Мальчишки поверили и больше не расспрашивали ни о чем.

А как Андрей Петрович? Хоть ничего он и не сказал утром в штабе, но что-то уж подозрительно покосился на его синяк. Неужто он догадывается обо всем?

Да не-ет, если бы он что-нибудь знал о его отце, то давным-давно сказал бы об этом, и отцу досталось бы тогда в первую очередь. Просто, наверное, Андрей Петрович заметил, что он, Сашка, будто не в своей тарелке сейчас, вот и наблюдает за ним, и ничего не может понять.

Сашка ладонью стер со лба пот и оперся о черенок лопаты.

Скорее бы уж запрет кончился, что ли! Отец тогда уехал бы со своим механизированным звеном на раскаты и промышлял рыбу по ерикам сетками и се́кретами, и ему было бы не до браконьерства…

Принимаясь опять за работу, Сашка вспомнил сегодняшнее утро. Проснулся он от протяжного скрипа калитки, затем во дворе послышались знакомые шаги, хлопнула дверь камышанки, и он понял, что с ночной вылазки вернулся отец.

Сашка глянул в окно — там только-только забрезжил рассвет.

— Мать, помоги-ка, — вполголоса позвал ее с порога отец, но, к удивлению Сашки, на этот раз она даже не пошевельнулась на кровати. Тогда он подошел к ней и тронул ее за плечо. — Мать, а, мать…

— Чего тебе?

— Пойдем, говорю, я трех осетров принес, икряные…

— Пропади ты пропадом вместе с ними! — зло ответила она. — Уходи, детей разбудишь, — и отвернулась к стене.

Отец с минуту потоптался на месте, видимо, ожидал, что мать переменит свое решение и вот-вот встанет, потом махнул рукой и на цыпочках вышел во двор, что-то бубня себе под нос.

Уснуть Сашка больше не мог. Он лежал с открытыми глазами и, блуждая взглядом по потолку, думал о том, что произошло в последние дни, и никак не мог понять, почему отец ударился в браконьерство.

Ведь не жаден он, нет! Бывало, принесет рыбу, и всегда оделит соседей, даст любому, кто ни спросит, и если уж оставляет про запас, то солит ее только для семьи, на зиму.

Почему же отец так изменился теперь, даже его, Сашку, выпорол за то, что он желал ему добра?!

Мать подняла Сашку с постели завтракать, когда солнце стояло уже высоко. На столе шипела в сковородке яичница, и на тарелке лежали разрезанные дольками сорванные с грядки огурцы.

С глубокой сковородкой вышел из шалаша отец, увидел в беседке накрытый стол и нахмурился.

— Ты чего это, мать, яичницу стряпала, я ведь осетринки с картошкой нажарил!

— Вот и ешь ее на здоровье, а мы как-нибудь и без нее обойдемся, — отозвалась она из камышанки.

— Да ты чего в пузырь-то лезешь, — вскипел он, заглядывая в камышанку, — чем тебе еще не угодил?

— А, ты уже забыл! — язвительно бросила ему мать. — Так на синяки глянь, что вчера сыну ремнем понасадил, — распалялась она, — или это не в счет?.. Скоро из-за своей рыбы ты нас всех из дому выживешь!..

— Ольга, да ты что это…

— Ничего! — отрезала мать. — И заруби себе на носу: чтобы я больше ни осетров, ни режаков в доме не видела, понял? Сама все сети пожгу или порежу!..

— Ну ладно, ладно, не кричи, — примирительно заговорил отец и вдруг заторопился: — На днях нам обещают в рыбинспекции выдать билеты на отлов сома, так что дел хватит и без красной рыбы…

Сашка воткнул лопату в землю, перевел дыхание.

Вот это было бы хорошо, а там с августа и путина начнется!.. А если попросить Андрея Петровича? Мол, пожалуйста, помогите рыбакам звена, где работает папа, чтобы они на лов сома скорее разрешение получили. Он может помочь. Поможет!

Сашка посмотрел на солнце — оно исподволь подбиралось к зениту, а Полосухин обещал наведаться в отряд лишь после полудня. Пойти самому в село и найти его там?

Он готов был сорваться с места, но помешал ему Косарев.

— Мы же устали, — крикнул Славка, — давай отдохнем малость!

— Перерыв! — согласился Сашка и, подумав, решил, что бросать ребят одних не к лицу, это может не понравиться Андрею Петровичу, и лучше всего ждать, пока он придет сюда сам.

Мальчишки побросали лопаты, разделись и побежали к ерику. Хотелось было скинуть вспотевшую одежду и Сашке и последовать за товарищами, но вспомнил о своих синяках и шумно вздохнул: придется ему потерпеть, пока они не сойдут с тела или же купаться там, где его никто не увидит.

Ребята ныряли, плавали и плескались, Сашке стало завидно, и он глянул по сторонам. Невдалеке шумела под ветром рощица камыша, чуть дальше, за поворотом ерика, виднелась заводь, и он направился туда. Искупался, потом растянулся в тени под кустом лоха и прикрыл глаза.

«Надо бы к ребятам Горки Щетинкина сходить, посмотреть — как там дела, — засыпая, подумал он, — да узнать у девчонок, варят ли нам обед…»

И вот он уже шагает вдоль ерика к старым ветлам, где давеча сообща смотрели навес, где установили на кирпичах котлы.

Обед у девчонок готов, и молодые поварихи спрашивают, скоро ли придут ребята. А он, Сашка, важничает, с ответом не торопится. Мол, ваше дело приготовить, а мы свое время знаем. Он садится у дерева на траву, и ему приносят пробу. На первое сегодня суп мясной, на второе — рисовая каша. Суп вкусный, с перчиком, и лавровым листиком пахнет. Только взял ложку да зачерпнул гущину, а тут за плечо тронули.

— Сейчас, сейчас… — нетерпеливо бормочет Сашка, но снять пробу ему так и не дают, и он со вздохом открывает глаза.

Перед ним, опустившись на одно колено, стоит Полосухин.

— Ну и здоров же ты, брат, спать, — смеется он. — Вставай, пора обедать — ребята уже ушли на стан…

Домой Сашка возвращался в приподнятом настроении, хотя и сам не мог объяснить себе, что же произошло.

Его радовало все: и то, что дневное задание его группа отряда выполнила раньше, чем группа Горки Щетинкина — часам к четырем по прорытой канаве из озерка в ерик хлынула вода и с ней вместе стали скатываться рыба и малек; и то, что поглядеть на их работу приезжал на «Волге» председатель колхоза и, похвалив ребят за старание, посулил каждому к началу учебного года справить хороший подарок; и то, что его просьбу о билетах на лов сома Полосухин обещал выполнить, и даже не спросил, почему это не рыбаки и не отец его, а он, Сашка, старается за них; и то, что сегодня со своими дружками к отряду присоединился Вовка Баландин и работал вместе со всеми, и никто из мальчишек не упрекнул его.

Ныли с непривычки натруженные руки, порядком горели ладони, натертые о черенок лопаты, и ему было приятно сознавать, что нынче он потрудился не меньше других, что тоже спасал рыбную молодь, и теперь мальку расти да расти!

Мать встретила его радушной улыбкой, хотела тотчас же чем-нибудь угостить, но Сашка есть не хотел.

И вдруг из шалаша раздался голос отца:

— Сынок, а, сынок, помог бы ты мне с сомовниками управиться.

Сашка изумился — такого, чтобы доверить ему рыбацкие снасти, еще не было. Обычно за помощью к нему отец обращался очень редко, да и то по мелочам: подай то, принеси это. И если Сашка начинал что-либо делать по собственной инициативе, отец на его помощь смотрел как на детскую забаву и не принимал ее всерьез, хотя старался и не показывать вида.

Что же случилось, почему отец вдруг переменил к нему свое отношение?

Впрочем, через секунду Сашка об этом уже забыл. Его больше занимала просьба отца, она и волновала его, и радовала своей новизной, и он взглянул на мать, как бы спрашивая ее, идти ли к отцу или не надо.

Мать кивнула головой, шепнула:

— Иди, иди, — и слегка подтолкнула его в спину.

Сашка подумал о том, что, наверное, после того, как он утром ушел в отряд, мать разговаривала с отцом, иначе ни за что не послала бы к нему сейчас его, Сашку, и он с легким трепетом и любопытством заглянул в шалаш.

Отец сидел на перевернутом ящике и, разматывая перемет, проверял, не развязались ли где поводки, крепко ли держатся на них крючки; несколько других сомовников лежали на земле рядом с ящиком.