К утру ветер стих, и небо очистилось от туч. За ночь Павел Дормидонтович отлежался и, не обращая внимания на наши уговоры, тоже поехал на зарю.

Сегодня утки летят редко, небольшими стайками, парами, а больше — в одиночку. Погода опять начинает портиться. Пока нет большой волны, торопимся вернуться на базу — в сильный ветер переплыть «море» будет нелегко. Опять перетаскиваем лодки волоком через косу, отделяющую залив Синие воды от озера. Обратная дорога после охоты всегда утомительна и скучна. Сказывается усталость, недосыпание, впечатлений уже накопилось много, и все, что видишь потом, воспринимается слабо, без особого интереса. Мы торопимся добраться до хозяйства и отдохнуть.

Долго пробираемся среди тростника, и когда, наконец, выходим на «море», облегченно вздыхаем. Волны мешают нам построить караван, но вот и эта задача решена. Мерно стучит мотор — плывем. Натруженные веслом и шестом руки отдыхают. Макаров, окончательно повеселев, снова часто повторяет свое «забодай тебя комар».

До хозяйства добираемся без приключений. Павел Дормидонтович, разыскав заведующего, подробно описывает ему всю свою историю и требует принятия всех мер для поимки браконьера.

— Не беспокойся, Павел Дормидонтович, — отвечает ему заведующий хозяйством, — поймаем. Это Митька Ветлугин. Я уж давно за ним слежу. Живет он поблизости, работает сторожем или пожарником. Времени у него много. Охотничает, рыбу сетями ловит, а потом возит в Коркино на базар. Пакостный мужик. Но ловок, шельма! Хитер, как бес. Однако, споймаем.

Забегая вперед, надо сказать, что Митька Ветлугин вскоре был в действительности задержан и судим. Поймать его помог Макаров. Старик, как и обещал, вскоре опять приехал на Дуванкуль, жил там с неделю, выследил Ветлугина и организовал его поимку.

…Закат золотит верхушки берез. В воздухе разливаются ароматы увядающих трав и поздних цветов. С веток падают желтые листья. Они медленно кружатся и тихо опускаются на землю. Над озером пролетают утиные стаи.

Мы садимся в машину, увозя с собой не только трофеи охоты, но и воспоминания о трех днях, проведенных на замечательном озере Дуванкуль.

Что это была за деревня, я не рассмотрел, так как приехали мы ночью.

Телега со скрипом катилась по размытой недавними обильными дождями дороге. Справа и слева мелькали огоньки в домах, заливисто лаяли собаки. Где-то играла гармонь, и звонкий голос напевал знакомую песню. Мой возница, причмокивая губами, подгонял лошадь, которая ни за что не хотела бежать рысью.

— Ночевать-то у меня будете? — спросил он, не поворачивая головы.

— Да уж не знаю где, — отвечал я. — Знакомых здесь нет, а искать квартиру, пожалуй, поздно.

— Ну так и ночуйте у меня, места хватит.

Скоро телега остановилась. Из-за плетня с лаем выскочил лохматый пес. Признав хозяина, собака замолчала. Я вылез из телеги, собрал свои пожитки, перекинул за плечо ружье и направился в дом.

Просторную чистую комнату освещала электрическая лампочка под голубым абажуром. Пожилая полная женщина возилась у печки, на полу играли ребятишки.

— Здравствуйте, — сказал я, переступая порог. Женщина обернулась, ответила на приветствие, предложила стул.

Ребятишки затихли, с любопытством смотрели на меня. Один из них, постарше, подошел и нерешительно спросил:

— Дяденька, это у вас что? Ружье?

— Ружье.

— Настоящее? — глаза мальчугана блеснули. — Покажите! Дяденька, покажите!

И тотчас остальные подбежали ко мне с криком:

— Дяденька, покажите! Покажите ружье, дяденька!

— Вы чего это? — закричала мать. — Чего к человеку пристали? Вот я вас…

Детишки мигом разбежались. Я вспомнил, что в рюкзаке у меня есть конфеты, достал их и угостил ребят. Тем временем пришел хозяин.

— Тятя, — воскликнул старший, — к нам охотник пришел. Вон сидит. У него ружье настоящее.

— Знаю, — ответил отец. — Он со мной от станции ехал. Мать, собирай на стол. Гость, присаживайся.

Я не заставил себя упрашивать. Снял охотничье снаряжение, умылся, сел к столу.

Хозяйка подала ароматные щи, гречневую кашу, хлеб и кринку парного молока. За ужином мой новый знакомый расспрашивал о городских новостях, о том, что и где строят, какие машины выпускает наш завод. Потом стал рассказывать о себе, о колхозных делах. Работал он комбайнером. Весной артель закупила в РТС восемь тракторов и пять комбайнов. Сеяли нынче на своих машинах, и это много лучше, чем когда поля обслуживала МТС. Пшеницу уже убрали, на днях будут убирать овес. Этим летом колхоз построил семилетнюю школу и клуб.

За разговором мы просидели довольно долго.

— Однако, вам и отдыхать пора, — сказал хозяин. — Вставать-то, поди, рано будете?

— Часов в пять, — ответил я, поднимаясь из-за стола. — Я в сарае переночую. Сено там есть?

— А что не в избе?

— Да так уж привык летом на воле спать.

Хозяин проводил меня в сарай, бросил на сено тулуп, от которого сразу запахло кислой овчиной, и, пожелав спокойного сна, ушел.

Было тихо. Только за стенкой шумно жевала лошадь и время от времени фыркала. Сняв сапоги, расстегнув ремень, я лег и быстро заснул.

По старой привычке поднялся в шестом часу. Сквозь щели сарая проглядывали лучи солнца. Во дворе беспокойно кричал петух, ему вторили потревоженные кем-то куры.

Сборы отняли немного времени. Скоро я уже шагал проселочной дорогой в сторону небольшой реки, окруженной болотами. Там рассчитывал поохотиться на дупелей и бекасов. Конечно, без собаки такая охота малоинтересна, но что же сделаешь — после того, как погиб Люкс, я все еще не нашел хорошей собаки.

Я шел краем поля, вспоминал прошлые охоты, такие же тихие сентябрьские утра; не было уже ярко-синего неба, поблекла и опустилась трава, желтела листва берез, а вода в ямах и выбоинах затягивалась ржавчиной.

Мне попалась неширокая канава. По ней с тихим журчанием бежала мутная вода. Канава тянулась к реке. Обходить ее не было смысла. Я прикинул на глаз расстояние. «Эх, была не была, попытаюсь». Разбежался и перемахнул на ту сторону. Почти сразу же за канавой начались кочки, а между ними изредка поблескивали маленькие лужицы. Сняв с плеча ружье, я зарядил его и, путаясь в густой траве, стал обходить болото. Встретил еще одну канаву и тоже перепрыгнул ее. «Какой черт их тут накопал, — сердито подумал я. — Хотя бы бревешко где перекинули».

Справа, ближе к реке, потянулись кусты тальника, изредка встречались одинокие чахлые березки да гнилые пеньки. Вероятно, не так давно здесь тоже стоял лес. К моему удивлению, над болотом не взлетали ни полосатые дупеля, ни юркие бекасы.

Я обошел большую часть болота и ни разу не выстрелил. Между тем солнце успело подняться высоко и начинало изрядно припекать. Неподалеку заманчиво поблескивала речка. Кусты обступили ее со всех сторон, ветками касаясь воды. Речка была неширокая, тихая и приветливая. На том берегу появились две сороки, сели и громко застрекотали. Казалось, они посмеиваются надо мной: вот, мол, смотрите, охотник-неудачник идет. Я погрозил им ружьем, и длиннохвостые трещотки моментально улетели.

Было досадно: все, что мне рассказывали об этих местах, оказалось неправдой. «Стоило ли ехать в такую даль, чтобы посмотреть на двух сорок!.. А может, я не туда попал, может, по соседству есть другие болота? Рано отчаиваться, надо походить еще».

Я сел на пенек и, засмотревшись на далекую синеву лесов, так задумался, что не заметил, как сзади кто-то подошел.

— Отдыхаешь? На речку нашу любуешься? Хороша она.

Передо мной стоял старик среднего роста, одетый легко, по-крестьянски. Седеющие волосы взлетали от порывов легкого ветерка, мелкие морщины густо испещрили его смуглое от загара лицо, особенно много их собралось в уголках глаз.