Вот опять не хватает знаний по физике. У нас на Земле уже и клонирование, и искусственный интеллект, и пылесосы самостоятельно по дому бегают, а я тут сижу в чужой голове и мечтаю о том, чтобы превратиться в мартышку. Подбирая слова, принялась описывать механизмы с мозгами, но тут Эя меня перебила:

— А, понимаю! Папа сделал для Зура тело из гибкого пластика. Туда поместили его кристалл. Только… это уже был не совсем Зур. Он перестал смеяться. И магия его не работала, хотя он по-прежнему любил возиться на кухне. Начнет резать овощи — и режет, режет… — Эя стала совсем несчастной. — Зря мы послушали Трандерскунцию, не стоило его отпускать из моей головы.

— Трандер… это еще кто такая?!

— Третья из попаданцев, которые появились в тот год. Очень умная. Обитательница планеты из жидкого радия, маг-иллюзионист. Так давила на мозг, у меня голова раскалывалась! Папа ее поскорей перекинул в кристалл, и ей очень понравилось. У нее получалось общаться при помощи голограмм, даже из тела кристалла. Представляете, как-то дядя вошел в кабинет, а там, в кресле, его двойник. Поднимает голову и кричит: вон отсюда, ничтожество, не мешай работать! Дядя так растерялся. Было очень смешно.

«Да только не дяде», — хотела я покачать головой, но тело сейчас подчинялось Эе.

— Трандерскунция говорила, что я уже взрослая девочка. Мне исполнялось пятнадцать, понимаете? Мол, неловко делить свое тело с мужчиной… Ну, в смысле… — Эя совсем смутилась.

— Мы понимаем, — успокоила девушку Баба Шу.

— Вот Зур и решился пойти в тело из пластика. Папа считал, что это научный прорыв, но я была с ним не согласна. Просила вернуть Зура ко мне, но все были против, особенно мама, она говорила: «Пора становиться хозяйкой в своей голове!» И все мечтала отыскать способ заблокировать мою магию. Но тут даже дядюшка ее не поддерживал. Они не понимали…

— Ты почувствовала себя одиноко?

— Меня будто лишили половинки души! — Эя дернулась так отчаянно. — Зур… он… я…

— Ты его полюбила.

— Он просто резал, и резал овощи…

Ох… Похоже, я понимаю, почему Эя решилась с нами бежать. Бедная девочка.

Лунный закат разлился над лесом бесформенной полосой серебра, которая лишь подчеркивала темноту неба. Где-то в этом серебристом сиянии растворила свои очертания луна. Спряталась. Крадется за горизонт под покровом наведенной иллюзии. Мне уже не хотелось, чтобы Эя продолжала рассказ, слушать ее было больно. Но девушка снова заговорила:

— В тот день все казалось обычным. Папа измерил потенциал моей магии и сказал, что до следующего прорыва остается недели две. Они с Доком придумали какую-то штуку и мечтали опробовать. Говорили, чтобы я не боялась встречать нового гостя, потому что в момент выплеска моей энергии смогут перенаправить ее часть по отводному каналу и распахнуть папино сознание, чтобы перевести попаданца из моей головы в его. Мама, конечно же, была против, поэтому детали эксперимента держали в секрете. Но чем чаще мне повторяли «не беспокоиться», тем больше я волновалась.

Голос Эи звучал все глуше.

— Милая, ты не обязана нам рассказывать, — мягко произнесла паучиха. Неужели ей тоже страшно?

— Я расскажу, — встрепенулась Эя. — Вы имеете право знать. В общем, мы сидели в саду и обедали. Втроем: папа, мама и я. Док не любил сидеть за столом, называл это тратой времени. Схватит что-нибудь в руку — и умчится в лабораторию, жуя на ходу. Зуру и Трандерскунции пища не требовалась. Помню, что голова начала кружиться, я даже сказала об этом папе. «Выпей свежего сока, — посоветовал он. — Это просто жара».

Руки Эи дрожали; она стиснула пальцы, переплетя их между собой. Ох, не хочу я больше ничего знать, мне достаточно…

— День и правда был жарким, — в голосе Эи почти не осталось жизни. — Я взяла со стола графин и направилась к клумбе, неприлично ведь наливать сок только себе. Чаши тюльпанов как раз наполнились. Я выбрала самый розовый, отогнула один лепесток… А дальше… Дальше я ничего не помню!

Наше тело сотрясалось в ознобе; нить Бабы Шу, которой паучиха нас привязала к стволу, глубоко впивалась в живот. Голова взорвалась пронзительной болью, перед глазами кружились разноцветные пятна. Красное… на белом… на белой траве… красное… «Это кровь!» — поняла я вдруг с ужасом. У зеленых — красная кровь. Совсем, как у нас. Она расплескалась по белому… далеко…

— Диана, играй! — рявкнул в голове голос Бабы Шу.

— Что?! Я не могу, тут…

— Диана, отставить истерику! Где твоя музыка? — первый раз в голосе Бабы Шу зазвучал металл. Да о чем она говорит, как же можно сейчас… хорошо. Я ее поняла. Надо представить рояль. Белые клавиши… а над ними черные, черные, ничего тут красного нет!

Та-да-да — БАМ! — бухнуло в голове симфонией Бетховена.

— Диана, ты что творишь?!

Та-да-да — БАМ! — отчаянно повторил рояль и заторопился, захлебываясь: та-да-да-да, та-да-да-да, та-да-да-дааааааа… — последнее «да» растянулось стоном.

— Где твой Шопен?! Зови Шопена!

— Шопен не потянет…

Я не могу играть!

Полоса лунного заката вдруг взорвалась, рассыпав серебро всполохами аврор, будто полярное сияние. Диск луны казался огромным, он уже придавил своим краем линию горизонта на западе. А с другой стороны, восточной — точно напротив! — широким потоком в небо полилось золото. Солнечный диск поднимался стремительно, и вот два гигантских светящихся глаза — серебряный и золотой — уставились друг на друга в упор с противоположных краев небосвода.

Небо будто взбесилось. На него было больно смотреть. Яркие всполохи кидались навстречу друг другу — чтобы мгновенно сгореть. Лунный диск потерял опору, начав проседать; золотой солнечный, наоборот, почти смог оторваться от горизонта. И тут оба выстрелили напрямую, друг в друга, впиваясь в противника остриями лучей. Золотые и серебряные струны соединили на миг два светила. Напряжение зашкаливало. Эта энергия могла бы смести мир с орбиты… И вдруг все погасло. Разом. Глаза будто ослепли, а когда проморгались — луны уже не было. Небо скучно желтело. И желтое солнце вплывало в него мутноватым пятном.

— Может, натянем сеточку?

Голос Бабы Шу звучал буднично.

— Зачем? — не поняла я. Паучиха вздохнула мечтательно:

— Поймаем птичку себе на завтрак…

Есть и правда хотелось, живот подтвердил этот факт голодным урчанием.

— А костер разведем прямо на дереве? — уточнила я.

— Зачем? — не поняла уже паучиха.

— Жарить птичку, не есть же ее сырой!

— Птичку жалко, — вмешалась Эя. — Мы могли бы собрать на поляне семейку грибов, чтобы они принесли нам ягод.

— Эээ… хитрая схема. А просто грибы съесть нельзя?

— Диана, да кто же ест грибы, они разумны и живут по законам! Наша империя старается наладить с Грибницей симбиоз.

Чувствую, останемся мы без завтрака.

Как и профессор Гран: скоро он проснется и обнаружит наше отсутствие…

Я размышляла о том, что теперь и не знаю, как относится к профессору. Да и к себе в качестве попаданки. То, что рассказала нам Эя… Да, Баба Шу все же заставила ее досказать, а меня — дослушать. Недаром паучиха столько лет руководила освободительными миссиями: вытащила наши сознания из паники, провела «спасательную операцию», вскрыв психологическую травму Эи и дав выход ее боли через слова — и правда, прооперировала. Наверно, реабилитацию бывших рабов ей тоже доводилось курировать.

Память девушки зацепила лишь ту картинку, которая так меня напугала. Остальное ей рассказал дядюшка, позже. Он входил в дом брата как раз в тот момент, когда случилась трагедия. Магия Эи пробудилась двумя неделями раньше, чем ожидалось, и ее всплеск привлек в этот раз настоящего монстра. Менталиста, мгновенно подчинившего сознание девушки. Попаданец схватил в руки первое, что ему подвернулось: аппарат для обрезки деревьев в саду, работающий на магии воздуха. Тонкую, спрессованную струю обычно направляли на высокие кроны, чтобы отсечь засохшие ветки или придать дереву задуманную форму. Но менталист, подчинивший сознание Эи, направил воздушное лезвие на ее родителей.