Жрица подняла бровь.

— Ты снова уходишь?

— Мне нужно кое-кого найти.

— Желаю удачи, советник Эрфиан.

Женщина вошла в озеро, осторожно ступая по камням. Когда вода достигла ее колен, она остановилась и поднесла руки к волосам, заплетая их в косу. Создательница Луны выглядела не так, как во сне своей дочери — там она казалась юной, а сейчас Эрфиан видел женщину, которая была так красива, что это казалось волшебством. Она походила на ночную богиню — кожа мерцала в лунном свете, пряди серебряных волос рассыпались по плечам и спине. Высокая и изящная, воплощение природной грации — все ее движения были наполнены уверенностью и силой. Эрфиан подумал о том, что впервые встретил настоящего вампира — не просто красавицу, как Нави, а древнее и мудрое существо, высшего хищника, живущего с осознанием собственного достоинства и превосходства. Он замер в нерешительности, не торопясь выходить из-за ствола большого дерева и не смея нарушить ее уединение.

Вампирша опустила руки, наклонилась, провела ладонями по воде, выпрямилась, подняла голову к луне и… запела высоким, сильным и чистым голосом. Эрфиан не знал этого языка, но что-то внутри подсказало ему, что ее слова очень печальны, полны боли, одиночества и тоски. Он поднес руку к лицу, прикоснулся к щеке и понял, что плачет. Как назло, именно в это мгновение вампирша повернулась к нему. Она замолчала, но не удивилась, не разозлилась и не испугалась — только тепло улыбнулась.

— Юный эльф. Вот уж не думала, что кто-то будет подсматривать за мной посреди ночи.

— Прости. Я пришел, и…

— Я не разгневалась. Прошу, подай мне мою одежду.

Эрфиан поспешно вытер слезы и помог вышедшей из озера вампирше завернуться в легкую нежно-розовую ткань.

— Тебе понравилась моя песня? Иногда я пою в одиночестве. Для луны. Такие песни самые искренние.

— Очень понравилась.

— Мой создатель нарек меня Миритией. А как зовут тебя?

— Эрфиан.

Мирития кивнула.

— Чем я могу помочь тебе?

— Мне помощь не нужна. Я пришел сказать, что знаю, где искать твое создание.

Губы вампирши тронула нежная улыбка. Она поднесла руки к плечам, закрепляя ткань платья маленькими пряжками.

— Луна. Она снова ушла, моя девочка. Такая непослушная.

— Она тоскует по тебе. Думаю, будет лучше, если ты ее позовешь.

— Нет, Эрфиан. Если я буду звать ее, она не станет самостоятельной. Она должна меня найти.

Заметив, что он хочет что-то сказать, Мирития положила ладонь ему на щеку.

— Знаю, это сложно понять, но в молодых вампирах нужно воспитывать ответственность за свободу, которую они выбирают.

— В прошлый раз ее чуть не убили Следопыты. Если бы не я, она бы погибла.

— Спасибо тебе, Эрфиан. Для Луны это стало уроком. Теперь она более осторожна. Не переживай, она вернется.

— Тебе следует знать, что она путешествует не одна, к ней присоединился человек с печатью Лилит. Это мой друг.

Мирития подняла брови.

— Она обратила его?

— Может быть…

— Моя девочка. — Вампирша прижала ладони к груди. — Он хороший человек? Он заслуживает того, чтобы ему подарили бессмертие?

Эрфиан ответил не сразу. Мирития посмотрела на него испытующе.

— Да. Думаю, да.

— Как я могу отблагодарить тебя, Эрфиан? Ты не только спас Луне жизнь, но и познакомил ее с хорошим мужчиной. Тебе нужны деньги, еда или кров? Не нужна ли тебе защита?

— Ты можешь… спеть мне?

Мирития погладила его по волосам.

— Поспи, а я буду охранять твой сон до рассвета и спою тебе. Это красивая и добрая колыбельная, я часто пела ее Луне — молодые вампиры в первые дни после обращения боятся многих вещей и не могут уснуть.

Вампирша села на берегу, опустив ноги в воду, и замерла, глядя куда-то вдаль, на череду темнеющих деревьев. Эрфиан прилег под деревом, положив голову на сумку. Колыбельная Миритии, как и прошлая, печальная песня, была на незнакомом ему наречии, и он не разобрал ни слова, но почувствовал, как невидимые теплые руки обнимают за плечи и легко покачивают. Так мать баюкала его в раннем детстве, тогда, когда он не умел ни ходить, ни говорить.

Эрфиан закрыл глаза и уснул так крепко, как не спал уже много лет. Во сне отец держал его, еще совсем кроху, за руку, и они шли по лесной тропинке. Солнце опускалось за горизонт, и первый воин Хаддат говорил сыну, что в чаще есть озеро, в котором купается прекрасная женщина с серебряными волосами. Она говорит с луной и поет ей песни на древнем наречии. И, какой бы долгой ни была песня, властительница ночи не уступит место солнцу до тех пор, пока не стихнет последний звук.

1960 год до нашей эры

Деревня янтарных Жрецов

— … и вот он мне говорит: скоро вампиры начнут объединяться в крупные стаи, и тогда вам несдобровать! Мы чуть животы от смеха не надорвали. Эрфиан, ты опять думаешь о своем?

Ноэ успела обуть один мягкий кожаный сапожок и замерла, держа в руке второй.

— Мало того, что я вижу тебя раз в три луны, так ты еще и не слушаешь?

— Ты рассказывала о вампирах.

В стотысячный раз, добавил про себя Эрфиан. Ноэ передернула плечами.

— Конечно, о вампирах. Ведь я воин, о чем еще я еще могу рассказать? Разве они тебе не интересны? Ты, как-никак, советник Жрицы Царсины.

— Я не хочу обсуждать их в постели с тобой.

— Мы уже не в постели.

— Поговорим о другом.

Ноэ надела второй сапожок.

— Чувствую, ты не в настроении. Загляну попозже. Следующей весной, например.

— Помню, что воинам не желают удачи.

— Ты будешь ждать меня?

— Так же сильно, как ты будешь хотеть сюда вернуться.

Эрфиан лежал, глядя в потолок шатра и слушая удаляющиеся шаги Ноэ. До рассвета было еще далеко, но спать не хотелось. Он попробовал задремать, повертелся с боку на бок и пришел к неутешительному выводу: уснуть не получится. Эрфиан встал, оделся, нашел кувшин с крепкой травяной настойкой и наполнил кубок, но не сделал ни глотка. Он сидел, подперев голову рукой, смотрел на едва теплившиеся огни масляных ламп и думал о том, чего ему хочется больше: чтобы утро поскорее наступило — или чтобы оно вообще не наступало.

Снова поселившись в деревне, он полюбил ночь еще сильнее, чем раньше — она приносила тишину и возможность поразмышлять. Эрфиан часто стрелял из лука в ночном лесу, проверяя, не утратил ли способность видеть в темноте, плавал в озере под луной. Он приобрел все, о чем когда-то думал как о несбыточной мечте. На советах он сидел по правую руку от Царсины, и говорить ему приходилось редко, по крайней мере, громко, но и сама Жрица, и Оден с Эдной, и их дети относились к нему с уважением. Вместо кожи, которая за время путешествий стала привычной, он носил бархат и шелк, мог купить все, что пожелает, получить любую женщину, которую захочет. Весна сменяла весну, молодой Агар нашли мужа, Айша и Самир обзавелись первыми детьми. Сестры в один голос говорили брату, что ему присмотреть себе хорошенькую эльфийку. Эрфиан отшучивался, говоря, что ждет ту единственную женщину, которая ему предназначена, а она запаздывает.

В его теперешнем мире не было ни опасных приключений, ни встреч с удивительными существами, ни сильных чувств, будь то радость или боль. Жизнь напоминала спокойную реку, которая течет по равнине: завтраки, обеды, ужины, праздничные пиры, танцы, развлечения, фрукты, кувшины, полные вина. Из мирной картины выбивалось только одно существо — Нориэль. Со Жрецом происходило что-то странное. Сначала это заметил Эрфиан, близко общавшийся и с ним, и с Царсиной, а потом и остальные.

Нориэль все чаще высказывался на советах, больше не заикался и не думал краснеть — улыбался и вел себя так, будто уже стал Жрецом. У него изменилась походка, он держал спину ровно, расправлял плечи, и теперь все видели, что он почти на голову выше отца. На праздниках он без стеснения отплясывал возле костра в компании молодых эльфиек и беззастенчиво улыбался им. Как-то раз Эрфиан, возвращавшийся из леса на рассвете после ночной прогулки, увидел Нориэля в компании нескольких воинов и открыл рот от удивления: Жрец управлялся с парными клинками так, что позавидовал бы любой.