Сели на коней и отправились на разысканное место, и выстроили себе дом. Стенька выехал на охоту и увидел перву встречу: красна́ де́вица, от роду семнадцать лет, зовут Афросиньей, а отца Егором, из богатого дома. Размыслился Степан; хотел девицу погубить.
— Да что я ее напрасно погублю, лучше с собой возьму, пусть мне женой она будет.
Взял ее с собой; пожил несколько время, написал письмо, послал к ее отцу, матери.
— Дочери своей больше не ищите.
И сколько родители ни старались, чтобы выручить из Степановых рук свою дочь: деревни четыре собрали народу и весь лес окружили. Подошли к Степанову дому, и разбойники все дома были. Увидал один толпу народу: кто с дубиной, кто с топором, кто с косой и ружьём; взбёг к Степану и говорит:
— Ну, атаман, видно, батюшка, мы пропадем!
— Что такое? Еще не родился на свет тот, кто меня погуби!. Где народ?
— Наш дом они окружили, атаман!
Приубрался Степан в оружию, вышел на крыльцо и громко вскричал:
— Ну-ка, подданные, садитесь скорее верхом! Не видите что у нас?
Сели верхом, Степан вперед поехал, и народ расступился.
Сели и поехали. Вернулся Степан назад к толпе народа и говорит громким голосом им:
— Ну, что вы хотели меня пымать? Разве я зверь какой? Не волк не медведь, разве вы не видите?
Толпа остолбенела: ровно болваны стоят. Взял Степан в руку плеть и погнал их от дома, как овец. Старик и бросил о своей дочери стараться. Степан остался с Афросиньей жить. Прожил он год, и забрюхатела она; родился у них сын. Дал Стенька ему имя Афанасий.
После этого прожил он три года и вздумал выехать на берег Волги разгуляться. Было у него подданных с ним восемь человек. Увидел он, что ба́ржа небольшая бежит.
— Хоша нас, братцы, мало, а силы попро́бовам!
Кидает с себя епанчу, расстилает на воду.
— Садитесь!
Сели на епанчу. Громко вскричал:
— Ну-ка, братцы, грянем!
Догнали баржу, лоцманов в воду покидали, капитана подвесили на дерево и обобрали все имущество.
— Вот нам, братцы, добыча! Мы, так я думаю, поселимся на Волге.
— Как, атаман? Топерь есаул у нас старый; кого выбрать? Он в отставку хочет.
— А разве не́кого? А вон у меня есть Абсаля́мка; будет всеми делами моими управлять!
Уехал Стенька домой и говорит молодой жене:
— Ну, Афросинья, последние дня с тобой живем! Я тебя к отцу отправлю; только я тебя не обижу. Есть у меня семь коней; навьючу на них серебра и меди, а золота-то понюхать и самим нечего.
Девка была его словам рада, ждет не дождется.
Собралась вся шайка, семьдесять-пять человек (во время разъезда пристали); вышел Стенька на крыльцо.
— Ну-ка, братцы, много ли нас?
— Семьдесять-пять человек.
— Ну вот, осталось пятьдесят, а теперь опять прибавка. Ай-да, кто хочет, на Волгу! Кто охотники — вперед!
Все вскричали, кроме есаула:
— Все желаем тебе служить! Пойдем!
— Я желаю подальше выбрать место. Слыхали про Жегулинские горы? А только вот что: есаула надо выбрать.
— Кого желаешь, атаман, того и сажай в есаулы!
Он еще раз подтверждает:
— Вот я желал бы Абсалямку!
— Ну, и мы желаем его! — вскрикнули все. — Он человек хороший и проворный и все искусства знает. Выходи, Абсалямка, вперед! Командовай!
Вышел Абсалямка вперед, крикнул:
— Ну, робята, слушайте как атамана, так и меня! Мы скоро в поход пойдем по деревням; где что попадется, все тащить, зря не бросать!
— Это, — отвечает шайка, — наше дело: мы не проглядим что ви́сло висит!
Степан вскричал громким голосом:
— Оседлайте таких-то лошадей и насыпьте полны мешки серебра и меди, привяжите покрепче, да вот таких-то четыре коровы! Сегодня я отправляю жену на село. Ну, есаул, выведи на дорогу, смотри, чтобы худого ничего не было!
Вывели семь лошадей с мешками и четыре головы коров и привязали друг за дружку; на переднюю лошадь самоё посадили. Есаул вывел на дорогу и указал ее дом. На другой день Степан приказал ехать в Жегулинские горы. Оседлали коней и пошли упорством на Старо-Черкасску губернию; открыли огонь, сделали битву такую, что побили неприятелев триста тысяч и забрали город. Возвратились отту́дова упорством на Саратовскую губернию. Кроволитие тут у них было такое, что побили сто-восемьдесят тысяч человек, забрали Саратов город. Из Саратова выступили в Жегулинские горы, приискали удобное место, покопали себе землянки, устроили все в порядок. Стенька стал выезжать на Волгу, разбивать суда и вздумал раз съездить в Саратов город. Приехал туда и увидел у одного богатеющего купца прекрасную дочь, под названьем Марья Федоровна, и так ему захотелось ее к себе забрать в супружество. Дожидался он, когда она на разгу́лку или на балкон выйдет. Через несколько времени выходят на балкон и выносят большой самовар; купец с купчихой садятся чай кушать, и дочь их выходит. Стенька напустил воды, раскинул кошму и подъехал к балкону; взял купеченскую дочь из-за стола, посадил на кошму и с собой увез в Жегулинские горы. Купец: «Ах, доржи, лови!» Не тут-то было.
Стал Стенька выходить на́ берег и не стал никому давать проходу: ни одной барже, ни расшиве. Стали доносить государю, царю Ивану Васильевичу:
— Царь Иван Васильич! Стенька Разин не дает проходу ни пешему, ни конному и по Волге разбивает баржи, и купеченски и даже казённы.
Отписыват царь Иван Васильич Стеньке:
— Степан, ты разбивай хоть купеченски, а мои не трог, а то я на тебя пойду упорством!
Степан отвечает царю:
— Вы на своих баржах делайте знаки, а если желате итти на меня упорством, милости прошу в Жегулински горы. Если вы хотите мне дань платить, то платите мне за каждый проезд и кладите знаки, а не хотите, я тогда упорством пойду до Москвы!
Подумал царь Иван Васильич над Стенькиными словами:
— Чем хочет взять? Семьдесят-пять человек и до Москвы хочет дойти!
И вздумал то, что он в Старо-Черкасской губернии триста тысяч побил, под Саратовом сто-восемьдесят тысяч.
— Ну, у меня столько силы нет, значит, я в его руках.
Собрал дань и отослал Стеньке.
— Поло́жьте, Степан, сколько за лето возьмете, за прокат — я заплачу́.
Сейчас взял, на казенных баржах сделал знаки, и с того времени Стенька стал казенные баржи пропускать, а купеческая редкая проходила без того, чтоб он на ней не побывал.
В одно прекрасное время вздумал Стенька покататься по Волге. Ехал Волгой вверх, доехал до Спасского уезда, Казанской губернии, до села Болгар. Вздумалось ему тут закусить. Подворотили, вышли на́ берег, идут селом. Попадается им навстречу девка двадцати-семи лет; поздоро́вкался с ней:
— Здравствуйте, красна девица!
— А вы что за люди?
— Мы купцы. Не слыхали чего про Стеньку Разина?
Вдруг девица испугалась, что такой разбойник селом идет.
— Зачем вы сюда идете? Чего вам надо?
— Мы вот есть захотели, не знам куды зайти.
Сквозь зубов девка сказала:
— Милости просим к нам! Я накормлю!
— А где твой дом?
— А вот на берегу Волги угольная хата.
Повела девка в свой дом, посадила за стол, напоила и накормила. Степан и говорит:
— Нельзя ли, голубушка, с тобой познакомиться?
— Отчего же, можно.
И с этого время стал Стенька к ней частенько ездить. Стала девка богата, так что первая на селе, и вздумала как бы его изловить. Раз он приехал к ней и говорит:
— Ну-ка, сходи, принеси четверть водки!
Та побегла́, сказала старшине, что приехали к ней разбойники. Старшина взбулгачился, нарядил народу, и окружили дом. Она принесла водки; они стали пить. Тут гамя́т:
— Давай его сюда! Иди к нему! Чего глядеть-то? Тащи его!
Но никто ничего сделать не мог. Попил Стенька, погулял и опять отправился на свое место. Народ только поглядел на него.
Прожил Стенька в Жегулях семь лет, изобрал себе удобное место напротив Бирючей косы. Места эти не были забраты, он и думает сам себе:
— Если итти упорством, то нам ка́бы осилить, а помоги никакой нет.