Эрфиан закрыл глаза. Он слушал звуки просыпающегося леса, пальцы Мадды перебирали его волосы. Вот бы остаться здесь навсегда. Больше не говорить о войне и вампирах, не терпеть глупцов-просителей, приходящих к Жрецу десятками, не злиться на Ноэ, в очередной раз решившую обидеться непонятно на что. Каждую ночь проводить в новом месте, ничего не решать и не думать о том, что будет завтра.

— Знаешь, что? — обратился он к Мадде. — Гори оно все огнем.

Жрица запрокинула голову и расхохоталась.

— Вот это другое дело.

— Отдохнем немного — и пойдем дальше.

— Ты накормишь меня? Я голодна.

— Конечно. Моя сумка осталась на дереве, мне нужно…

— Пока не нужно.

Ладонь Мадды легла ему на бедро.

— Нет, — рассмеялся Эрфиан. — Я не шутил, когда сказал, что нужно отдохнуть.

— Молодой эльф пытается убедить жрицу сладострастия в том, что он знает собственное тело лучше нее. Боюсь, он ошибается. Жрица готова это доказать.

1960 год до нашей эры

Фелот, побережье Красного моря, территория современного Йемена

— В наших лесах птицы поют по-особенному… правда?

— Да. Как и в лесах рядом с моей деревней. Для каждого из нас звуки родных мест самые прекрасные в двух мирах.

Мадда поправила на плече сумку, подняла руку и указала в направлении горизонта.

— Посмотри. Это храм! Мы пришли!

Эрфиан прикрыл глаза ладонью, заслоняясь от солнца.

— Лазурный камень?.. — удивленно протянул он.

— Да, да! — закивала девушка. — А под луной он становится красным. Это особенный камень… дар Богини.

Храм напомнил Эрфиану каменные святилища, которые он успел повидать, путешествуя с Безликими. Относительно тех строений он был небольшим, но изящным, и, судя по форме, включал в себя не только помещения для ритуальных служений, но и жилые комнаты.

— К вечеру будем на месте, — снова заговорила Мадда. — Надеюсь, мама не злится. На этот раз я ушла слишком далеко от дома… и опоздала к празднику.

Эрфиан подумал о том, что дорога заняла бы в два раза меньше времени, если бы они реже останавливались на привалы, но промолчал. До встречи с Маддой он и понятия не имел, что в двух мирах живут существа, способные проспать больше суток и в один присест съесть трех жирных кроликов. Жрица с аппетитом жевала плохо прожаренное мясо — до этого она призналась, что так вкуснее — и недоумевала, как ее спутник обходится ягодами, фруктами и орехами. Неужели эльфы едят только это? Нет, но в его деревне часто баловать себя мясом могли только янтарные Жрецы, остальные привыкли к фруктам. Может ли Эрфиан съесть за раз двадцать персиков? Увы, не съест и пяти. А янтарные Жрецы? Вряд ли.

— У вас в деревне не любят пиры? — спросила жрица.

— Очень любят. Но едим мы мало. Зато много танцуем и поем.

— Скоро ты узнаешь, что такое настоящий пир! — В голосе Мадды звучали мечтательные нотки. — Много-много мяса, фрукты и вино. А еще у нас подают сердце! Это главное блюдо.

— Сердце? — осторожно переспросил Эрфиан. — Чье?..

— Человеческое, глупенький.

Иногда на пирах в деревне в качестве главного блюда тоже подавали человеческое сердце — Эдна приносила его в качестве боевого трофея, забрав жизнь у какого-нибудь смелого воина или охотника на темных существ. Угощение несколько дней вымачивали в винах и щедро приправляли специями, после чего делили между Жрецами. Смотревшего на это Эрфиана передергивало от отвращения, и он мысленно благодарил богов за то, что у него нет янтарных глаз.

— Оно тебе понравится, — убежденно сказала Мадда.

— Зачем мне его есть?

— Это ритуальное угощение, его едят все жрецы, даже если им достается маленький кусочек.

— Но я еще не жрец.

— Тем лучше! Я даже завидую — на церемонии посвящения жрица отдает треть сердца тому, кого принимают в культ!

— Ты пропустила праздник, Мадда.

— Прости, матушка. Я привела Эрфиана! Он спас меня от оборотня. Он целитель и сын янтарной Жрицы Царсины. Он хочет служить Богине!

Молчание затягивалось. Эрфиан, которому было наказано не вставать с колен и не поднимать глаз до тех пор, пока не дадут разрешения, не двигался. Он видел только босые ноги сидевшей перед ним женщины и струящийся по ним лазурный шелк.

— Встань, мальчик.

У главной жрицы были длинные темные волосы, завитые в мелкие кудри, и ясные золотисто-карие глаза. Две девушки, сидевшие по обеим сторонам ее кресла — хотя его, наверное, следовало назвать троном — улыбались, но лицо их госпожи оставалось бесстрастным.

— Значит, ты — сын янтарной Жрицы Царсины.

— Да… м-м-м… госпожа главная жрица.

Губы женщины тронула улыбка.

— Меня зовут Такхат. Что натворила моя дочь, и почему пришлось ее спасать?

— Я не виновата, матушка! — начала оправдываться Мадда. — Оборотень говорил мне приятные слова, позвал на пир, а потом начал надоедать и не хотел отпускать. А Эрфиан прыгнул на него с дерева и чуть не задушил!

Жрица приняла скучающий вид и подцепила пальцем бечевку украшавшего ее шею медальона.

— Рассказала тебе Мадда или нет, но Ее жрецом нужно родиться. — Такхат подняла правую руку, показывая татуировку на внутренней стороне запястья. — Это не делает тебя Ее жрецом. И это, — она показала медальон, — тоже. Ты можешь учиться хоть целую вечность, но Она не заговорит с тобой так, как с нами.

— Разве у меня нет глаз, и я не могу видеть красоту? Может, у меня нет сердца, и я не могу любить? Чем я от вас отличаюсь?

— Мадда, ты привела глупца. Уж лучше бы ты принесла корзину фруктов.

Девушка закрыла лицо руками.

— Матушка! Он мой друг! И, поверь, он способен говорить Богиню и слышать ее…

— Сколько раз я просила тебя не называть Ее так?!

Такхат порывисто поднялась и подошла к Эрфиану.

— Ты должен кое-что понять, мальчик. Это не просто культ, который учит тебя ублажать женщин. Ты не просто ешь и пьешь на пирах, танцуешь и поешь у костра. Она не чета вашим первым богам. Она на голову выше всех богов.

Эрфиан ждал, с опаской поглядывая на собеседницу.

— Она не терпит жрецов, которые сомневаются или боятся. Если ты хочешь служить Ей, твое желание должно быть искренним. Ты должен безоговорочно признать Ее власть над тобой и над всем, что тебя окружает. Тогда — и только тогда — Она позволит хотя бы на мгновение прикоснуться к великому. К настоящей жизни. — Такхат воздела руки к каменному потолку. В ее глазах блестели слезы. — Экстаз! Вот что постигает истинный жрец!

— Матушка, — заговорила Мадда. — Не будь так строга.

Жрица отмахнулась.

— Ты расстраиваешь меня, дитя. Он не понимает, о чем я толкую!

Не дождавшись ответа, Такхат смягчилась.

— Что бы в тебе ни увидела моя дочь, — обратилась она к Эрфиану, — ты ей приглянулся. Она молода, но редко ошибается в таких вещах. Пойдем со мной.

Жрица повела гостя по извилистым коридорам храма. Пара девушек следовала за ними, держась на расстоянии пары шагов.

— Я была чересчур строга к тебе, мальчик, Мадда права. Всем известно, что янтарные Жрицы умеют слушать свое сердце и порой служат Ей так же верно, как мы.

Выдержав паузу и отметив, что собеседник покраснел, Такхат продолжила:

— Расскажи-ка про вампиршу.

— Рассказать… что?

— Ты знаешь, что. Да поподробнее.

Путь к нужной комнате показался Эрфиану нестерпимо долгим. Еще никогда и ни с кем он не говорил так откровенно — а жрица, будто издеваясь, выпрашивала новые подробности, одна постыднее другой.

— Хорошо, — удовлетворенно закивала Такхат. — Для начала. Что может быть естественнее и прекраснее таких бесед, мальчик? Слова, которые считают грязными — Ее музыка. Какое изысканное удовольствие — говорить об этом с женщиной!

Эрфиан не нашелся с ответом. Жрица поманила его пальцем, указала на курильницу — и он принюхался.

— Скажи-ка, что здесь?