— Ты ее телохранитель, — говорит она. — Рэйлан?

— Верно.

— Я Несса.

— Я знаю, — говорю я. — Риона часто говорит о тебе.

— Правда? — говорит Несса, ее глаза светятся от удовольствия.

— Да, — говорю я. — Намного больше, чем о Каллуме. Он ей вообще почти не нравится.

Несса смеется. Ее смех выше, чем у Рионы, но темп тот же.

— Ты забавный, — говорит она. — В этом есть смысл.

— В чем?

— Риона притворяется такой серьезной. Но она любит смеяться… ты просто должен заставить ее.

— Я понял это со временем, — говорю я. — Она не любит делать что-то просто так.

— Лучше не говорить об этом слишком громко, — улыбается Несса. — Вдруг она нас услышит.

— Я бы не осмелился сказать за ее спиной то, что не сказал бы ей в лицо.

Несса смотрит на свою спящую сестру, ее лицо полно нежности. Затем она прикусила губу, выражение ее лица снова стало озабоченным.

— Бедная Риона, — говорит она. — Она была так близка с дядей Ораном… Я не могу поверить, что он мог так с ней поступить.

Я думаю о том, что сказал Фергус. И я думаю, что бы я хотел сделать с Ораном, если бы он был жив. Фергус прав. Оран легко отделался, выстрелом точно между глаз.

Несса видит убийственное выражение на моем лице. Это не пугает ее, а, кажется, радует.

— Я рада, что ты здесь, — говорит Несса. — Ты собираешься остаться здесь с ней?

— Да, — говорю я твердо. — Я никуда не уйду.

— Хорошо, — говорит Несса. Она наклоняется и нежно целует Риону в щеку. — Скажи ей, что я пришла повидаться с ней, — говорит она. — Я приду еще раз после обеда.

— Я скажу ей, — обещаю я.

Я рад, что буду единственным в комнате, когда Риона наконец проснется. Я бы не хотел сидеть сложа руки и позволить остальным толпиться вокруг нее. Не хотелось бы пытаться скрыть то, что я чувствую.

Когда ее веки открываются, первое, что она видит — это мое лицо. Я наблюдаю за ее выражением. Я вижу облегчение и счастье в ее глазах.

— Рэйлан, — шепчет она.

Ее голос хриплый из-за трубки, которую ей вставили в горло.

— Ты не должна говорить, — говорю я ей.

— Да, я должна, — говорит она.

Я беру стакан с ледяной водой, который оставили медсестры, и подношу соломинку к ее губам, чтобы она могла сделать глоток. Когда она проглотила воду, ей стало легче говорить.

— Ты спас меня, — говорит она. — Опять.

— Ты спасла себя, — говорю я ей. — Ты застрелила Орана.

Она хмурится, в ее глазах вспыхивает зеленый огонь.

— Этот мудак, — говорит она. — Он украл деньги, а не Джош.

— Я так и думал, — говорю я. — Я не думал, что ты застрелила его только за то, что у него плохой вкус на рубашки.

Риона хрипловато хихикает.

— Не шути, — говорит она. — Я не могу сейчас смеяться.

— Я ничего не могу с собой поделать, — говорю я. — Я сделаю все, чтобы ты улыбнулась.

Теперь она улыбается. Она протягивает руку и нежно касается моего лица.

— Я не могу поверить, что ты вернулся сюда, — говорит она.

— Ради тебя я готов пойти куда угодно, Риона. Я готов на все. Я знаю, что мне, наверное, не стоит говорить тебе об этом. Тебе ничего не нравится, если это слишком легко. Но это правда — ты обвела меня вокруг пальца.

— Я могу сказать тебе то же самое, — говорит она, выгнув одну бровь идеальной формы. — Я знаю, что значит Лонг Шот.

— Да? Ну, ты была самым длинным выстрелом, который я когда-либо делал. Как ты думаешь? У меня получилось?

— Да, — она пытается сдержать улыбку, но не может. — Я не знаю, как ты это сделал, но ты попал в яблочко.

Я не могу перестать ухмыляться. Мне приходится наклониться над больничной койкой, чтобы поцеловать ее. И то, что должно было быть нежным, осторожным поцелуем, превращается в нечто гораздо более жесткое и глубокое. Потому что меня захлестнуло слишком много эмоций — облегчение от того, что эта женщина, которую я обожаю, находится в моих объятиях в целости и сохранности. Счастье от того, что она хочет видеть меня здесь. И это сильное желание, которое разгорается от мягкости ее губ и запаха ее кожи. Желание, которому наплевать, что она застряла в этой постели с капельницей в руке. Я все еще хочу ее. Я хочу ее так, как никогда ничего не хотел.

Я не знаю, что бы я сделал, если бы медсестра не прервала нас.

— Не раздавите пациента, — говорит она мне. — Ты знаешь, что я даже не должна была разрешать тебе остаться на ночь.

— Ну, вам бы понадобилось гораздо больше медсестер, чтобы вытащить меня отсюда, — говорю я.

— У нас есть медбрат по имени Барни, — говорит она. — Он был нападающим в Пенн Стейт.

— Хорошо, — усмехаюсь я, отступая назад, чтобы медсестра могла взять у Рионы показатели. — Не натравливайте на меня Барни.

Медсестры заставляют меня оставаться в больнице целых три дня.

Это почти невыносимо до такой степени, что, несмотря на мою благодарность за их прекрасный уход и все стаканы ледяной воды, которые они мне приносят, я могла бы серьезно с ними поругаться. Вот только Рэйлан рядом со мной, смеется и шутит, сглаживая мое раздражение от того, что мне в восьмисотый раз измеряют давление.

Он — моя опора. Единственный человек, который может смягчить боль, которую я чувствую, зная, что дядя Оран пытался убить меня. Это предательство, которое глубоко ранит. Не только потому что я искренне уважала своего дядю, но и потому что я так плохо оценила его характер. Это дало трещину в моем представлении о собственном здравом смысле.

Но я была права, по крайней мере, в отношении одного человека: мужчины, сидящего рядом со мной. Рэйлан прилетел в Чикаго, чтобы убедиться, что я в безопасности. Он спас меня, когда больше некому было это сделать. С тех пор он не отходит от меня ни на шаг, разве что почистить зубы или сходить в душ в моей больничной палате.

Мы так счастливы снова быть вместе, что только об этом и говорим.

Мы не обсуждаем нависший вопрос о том, как нам оставаться вместе в течение долгого времени. Я знаю, что семья Рэйлана хочет, чтобы он вернулся домой. Но моей семье я нужна здесь, как никогда. После смерти дяди Орана я нужна им, чтобы возглавить юридическую фирму. Не просто, как партнер, а как управляющий партнер. Она не может достаться никому другому, только члену семьи можно доверить наши самые уязвимые секреты.

Есть и более срочная причина, по которой мне нужно выбраться из больницы: я не хочу пропустить свадьбу Данте и Симоны.

Она будет маленькой и закрытой, на ней будут присутствовать менее двадцати человек. Включая меня и Рэйлана.

Доктор Вебер настаивает на проведении сотни анализов, прежде чем мне разрешат уйти. В конце концов, он приходит к выводу, что у меня может быть легкое повреждение печени, но в остальном я не пострадала от попытки отравления дяди Орана.

— Следите за потреблением алкоголя в течение следующих нескольких месяцев, и, надеюсь, все повреждения заживут, — говорит доктор Вебер.

— Я полагаю, это не включает вино, — говорю я ему.

— Это определенно включает вино.

— А как насчет скотча?

Он невесело качает головой.

— Я прослежу, чтобы она вела себя прилично, — говорит Рэйлан.

— Теперь ты будешь охранять меня от спиртного? — говорю я, бросая на него недоверчивый взгляд.

— Если это то, что я должен делать.

Я откидываю волосы назад на плечо.

— Хотела бы я посмотреть, как ты попробуешь, — холодно говорю я.

Рэйлан хватает меня за руку и притягивает к себе, так что мое тело оказывается прижатым к его широкой груди. Его щетина царапает мою щеку, когда он наклоняется, чтобы прошептать мне на ухо.

— Не думай, что ты в безопасности, только потому что мы в Чикаго, дорогая. Если понадобится, я могу найти плетку для верховой езды.

Волна похоти, нахлынувшая на меня, почти выбила у меня землю из-под ног. Если бы он не держал меня железной хваткой за руку, я бы точно споткнулась.

Тем не менее, я смотрю в эти ярко-голубые глаза с самым надменным выражением.