— А я давно за тобой слежу, — снова заговорил он. — Напрасно ноги маешь по этим местам. Сеточка-то пустая?
— Нет здесь дичи, — с досадой ответил я. — Плохое место.
— И впрямь, плохое… А есть и хорошие.
— Везде одинаково.
— Ну нет, батюшка, не везде. Ты на Ивановских болотах бывал?
— А это разве не Ивановские?
— Это, мил человек, Покровские, да к тому же еще и бывшие. Через канавки прыгал?
— Ну, прыгал.
— Так вот, мы их тут понакопали. Болота осушаем. Ты считай, у нашего колхоза под этими болотами не меньше тысячи гектаров. Пропадает землица. А вот осушим, и часть под покосы пойдет, а остальное распашем. Соображаешь теперь? У кого целина была, те за ее счет посевы подняли. А нам что делать? У нас целины нет. Думали, думали, и вот, додумались. Ну, а раз не стало болота, не стало и птицы здесь, ушла она в другие места.
— Вот тебе раз! Значит, я и в самом деле попал не туда, куда собирался.
Старик усмехнулся:
— Оно понятно, охотникам теперь здесь делать нечего, а раньше тут охота была знаменитая. Да ведь если по правилам рассудить, что важнее: хлеб сеять или утей да куликов стрелять? Поохотиться можно и в других местах. Вот, к примеру, Ивановские болота. Версты три до них осталось. Дичи там нынче развелось… тьма!
То ли голос его мне понравился, то ли наружность, но старик сразу расположил к себе. Я угостил его папиросой, и мы разговорились.
— Почему же те болота называются Ивановскими?
— Уж и не знаю, как тебе объяснить… У нас здесь каждая третья семья — Ивановы. И деревня Ивановской называется, а по ней, стало быть, и болото.
— Не покажешь ли дорогу туда, отец?
— Отчего не показать, можно.
Старик долго пояснял, как найти Ивановские болота, а потом сказал:
— Да я лучше сам пойду с тобой, а то опять не туда забредешь.
И мы пошли. «Почему это у нас часто встречаются такие деревни, где половина жителей — однофамильцы? — думал я. — Неужели все родственники?» Вспомнилось начало слышанной где-то шуточной песни:
Сергий поп, Сергий дьякон,
Вся деревня Сергиевна…
— Как тебя зовут, отец?
— Меня-то? Серафимом.
— А фамилия?
— Ивановы мы.
Задумавшись, я не слышал, что рассказывал мой спутник.
— Стой, — сказал Серафим. — Видишь мелкие кустики? Стало быть, там и начинаются Ивановские болота.
— Спасибо за услугу. Да ты, Серафим, подожди меля. Потом чайку попьем вместе.
— Коли недолго, подожду. Ну, ни пуха ни пера.
На первый взгляд место ничем не отличалось от того, где я бродил утром. Не было ничего примечательного: болото, как болото, за ним тянулось поле, а вдали рисовалась зубчатая полоса леса. Но не прошел я и полсотни шагов, как из-за кочки вылетел дупель. От неожиданности растерялся и не выстрелил.
«Тетеря», — мысленно обругал я себя и едва сделал следующий шаг, как справа, резко вскрикивая, поднялся бекас. Кажется, ружье само подскочило к плечу, мушка накрыла кулика. Раздался выстрел… Птица упала в траву. Это был мой первый трофей на Ивановских болотах.
И пошло! Дупеля, бекасы вылетали один за другим — справа, слева, впереди. Такого обилия дичи давно не встречал. Я посылал вслед долгоносикам выстрел за выстрелом. «Эх, если бы с собакой сюда! — подумал я, перезаряжая ружье. — Прав был мой приятель, ведь это мечта, а не охота!»
Я прыгал по кочкам, перескакивал ямы и зорко смотрел по сторонам, примечая вылетавших куликов. От излишней поспешности случалось и промахнуться, где казалось, что бьешь наверняка.
…Охота прервалась неожиданно: в патронташе не осталось ни одного патрона. «Ну что ж, хорошего понемногу, а горького не до слез, — усмехнулся я и не спеша направился к тому месту, где оставил Серафима. — Что-то он теперь скажет насчет сетки?»
Старик издали заметил меня. Он разложил небольшой костер и сидел возле него. Над огнем висел котелок с водой.
— С полем! — сказал Серафим вставая. — Что я говорил? Славное место. Наши Ивановские болота по всему району славятся. Ишь ведь как сетку-то раздуло. А я слушаю, слушаю, стреляешь прямо без передыху.
Старик заварил чай, я достал из рюкзака провизию, и мы принялись закусывать. Приятно было сидеть в тени кустов, чувствуя легкую усталость во всем теле, и маленькими глотками пить горячий ароматный чай. Потом я предложил папиросы, но Серафим отказался.
— Мой-то самосад покрепче будет. Отведай.
Он свернул из газеты козью ножку, выхватил из костра уголек и, перекидывая его с ладони на ладонь, прикурил. Чтобы не обидеть старика, я тоже завернул самокрутку, похвалил его табак.
Вдруг Серафим спохватился:
— Да что же я засиделся, болтаю с тобой. На пасеку пора. Приходи ко мне, чаю с медом отведаешь. Я охотников уважаю. Сам раньше-то любил походить с ружьишком. Меня, бывало, хлебом не корми, а на охоту позови. И не столько стрелял, сколько по лесам да полям ходил. Чего только не насмотришься. А потом вот в прорубь угодил, ногами ослаб, и кончилась охота… Так ты приходи на пасеку-то.
— Спасибо, будет время — приду.
Солнце, пройдя зенит, опускалось к западу. Собрав свои вещи, я простился с Серафимом и, не торопясь, зашагал к деревне.
ПИСЬМО ИЗ МОСКВЫ
Слышу громкий треск будильника. Я знаю, что сейчас четыре часа утра, что надо вставать, одеваться, а потом шагать по дороге добрый десяток километров к соседнему озеру, чтобы успеть на утренний утиный перелет.
Но вставать не могу. Накануне я поздно лег, и даже заманчивые картины предстоящей охоты не оказывают обычного действия. «Вздремну еще часок, — решаю я, укрываясь с головой одеялом, — все равно успею, теперь светает поздно».
Будильник замолкает, и в комнате снова становится тихо. Но вот слышатся легкие осторожные шаги. У кровати они замирают, и до меня долетает глубокий вздох. Мне совсем не хочется знать, кто это стоит возле кровати и вздыхает. Новый вздох снова раздается над самой моей головой, а затем я чувствую, как кто-то медленно стягивает одеяло.
Я не открываю глаза, стараюсь придержать сползающее одеяло, но тотчас же лица моего касается что-то влажное и холодное. Я вскакиваю и вижу: возле кровати стоит Люкс и виновато смотрит на меня, помахивая пушистым хвостом.
— Тьфу ты, безобразник! — выругался я.
Убедившись, что я проснулся, сеттер тихо и радостно повизгивает. «Извини, хозяин, — говорит его взгляд, сам знаешь, пора собираться». Я грожу собаке пальцем и начинаю одеваться. Люкс обиженно отходит в сторону.
И так бывает каждый раз, когда надо рано отправляться на охоту. Сеттер отлично знает, для чего звонит будильник, и если я не услышу звонка — он все равно не позволит проспать. В конечном счете я только благодарен за это своему четвероногому другу. Без его мягкого, но настойчивого вмешательства я, вероятно, пропустил бы не одну утреннюю зарю.
— Мошенник, — браню я его, — выспаться не даст. Дрянь собака, продам собаку.
Но «дрянь-собака» все понимает в обратном смысле и всем своим видом выражает довольство, восторг. Люкс носится по комнате, кружится на месте, пытается лизнуть меня в лицо или руку.
Все у нас приготовлено с вечера, и потому сборы заканчиваются быстро. Завтрак мой и Люкса отнимает не более пяти минут. Осторожно проходим через комнаты, стараясь не уронить что-нибудь и не разбудить домочадцев.
Кухонные окна не прикрыты ставнями, и виден серый мрак начинающегося осеннего утра. В стекла мерно барабанит дождь. Вода косыми струйками стекает вниз. Осенний дождь — мелкий и холодный — вещь малоприятная. Но кого из охотников может остановить такая мелочь?
Мы выходим из дома и шагаем по спящим улицам города. Сквозь частую сетку дождя тускло мерцают электрические лампочки в защитных шарах. Люкс и я — хорошие ходоки. Расстояние до озера мы проходим точно за полтора часа, как по расписанию.