но встреча принесла им не радость, а горе. Оба они знали, что видят друг друга в последний раз, и всё не могли наглядеться.

— Сестрица Ин-тай, — говорил Шань-бо, — смотрю на тебя — ты словно воздушный змей с перерезанной ниткой. Всё выше поднимается змей в небо и скоро скроется за облаками!

— Братец Шань-бо, — отвечала Ин-тай, — змей с перерезанной ниткой летит, куда хочет. Твоя бедная сестра — птица, посаженная в клетку!

— Я шёл к тебе и слышал крик сороки, вещающей счастье. А когда пришёл, услышал карканье ворон, что пророчат мне смерть.

— Нет, братец Шань-бо, я хочу, чтобы ты долго жил; может быть, ты полюбишь другую девушку и будешь с ней счастлив.

— Сестрица Ин-тай, я никогда не полюблю другую. Ты скоро услышишь весть о моей смерти. Я попрошу, чтобы меня погребли у дороги, ведущей от дома Чжу к дому Ма. Пойдёшь ли ты из дома мужа в дом отца или из дома отца в дом мужа, ты навестишь и мою могилу.

— Тогда вели родным высечь на могильном камне красные и чёрные иероглифы. Красным пусть напишут — «Ин-тай», чёрным — «Шань-бо». Если нам не суждено соединиться в жизни, в могиле мы будем вместе.

С этими печальными словами они расстались.

Шань-бо с трудом дошёл до своего дома, лёг на циновку и больше не вставал. Он заболел той болезнью, что излечивается только одним лекарством — надеждой на счастье. Шань-бо не на что было надеяться. Он проболел всего несколько дней и умер.

Родители Шань-бо исполнили его последнюю просьбу — похоронили сына у дороги между домом Чжу и домом Ма.

Когда Ин-тай узнала о смерти Шань-бо, она поняла, что ждать ей больше нечего. И она уступила настояниям отца.

Свадебная процессия двинулась от дома Чжу к дому Ма. Впереди шли трубачи и барабанщики, за ними слуги, за слугами ехал на коне жених Ма, сын губернатора. За женихом несли разукрашенный паланкин с невестой.

На середине пути Ин-тай остановила носильщиков, вышла из паланкина и подбежала к могиле.

— Возьми меня к себе, братец Шань-бо, — крикнула Ин-тай, — ведь мы с тобой обещались всегда быть вместе.

В тот же миг в небе блеснула молния, грянул гром. Могила раскрылась, и Чжу Ин-тай бросилась в неё. Напрасно старались удержать её носильщики паланкина, в руках у них остался только клочок одежды.

Тучи рассеялись, засияло солнце и над землёй встала семицветная радуга. А из могилы выпорхнули две мандаринские уточки.

Таких уточек зовут неразлучницами. Они не могут жить друг без друга. Умрёт одна — умирает и вторая.

Царь птиц — мудрый феникс — праздновал день рождения. Чтобы пожелать фениксу десять тысяч лет жизни, в его дворце собралось великое множество птиц. Прилетели тонконогие аисты, чёрные журавли-цангуа, серебристые фазаны, розовые пеликаны-тиху и еще много-много разных маленьких и больших птиц. Даже угрюмая сова-отшельница решила покинуть своё дупло, где и в самый солнечный день царил мрак и уютно пахло сыростью.

Во дворце было весело и шумно. Нежно щебетали иволги, заливались жаворонки, важно и громко каркали вороны.

Царь птиц — мудрый феникс — сидел на троне и благосклонно выслушивал пожелания счастья и долголетия.

Вдруг он увидел жалкую, ободранную птичку, без единого пёрышка на маленьком тельце. Птичка забилась в самый дальний уголок, словно понимая, что ей не место на этом пышном празднестве.

— Что это за птичка? — спросил феникс у двух белых павлинов, охранявших его трон. — И почему у неё нет перьев?.

Павлины плавно повернули к дальнему углу свои головы и ответили:

— О, это всего только птица улинцзы. Не знаем почему, но так уж повелось издавна — все улинцзы вылупливаются из яйца совершенно голые, да так и ходят потом всю жизнь. Ей, конечно, не следовало появляться во дворце. Птица без перьев! Да это просто неприлично. Позволь нам её прогнать.

Но феникс пожалел птичку улинцзы. Недаром он считался мудрым, — ведь мудрость и доброта всегда живут вместе. Он махнул крылом — и все вокруг замолчали. Тогда феникс сказал:

— Остроклювые! Взгляните на птицу улинцзы. Небо обидело её. Исправим несправедливость! Пусть каждый вырвет у себя по одному пёрышку и подарит ей.

И вот все птицы вырвали у себя по пёрышку и положили перед птичкой улинцзы.

Целый ворох перьев — красных, жёлтых, зелёных, синих, отливающих серебром и золотом, гладких, в полосочку, в крапинку — вырос перед голой птичкой.

— Неужели это всё мне? — пискнула улинцзы, не веря своему счастью.

— Тебе! Тебе! — защебетали птицы.

Тогда улинцзы оделась в пёрышки и побежала к бассейну, чтобы полюбоваться на своё отражение в хрустальной воде. Она закидывала головку, вертела ею вправо и влево, переступала ножками, расправляла крылышки. И чем дольше она любовалась собой, тем больше себе нравилась. Наконец она не выдержала и громко запела.

— Чжи-чжи-ча! Чжи-чжи-ча! Обратите внимание на мой хвост и на мою спинку, на мою голову и грудку! Ни у кого на свете нет таких красивых пёрышек! Чжи-чжи-ча! Чжи-чжи-ча! Кто взглянет на меня хоть раз, не захочет смотреть на павлина и попугая. Подобной мне не найдётся во всей Поднебесной!

И, презрительно вздёрнув клюв, птичка улинцзы повернулась хвостом к гостям феникса.

Птицы рассердились.

— Вы только посмотрите, как она расхвасталась! На нас и глядеть не хочет. Забыла, что пёрышки-то наши! Отберём назад свои nepья!

Птицы окружили хвастунью, и каждая вырвала свой подарок.

— Правильно! — сказал феникс, который был не только добрым, но и справедливым, как полагается мудрецу. — Пусть навсегда остаётся такой, какой пришла сюда!

Так птица Улинцзы и осталась без перьев.

Может быть вы скажете, что всё это только небылица, что птиц без перьев никто никогда не видел. Это неудивительно. Неужели, после того, что произошло в день рождения мудрого феникса, улинцзы посмеет кому-нибудь показаться на глаза!

Вот что рассказывают. Жил некогда мальчик, по имени Ма Лян. Мать и отец его умерли, когда он был еще маленьким, и мальчик кормился тем, что собирал хворост на продажу да помогал крестьянам косить траву.

Больше всего на свете Ма Лян любил рисовать. Но вот беда — у мальчика не было ни одной кисточки, — ведь кисти стоили очень дорого.

Проходил однажды Ма Лян мимо школы, заглянул в открытую дверь и увидел, как учитель водит кистью по бумаге. Учитель нарисовал двух фениксов на ветке, потом в верхнем углу написал мудрёные красивые иероглифы. Мальчик так загляделся, что и сам не заметил, как переступил порог школы.