– Это правда, Эндри. Ты взрослый мужчина, а не мальчик, я же знаю… – опустила взгляд леди Иринэ, сложив испещренные морщинами и венами пожилые руки на коленях, – нужно научится отпускать и жить дальше…

– А чем я, по-вашему, занимаюсь, матушка? – обернулся Эндри к леди Иринэ, демонстративно взмахнув своим плащом. – Как мне? Идет?

– Главное, чтобы ты не промерз до костей, сынок, – вздохнула леди Каранай, поерзав в своем кресле. – Твой отец всегда мечтал, что его род, удостоенный чести стать знатным и лордским, разрастётся, как древесный корень в погожий день. Братья твои уже пустили ростки, а ты…

– Вы ко мне несправедливы, матушка, – поправляя свою одежку и проведя рукой по рыжей шевелюре, ответил Эндри Каранай, – я тружусь во славу отцовского рода, как могу. Иначе, послал бы меня Ричатт сюда, по столь важному поручению? – он не стал распространяться, что так и не уговорил лорда-хранителя Роллада пожаловать оспариваемые земли его старшему брату задаром. – Ни одно родовое древо, о котором мечтал наш покойный благороднейший отец милорд Эрвин, не вырастет, коль для него не будет достойной земли. Наследные вопросы, которые одарят наш род щедрыми земельными наделами, брат доверил мне. Это ли не труд на благо рода?

– Какой подвешенный у тебя язык, Эндри, – сварливо покачала головой леди Иринэ. – Пожалуй, хоть этим, наверняка гордился бы Эрвин.

– Отец наверняка будет благодарен моему труду, – сказал он матери. – И прелестный горный орел, герб нашего деда, будет почтенно реять на ветру!

– В такие моменты, ты звучишь, точь в точь, как отец. Сколько мечтательной надменности в твоих словах… – мать вновь откинулась на спинку кресла, глядя на него. Леди Иринэ была грузной, седой, уже сильно пожилой женщиной, однако, рассудок при всех годах не подводил ее. – Каждый из вас чем-то так походит на него…

– Иначе были бы мы его сыновьями? – улыбнулся Эндри. – Анварская кровь горяча и сильна. Семя рода Каранай будет жить долго.

– Да-да… – причмокнула морщинистыми сухими губами леди Иринэ. – И это тоже его слова. Как многое вы переняли у него, – голос ее вновь стал мягким. Леди Иринэ, вспоминая о муже, часто переходила на сантименты, даже тогда, когда в шутку поминала его ворчливость, вспыльчивость и горную анварскую горячую голову. – Ваш отец был человеком суровым, но одаренным. Ричатт взял от него умение махать клинком, тебе достались его сладкие речи, а Роддварту, пожалуй, его гордость и страсть. Словно бы вместо одного Эрвина Караная я подарила миру еще троих.

– И мы с братьями намерены не посрамить его имени, – горделиво поднял голову Эрвин, вспоминая отца. В памяти, каким Эндри его помнил, отец больше всего походил на Ричатта. Суровый, высокий, широкоплечий, с мощной темно-рыжей бородой в молодости и почтенной сединой, сменившей ее в преклонные годы. Грозный взгляд исподлобья и излюбленная им папаха козлиной шерсти, белая, в цвет старческой бороды.

– Уж постарайтесь, – покачала головой почтенного возраста леди Каранай.

– Так… – подхватил он мешочек с серебром, убирая его во внутренний карман за пазуху, – мне нужно спешить, матушка. В порт.

– Я помню, – кротко ответила леди Иринэ. – Не промерзни!

– Не предоставлю ветру случая, – улыбнулся ей мужчина, – не скучайте, матушка. Надеюсь, я не задержусь надолго и добуду нам корабль.

– Добудешь, как же иначе, – улыбнулась мать, потянувшись за пяльцем, иглой и красной пряжей, принявшись коротать время за вышивкой, в которой леди Иринэ знала толк поболее многих других дам.

Эндри надеялся, что не запоздает, так долго подбирая себе наряд. Сир Кельвин Стонфист пообещал им с Редмаунтом встретиться неподалеку от постоялого двора, в котором они остановились и, который, он же, посоветовал своим гостям. Каранай подозревал, что не просто так. Сир Кельвин был явно знаком с хозяином и его женой, отчего те сделали им с Редмаунтом уступок в цене комнаты за ночь. Вышло и правда выгодно, что, безусловно, не могло не радовать. Хорошо иметь знакомых, родственников, друзей и побратимов, которые могут подсобить в нужный момент. А Кельвин Стонфист, будучи сыном королевского кастеляна, знал многих здешних.

Больше всего Эндри волновало, какую цену запросят у него северные мореходы за то, что они могли бы занять место на их корабле. Он редко имел дело с северянами. А тем паче, с северянками. Их женщины были мореходами вровень с мужчинами и Каранай даже не представлял, что из всех тех слухов, ходивших о них, было правдой или хотя бы не ложью.

Закрыв за собой, мужчина набрал воздуха в грудь, собираясь с мыслями и нервно проверив, точно ли он не забыл серебро. Нет, оно было за пазухой. Постоялый двор, где они ночевали, был действительно убранным и дорогим. Сир Стонфист честно сказал, что за такую цену, которую тут у него потребуют, все будет стоить того. И Эндри был согласен. Это было лучше, чем заночевать в каком-то вшивом кабаке, полном челяди.

У дверей, переминаясь и о чем-то судача, стояли охраной Том и Тим Тонны, два бугая, которых приставил к ним охраной брат его Ричатт. Они были мощные молодцы, широкие, как шкафы, сильные, как быки, но тугие, что скорлупа заморских орехов. Завидев Эндри, Тонны тут же выпрямились.

– Господин Эндри! – выпятил грудь вперед Том.

– Милорд Каранай! – притопнул ногой Тим.

Оба они были на одно лицо и средний из сыновей леди Иринэ никогда не мог точно их отличить. Даже по характеру и сообразительности Тим и Том были примерно на одном и том же ослином уровне. Но им было не занимать верности, силы и твердости духа. Этим их ценил Ричатт и потому доверил охрану матери и брата именно им. Эндри не спорил в этим выбором.

– Я оставляю мать на вашу заботу, – с легкой серьезностью пригляделся к ним Эндри. – Вернусь, когда добуду корабль. Никого не пускайте.

– Дык кто-б еще сюда сунулся, завидев нас-то! – усмехнулся Тим.

– Любого отпугнем, как прикажете, господин Эндри! – поддакнул Том.

Покачав головой, Эндри поправил капюшон и, оставив двух этих боевых буйволов на страже, пошагал вниз по скрипучим ступенькам, исхоженным гостями постоялого двора. На нижнем этаже почти никого не было, только пьяный забулдыга дрыхнул за столом у окна и хозяйка сонно потирала кружки для эля за стойкой. Каранай не обратил на них внимания.

Скалы, на которых громоздилась королевская крепость, были видны даже отсюда. Портовый город на Грандстоуне, куда они причалили и где остановились, носил довольно звучное название Каменистый. И это ясно, почему. Берег и земля тут были сплошь из гальки да мелкого камня. На улицах никто не удосуживался положить плитку или засыпать ее чем-то. Потому ходить пешком, ездить на лошади и трястись на повозке из-за здешних дорог не доставляло никого удовольствия. Камни и есть камни.

Каменистый, вопреки тому, что являлся городом да еще и во владениях короля Мьора, был не чета не то, что Арвейдиану, а даже портовым городкам поменьше, Ишерону или Южному Арвиру. Серый, мрачный, мокрый, с чаще деревянными, нежели каменными домиками. Древесины на королевских островах было не меньше камня. Здешние леса славились крепкими дубами, березами и каштанами. Из них строили дома, но еще чаще – сбивали корабли.

На каждом острове архипелага бывала своя верфь, но на Грандстоуне, как подобает королевской земле, находились самые большие. Фарры гордились своим умением строить прочные и громоздкие корабли. В то время, как северяне чаще путешествовали и воевали на более легких, стремительных ладьях, коггах и реже на каракках. Именно в поисках последних им предстояло найти прекрасную госпожу Иду, а Эндри оставалось полагаться на то, что та еще не отплыла, как грозилась.

Ночью стояли Луны Морехода и сегодня, вероятно, их остаточный свет на ночном небе проводит их в путь. Отправляться с такой луной в плавание – значит получить высшее благословение. Моряки верили в удачу этих перетекающих лун. Верил в нее и Эндри, надеясь, что она принесет им легкий и свободный путь до Ишерона. Но луны на небе уже не виднелось, а солнце на островах фарров всегда было тусклым и словно бы не грело, но сегодня смуглые тучи дали Соляру пробиться лучами к земле и Эндри даже ощутил некоторое тепло, столь редкое на Фарровых островах.