Лео всегда с трудом довались разговоры о временах до жизни в приюте. И при этом он сам не знал, отчего так происходит. Да, люди тут уже давно стали ему новой семьей, но и забывать о тех, кто растил его до этого, ему не хотелось. Только вот по какой-то причине его хрупкая детская психика, видимо, решила начисто стереть эти воспоминания из его головы. Однако сейчас он не хотел погружаться в болезненные и удушающие раздумья на фоне учителя. А потому после небольшой встряски (внешней и внутренней), решил снова рассказать о том, о чём еще помнил.

– Нет, ну вы точно мастер-детектив, учитель. На самом деле мы как-то услышали от одного молодого военного, что рядом есть такое место. Мой друг тогда отправился первым, но, видимо, не дошел. А вот меня вы подобрали и нашли – с горечью вспоминал Лео.

– Ты тогда был не один?

– Вообще, нас было трое, но когда Яна куда-то пропала, мы поняли, что продолжать сидеть на одном месте бесполезно, а потому и решились поискать других людей.

– Они были твоими прежними школьными друзьями?

– Да, но, признаться честно, дни до приюта я сейчас помню с трудом. Такое горе, видимо, нехило меня подкосило в тот момент: мама, папа, их больше не было, а Яна и Олег были скорее знакомыми, все друзья тоже куда-то «пропали» – последнее слово явно призвано было смягчить тот факт, что Лео уже давно догадывался, что с ними произошло.

– Так значит ты тоже остался совсем один посреди этого бушующего пламени войны…. Непросто же это, наверное, было? – задал почти риторический вопрос Константин, прежде чем продолжить – Хочу впервые тебе признаться, но у меня есть и еще одна история. Она, наверное, будет в разы интереснее, ибо она повествует о моей настоящей причине бегства из армии.

Леонард отнюдь не ожидал, что сегодня учитель таки решиться выложить перед ним хоть сколь либо серьёзные карты на стол, а потому это высказывание сразу привлекло его интерес.

– Вы даже никогда не говорили, какую должность там занимали, а теперь хотите всё рассказать?

– Видимо, на этот раз я подмешал в свой чай чего-то не того. Ну, ты уже извини, что приходиться выслушивать плач старика по прошлому.

– Я не против, расскажите всё.

Константин еще немного поводил ложной в чайной кружке, тупо глядя в пустоту, прежде чем продолжить, очевидно, собираясь с силами. Но стоило только ему выдохнуть, как речь полилась из его уст, будто он профессионально готовился к этому моменту.

– В армию я попал далеко не сразу. Какое-то время, я еще продолжал учить детей. Но потом нашу школу разбомбили. Да и не только её, чего уж тут греха таить: в тот день весь наш город оказался в руинах. В тот же день моему сыну исполнилось 18, и он пошел в войска, сражаться за Империю. А я, не в состоянии оставить его одного, пошел уже как инструктор. Странным образом, но мои навыки учителя отлично подошли, дабы объяснять новым магам, как использовать из силы. Изначально, я заинтересовался этим в попытках сделать магию сына сильнее и обезопасить его, таким образом, но он продвинулся в этом гораздо дальше меня, а потому я так и застрял там, тренируя новобранцев. Его редкой живой улыбки и постоянных писем было вполне достаточно, чтобы и дальше поддерживать во мне какую никакую искру надежды. Но, ровно через год, письма перестали приходить, а потом я узнал о том, что он погиб. В тот момент я понял, что не смогу больше играть в военного, я захотел сбежать подальше от того ужасного места, что отняло его у меня. Глупо, да?

На лице Константина Лео видел вымученную улыбку, а на его глазах – почти незримые капли слез. Не в силах что-либо сказать, он лишь отрицательно поводил головой и с еще большим рвением взглянул в глаза учителю. Теперь он хотел знать всё.

– Я, я всегда знал, что был для него не лучшим отцом. Долгое время всю нашу семью спасала лишь моя жена, но её жизнь унесла болезнь, когда ему исполнилось 12. А потому следующие 6 лет мы провели почти в полной тишине: как говорят по физике, мы двигались по инерции, не в силах принять её смерть. В тот день, когда он стал совершеннолетним и решил сражаться, то впервые за долгое время я увидел на его лице яркие эмоции. Пусть причиной тому была смесь печали и решимости, но в тот день мы впервые за столько лет смогли поговорить по душам. Именно поэтому я не смог тогда его отговорить и уберечь, если бы сейчас я вернулся туда, то… – тут у Константина вновь встал ком поперек горла.

– Вы бы снова не смогли ему ничего сказать, верно? – продолжил Лео за него – И, видя то, что теперь твориться с нами, вы корите себя за это?

Хоть это и был вопрос, но Леонард понимал, что не дождется на него ответа, однако он понимал, что сам не имеет права сейчас пытаться что-то сказать учителю по этому поводу. Так что ответом на него послужило лишь очередное продолжительное молчание.

– Хоть, я и не смогу ответить сейчас на этот вопрос, Лео, но хотелось бы тогда рассказать лишь об еще одном. Анна, я уверен, что она уже не вернется. Никогда не вернётся. Надеюсь, ты ведь тоже понимаешь? – увидев болезненный кивок одобрения, Константин продолжил – И я готов тебе сейчас открыто сказать, что я виноват в этом, как никто другой. А еще те люди из Империи. С самого начала было ошибкой их сюда приводить! Понимаю, что сейчас эти слова уже ничего не стоят, но я говорю это всё лишь потому, что хочу, чтобы ты и дальше продолжал двигаться вперед, не смотря ни на что! Тебе единственному здесь дано пережить все ужасы этой войны и остаться в живых. Я, на данный момент, уже не могу ручаться ни за кого из своих учеников. Я жалкий, мерзкий и ничтожный трус, а не учитель!

– Не смейте так говорить! – хотел прервать его Лео, но Константин не успокаивался.

– Но я повторю вновь, что верю в тебя, верю, что тебе как никому другому сейчас дано пережить эту бурю. И если так выйдет, что нас не станет, то прошу, живи дальше без тяжких цепей сожаления. Просто, вспоминай о нас, время от времени, хорошо? – последние слова учитель говорил уже не скрывая слезы, но после в стыду прикрылся и отвернулся от своего ученика.

– Почему вы такое говорите?! Неужели что-то плохое грядет?! Тогда давайте сражаться все вместе, я не хочу слушать весь этот бред про мою исключительность! Вы же сами мне говорили, что это так эгоистично… – Лео тоже больше не мог удержать ни крик, ни слезы.

– Ну, что с меня взять, я простой старый дурак, позволь мне хоть раз в жизни сказать что-то настолько глупое и жестокое.

– Тогда, я хочу, чтобы вы помогли мне. Помогли мне осуществить то, что сказали. Помогли продолжать бороться, помогли до последнего!

Лео не до конца понимал причины, по которой учитель всё это говорил, но не смел сомневаться в человеке, который открылся ему. Пусть то и несет лишь страдания, но он уже давно поклялся, что продолжить принимать чужую боль и не бросить никого из них!

Еще какое-то время учитель всё также сидел угрюмо пронзая своим взглядом пол, но потом грусть на его лице, наконец, сменило иное чувство. Он сам до конца не верил, что может сейчас так по доброму улыбнуться в сторону своего ученика, а не скрыть за ней очередной болевой позыв.

– Хорошо, я помогу тебе защитить их. Но учти, в этот раз я буду использовать уже военные методики подготовки, а потому могу натурально тебя «выдрессировать». Согласен? Потом никакие слезы и вздохи я уже принимать не буду – вернув прежний блеск в глазах, произнес учитель и протянул Лео руку.

– Я уже смирился с подобным за этот месяц – с детским пафосом ответил Лео и протянул руку в ответ.

– Думаешь, твои одинокие и расслабленные тренировки на улице за приютом сравняться с настоящими военными испытаниями? Наивное дитя – устрашил его Константин и пожал руку своему ученику – Напоследок скажу лишь одно: моего сына тоже звали Лео, и он также в детстве любил завивать свои золотые волосы в косичку. Только она была куда длиннее, ибо стричь его было некому. В армии ему пришлось с ней попрощаться на какое-то время, но в последний раз, когда мне довелось его увидеть, он снова завил её.