Я чувствую аппетитные ароматы шипящей баранины и пузырящегося томатного соуса.

— Мы могли бы пробраться внутрь и перекусить… — шепчет Подрывник.

— Даже не думай об этом.

Наконец стемнело, и я уверен, что все уже закончили есть. Я вижу отблеск света фонаря в окне в юго-западном углу комплекса. Комната, которую использует Нур.

— Пошли, — бормочу я Подрывнику.

Я не хочу ждать, пока вступит ночной дозор. Я хочу действовать сейчас, пока все сыты и сонливы, пока солдаты, которые весь день наблюдали за комплексом под жарким солнцем, отсчитывают минуты до того момента, когда они смогут пойти покурить и выпить, поиграть в карты или пораньше лечь спать.

Мы наблюдаем за комплексом уже несколько дней. Я достаточно хорошо представляю, где размещены охранники и как выглядит схема их патрулирования.

Мы с Подрывником крадемся по черной лестнице.

Комплекс напоминает средневековый замок, большие, округлые камни, окна без стекол, прорезанные в стенах. Вместо стекол висит цветная ткань, чтобы пыль не проникала внутрь.

В таких местах нет кондиционеров. Они полагаются на кирпич или камень, а также на поток воздуха, чтобы сохранить в помещениях относительную прохладу.

Подрывник держится в стороне, а я высовываю голову из-за угла, проверяя, нет ли охранника. Он стоит у одного из окон, выходящих на улицу, его винтовка лежит прикладом вниз на каменном полу рядом с ним, ствол упирается в стену.

Небрежно. У этих людей нет никакой подготовки. Они достаточно свирепы против безоружных гражданских, против женщин и детей, но их чувство непобедимости незаслуженно.

Я подкрадываюсь к нему сзади и обхватываю его за горло, закрываю ему рот рукой и душа его. Я жду, пока он обмякнет в моих руках, затем осторожно опускаю его на пол.

Я снимаю с мужчины одежду. Он одет в камуфляж, с зеленым тюрбаном и обмоткой на лице, чтобы показать свою преданность. Он гораздо меньше меня, но, к счастью, верхняя часть одежды и брюки мешковатые, вероятно, вытащенные наугад из стопки униформы.

Я надеваю его одежду поверх своей, благодарный за тюрбан, потому что с его помощью я могу скрыть свое лицо. Когда я готов, Подрывник прикрывает меня, когда я подхожу к двери Нура.

Дверь подпирают два охранника. Эти двое знают, что лучше не опускать винтовки и не проявлять никаких признаков скуки. Если Нур поймает их на безделье, он пристрелит их сам. Или прикажет применить одну из своих самых изобретательных и отвратительных пыток.

В последний раз, когда его повстанцы взяли заложников за пределами Тарабы, он приказал отрубить им всем руки и подвесить на веревке. Половина заложников умерла от инфекции или потери крови. Нура это, похоже, не волновало.

Глядя в пол, чтобы спрятать лицо, я целенаправленно иду к охранникам.

— Сообщение для Нура, — бормочу я на канури.

Охранник справа протягивает руку за посланием, думая, что я принес записку или письмо.

Вместо этого я перерезаю ему горло своим ножом Ка-Бар.

Он беззвучно задыхается, подносит руки к шее, скорее от удивления, чем от чего-либо еще.

Охранник слева открывает рот, чтобы крикнуть, и замахивается на меня винтовкой.

Я блокирую винтовку рукой, зажимаю ему рот. Затем я наношу ему шесть ударов ножом в грудь.

Оба мужчины падают почти одновременно. Невозможно заглушить ни звук падения их тел, ни бульканье справа.

Я ожидаю, что Нур будет ждать меня.

Я поднимаю мужчину слева и держу его тело перед собой, проталкиваясь в дверь Нура.

Нур выпускает три пули в мою сторону. Две попадают в тело его охранника. Третья попадает в деревянную дверную раму рядом с моим ухом.

Бегу прямо на Нура, бросая тело охранника ему в лицо. Он отшатывается назад, спотыкаясь о пуфик и падая на роскошный марокканский ковер, расстеленный на каменном полу.

Я выбиваю пистолет из его руки, затем отхожу в сторону, чтобы Подрывник мог выстрелить в него. Подрывник стоит прямо за мной, к его винтовке прикручен глушитель. Он стреляет Нуру дважды в грудь и один раз в голову.

На Нуре не было бронежилета. Только свободная белая льняная рубашка, на которой пятна крови проявляются. Я слышу, как его последний глоток воздуха со свистом вырывается через дыру в легком.

Меня всегда удивляет, насколько человечны эти военачальники. Нур ростом около шести футов, мягкоплечий, с брюшком. Макушка лысая, волосы вокруг ушей покрыты сединой. Белки его глаз пожелтели, как и зубы. Я чувствую запах его пота.

В этом человеке нет ничего особенного или величественного. Он убил тысячи людей и запугал еще больше. Но сейчас он умирает скучно, без последних слов. Даже не сопротивляясь.

Мы с Подрывником ждем, пока он полностью не умрет. Я проверяю пальцами пульс, хотя по его стеклянным глазам уже вижу, что его больше нет.

Затем мы с Подрывником цепляемся за оконный карниз и спускаемся вниз по стене здания.

Мы планируем выбраться через дренажный желоб, куда работники кухни сбрасывают грязную воду и другие отходы.

Это не был мой первый выбор выхода, но у нас с Подрывником есть все прививки, так что, надеюсь, мы не подхватим ничего слишком неприятного.

Пока мы пробираемся через темный двор, охранники начинают меняться сменами. Минут через десять они найдут тело Нура. Они обязательно проверят своего начальника.

Мы с Подрывником проходим через узкий каменный коридор на кухню, когда он шипит:

— Лонг Шот ¹, посмотри.

Я хмуро смотрю на него в ответ, раздраженный тем, что он замедлился. Нет времени смотреть на то, что привлекло его внимание.

Тем не менее, я возвращаюсь к запертой двери. Заглянув в крошечное окошко, я вижу пять маленьких девочек, сидящих на голом полу. На них все еще школьная форма — клетчатые джемперы, белые носки и блузки. Их одежда удивительно чистая, похоже, они здесь недолго.

— Черт, — бормочу я.

— Что нам делать? — говорит Подрывник.

— Нам лучше вытащить их.

Подрывник собирается выстрелить в замок, но я останавливаю его. Я чувствую, как что-то отягощает карман брюк, которые я украл у охранника наверху. Порывшись, я нахожу связку ключей.

Я пробую каждый из них в замке и добиваюсь успеха с третьего раза. Дверь с визгом открывается. Девочки в ужасе смотрят вверх.

— Сидите тихо, пожалуйста! — говорю я им по-английски.

Я не говорю ни на хаусе, ни на йорубе, ни на игбо, ни на одном из других нигерийских языков. Для этой работы я выучил всего несколько слов на канури. Так что я просто молюсь, чтобы эти девочки выучили английский в школе.

Я не могу сказать, понимают ли они или просто испуганно молчат. Они смотрят на нас с Подрывником широко раскрытыми глазами и дрожат.

Я пробую ключи на кандалах вокруг их лодыжек, но ни один не подходит. Вместо этого я выковыриваю из стены камень и кладу сверху их цепи. Подрывник бьет прикладом своей винтовки, пока звенья не расходятся. Я не могу снять металлические путы с их лодыжек, но мы можем, по крайней мере, вытащить цепь.

Приложив палец к губам, чтобы напомнить девушкам, чтобы они вели себя тихо, мы тащим их по коридору на кухню. Подрывник заглядывает туда первым. Он подкрадывается сзади повара и бьет его по голове сервировочным блюдом, опрокидывая его на один из мешков с рисом, которые Камбар принес.

Я сбрасываю девушек в мусоропровод по одной. Пахнет чертовски ужасно.

Подрывник морщит нос.

— Я не хочу туда.

Я слышу крики на верхнем этаже здания. Думаю, кто-то только что нашел тело Нура.

— Тогда оставайся здесь и рискни, — говорю я ему.

Придерживая винтовку, чтобы она не упала в грязь, я спускаюсь в мусоропровод.

Я скольжу вниз по темному, грязному спуску, надеясь, что он не сузится. Я не могу представить себе ничего хуже, чем застрять в этом отвратительном месте, как пробка в бутылке. К счастью, я проскальзываю до конца.

— Осторожно! — я кричу девушкам, не желая упасть на кого-нибудь из них.

Теперь их одежда грязная, испачканная жиром и протухшей едой. Я хватаю за руку самую маленькую из них и говорю остальным: