— Да?

— Товарищ капитан, вам сообщение от Никитина.

— Читайте.

— «Срочно высылай помощь. У меня тяжелобольной, второй в тайге».

— Кто передал?

— Молотилов.

— Откуда?

— С Кутая, из лагеря геологов, через Красновишерск.

— Где Никитин?

— Говорит, километрах в десяти-двенадцати выше.

Лызин помолчал.

— Какие будут распоряжения? — не выдержал дежурный.

— Подожди!

Подумал, огляделся, стряхнул с коленей налипший сор.

— Алло? Слушаешь?

— Да, товарищ капитан!

— Ты вот что. Срочно свяжись с авиацией и закажи вертолет. Срочно, понял? Пусть с рейса снимают, если надо, и сюда, то есть на аэродром, я минут через тридцать буду.

— Понял, товарищ капитан, сейчас сделаю!

— И еще. Собери свободных от дежурства. По тревоге. Одежда и все остальное — для работы в тайге. С оружием. Начальнику все передай, я сейчас.

— Понятно. А мне можно с вами, товарищ капитан?

— А ты кто?

— Младший сержант Попов!

— Так ты же на дежурстве.

— А я подменюсь!

— Кто это тебе разрешит?

— А вот увидите!

— Ну смотри, отбой!

Лызин быстро переоделся. Щелкнул десяток раз фотоаппаратом, сложил находки в машину и сел за руль.

Начальнику УГРО ОВД

Чердынского райисполкома

капитану Лызину В. И.

Я, ефрейтор Жуйко Р. С., нес оперативное дежурство по паромной переправе «Рябинино» в период с 10 по 12 мая. 12 мая во второй половине дня, около 4 часов, со стороны Чердыни на переправу прибыла автомашина «Жигули» ВАЗ 2103 синего цвета. Машину вел высокий молодой человек в синем джинсовом костюме, темных (дымчатых) очках в металлической оправе. Кроме него в машине находился пассажир — человек пожилого возраста. Из машины пассажир не выходил, а спал, надвинув на глаза шляпу и привалившись к стойке кузова. Документы обоих были в порядке, фамилии их и номер машины не запомнил. Опознать при необходимости смогу обоих.

2 июля 1974 г.

В ожидании помощи Никитин занялся лагерем. Ни в палатке, ни в рюкзаках ничего необычного не нашлось — стандартный набор полевиков: белье, одежда, теплые вещи, туалетные принадлежности, инструменты, бинокль, приемник транзисторный — вот, собственно, и все. Бумаг никаких обнаружить не удалось — ни документов, ни писем, совсем ничего. В одном из полотняных белых мешочков, обвязанном плотно бечевкой, оказалось несколько щепотей золотого песка и маленький, чуть больше ногтя, камушек золотой же, самородок. В другом — патроны к карабину. Бич в сознание не приходил, и Никитин принялся за поляну.

Здесь было пять глубоких, по четыре-пять метров, шурфов, тянувшихся кривой цепочкой от верхнего края поляны к нижнему. Последний, видимо, был недокопан. Внутри — лопата и кайло. Вторая лопата воткнута в отвал.

От этого шурфа Никитин спустился к реке. Именно здесь и сидел промывальщик, когда они пристали. На гальке бечевника лежали брезентовые рукавицы и широкое деревянное корытце с полого наклоненными стенками. «Лоток», — понял Никитин. На дне его горкой сбились гальки, штук десять. Он взял в руки одну, повертел — камень как камень. Положил обратно. Потом заметил желтый блеск на бортике. Задержав дыхание, склонился: на дереве посверкивали мелкие крупинки золота.

Осторожно перенес лоток к лагерю, сходил за рукавицами, лопатами, кайлом. Возвращаясь, заметил, что бич очнулся и следит за ним из-под полуприкрытых век.

Никитин с лотком присел у него в ногах, ожидая, когда тот перестанет валять ваньку и поймет, что играть с ним бесполезно. Через минуту бич открыл глаза.

— Что это?

— Золото, — тихо, почти шепотом ответил тот. Видно было, что к нему возвращалась боль.

— А камни зачем?

— Так. Выкинуть забыл.

— Вы здесь золото мыли?

— О-ох!!! — лицо бича исказилось гримасой. — Начальник! Увези ты меня отсюда, больна-а!

— Терпи, — ответил Никитин. — Скоро за нами прилетят. Так вы здесь золото мыли?

— О-оо! — в полный голос тянул бич. — Ничего я не скажу! Ничего-о! Убьет он меня, убье-ет! Увози скорее, начальник, о-оо!

Никитин поставил второй укол, и скоро бич затих.

Капитан вернулся к столу и взял подсохшую тетрадь, сшитую, как оказалось, не из обычной линованой бумаги, а из плотной миллиметровки. Наполовину тетрадь оказалась заполненной записями, выполненными одним и тем же мелким аккуратным почерком, и рисунками: схематическими набросками реки, зарисовками стенок шурфов, планами и другим. Записи были сделаны профессионально, с сокращениями, конспективно. Местами к листам прилеплены нашлепки глины и земли разного цвета.

«Ш. 9, — разобрал Никитин на последнем заполненном листе, — поч. покр. — 12; лессов. сугл. — 20-25; гал. мел. фр. (до 5 см) — 105-110 см; гл. сн. — 18-20; сугл. щб. — 45-50 (пермь?)» и так далее, в том же духе. Смысл прочитанного был неясен, но понятно стало, что записи сделаны геологом. Сердце щемило...

Вертолет прилетел даже быстрее, чем он ожидал. Внезапно выскользнув снизу из-за поворота, прошелся по долине, наполнив ее отраженным от гор гулом, развернулся над лагерем, завис и мягко сел в стороне. Дверца распахнулась сразу, как только колеса коснулись земли, из темного его чрева на поляну первым выпрыгнул Лызин, за ним молодой парень в белом халате с металлическим сундучком скорой помощи в руке, потом посыпались остальные: в сапогах, в брезентовых куртках, у некоторых были охотничьи ружья и даже две лайки.

Доктор, оглядевшись, не говоря никому ни слова, сразу же пошел к лежавшему под кедром забинтованному бичу. Лызин — к Никитину.

— Кто такой?

— Не знаю, — пожал плечами Никитин.

— Вот как? И что с ним?

Никитин кратко рассказал о том, что разыгралось здесь несколько часов назад.

— Да-а! — присвистнул Лызин. — Дела-а! Что предполагаешь?

— А черт его знает! Послушал тебя, полез, а тут! — Никитин сокрушенно махнул рукой. — Может, конечно, сообщники Боева, но больно уж много их получается, там трое, здесь — еще двое! Может, старатели самодеятельные? Я слыхал, там, где золото, встречаются... Может, он и в самом деле геолог и тоже старательством занялся, а тут напугался?

— Он, говоришь, документик тебе оставил?

— Вот, — Никитин подтолкнул Лызину сумку.

Тот раскрыл ее, достал бумаги и тетрадь, полистал, почитал.

— А на этого? — кивнул головой на бича, возле которого суетился врач. — Никаких бумаг?

Никитин помотал головой.

— А золото где?

— Вон, на столе. В мешочке и на лотке.

Лызин склонился над столом.

— Занятно, занятно... Ну ладно, какой он геолог, мы выясним быстренько. — Взглянул на часы. — Сегодня уже поздно, а завтра с утра в Ленинград запрос пошлем. А я, признаться, подумал, что напрасно тебя сюда сговорил. Боева-то, похоже, уже в живых нет.

— Как это нет?

— А вот так! Не у одного тебя новости. — И теперь уже Лызин рассказывал о браконьере-трусе Черткове, исчезнувшем трупе и гильзе.

— Я ведь, честно говоря, как труп-то всплыл, решил, что Боева убрали при дележе. А теперь... Не вяжется все это.

Подошел доктор.

— Ну что же, перевязан он вполне терпимо, лучше здесь не сделать. Нужно в больницу. Что ему ставили?

Никитин кивнул на сломленные ампулы.

Доктор пошел к вертолету за носилками.

Лызин, сунув в рот два пальца, громко свистнул и махнул рукой. Милиционеры подошли. В одном из парней, с лайкой на поводке и с ружьем за плечами, Никитин узнал кудрявого здоровяка.

— A-а, Алеша! Привет!

— Здравья желаю, товарищ капитан. Только зовут меня Володей.

— Да я помню, Алеша — это так, вроде присказки, ружье-то тебе зачем?

— Камуфляж, вроде как охотники.