Пока бабушка рассказывала всплывшие в ее памяти разные истории о домах, мимо которых они проходили, Мадлен рассматривала витрины. Ее внимание привлекла витрина кондитерского магазина. Конфеты в раскрытых коробках и стеклянных вазах манили ее яркими цветными этикетками.

Ее взгляд привлекли к себе нежно-розовые и белые палочки, каких она никогда не видела в Париже. Тут же, рядом, в целлофановых мешочках лежали шарики, обсыпанные сахарной пудрой.

— Бабушка, купи! — попросила Мадлен.

— Зачем? — удивилась бабушка. — Мы же привезли с собой конфеты!..

— А вот этого у нас нет… Как это называется?..

Мадам Жубер смотрела на нежно-розовые палочки и на белые шарики в целлофановых мешочках и не могла вспомнить, как они называются.

— Надо экономить деньги… — тихо сказала она, чтобы не услышал Барро, который быстро приближался к ним.

Но Мадлен словно приклеилась к витрине. Узнав, что ее заинтересовало, Барро заявил, что ему тоже интересно выяснить название этих конфет, которых нет в Париже. И мадам Жубер пришлось обратиться к первой встречной пожилой женщине в светлом плаще:

— Скажите, мадам, как называются эти конфеты? — опросила она.

Женщина удивленно взглянула на нее.

— Какие конфеты?.. — переспросила она, подойдя к витрине.

— Вот эти, — показала мадам Жубер.

— Так это же обыкновенная пастила, а рядом клюква в сахаре!

Женщина еще раз взглянула на всех троих с таким выражением, словно сомневалась в степени их умственного развития, и удалилась.

— Великолепно! — воскликнул Барро, оценив этот взгляд. — Она, наверно, решила, что мы дикари!.. Ну, Мадлен, теперь-то уж мы обязаны поближе познакомиться с этими достижениями русской цивилизации, — и он направился к дверям магазина.

Бабушка сдалась во второй раз. Через несколько минут Мадлен уже держала в руках коробку пастилы и два пакетика клюквы в сахаре. Ей не терпелось поскорее отведать и того, и другого, но бабушка строго запретила делать это до обеда: в этом власть ее оставалась непоколебимой. Барро засунул свои кулаки в карманы, а потом вдруг прибавил шагу и устремился вперед.

— Простите, мадам! Я буду ждать вас на следующем углу, — бросил он на ходу.

Мадлен поглядела ему вслед и, сжав бабушкину руку сказала:

— Повернем назад. Не хочу я с ним идти…

— Это невежливо, Мадлен!.. — ответила мадам Жубер. — Смотри, ты теперь идешь по Дерибасовской улице!.. Это великая улица!..

Мадлен много слышала от бабушки о Дерибасовской. Ей раньше казалось, что это очень широкая и длинная улица, нечто вроде Елисейских полей. На самом же деле она не так уж длинна и сравнительно узка. Дома здесь старые и невысокие, и нет свойственной большой улице толчеи автомобилей.

Мадлен тут же поделилась своими наблюдениями с бабушкой.

— Да, Одесса уже не та!.. Не та! — сказала мадам Жубер. — Не слышно даже одесского жаргона!.. Ах, какая это была прекрасная музыка!.. Раньше считалось честью поговорить с настоящим одесситом! Это был фейерверк остроумия!.. А посмотри на вывески!.. Разве такие раньше здесь были вывески?.. Что ни вывеска, то знаменитый торговый дом!.. А теперь, пожалуйста, — «Взуття».

— Что такое «Взуття»? — спросила Мадлен.

Бабушка рассердилась:

— Не знаю этих слов!.. Спроси кого-нибудь из прохожих!..

Но Мадлен не решилась обратиться к чужим людям. Она запомнила тот удивленный взгляд, которым наградила их женщина у кондитерского магазина.

— Куда же мы теперь идем, бабушка? — спросила она.

— На Полицейскую улицу!

— А где она?

— Сейчас повернем налево!

— Мы уже поворачивали налево.

— Тогда мы просто гуляли! А сейчас мы идем прямо к моему дому!..

— Может быть, лучше спросишь?..

Видимо, бабушка и сама порядком устала, потому что на углу она остановилась и долго высматривала человека, к которому, по ее мнению, было бы прилично обратиться. Наконец ее выбор пал на пожилого мужчину в сером костюме, который вышел из магазина и нетерпеливо оглядывался, видимо, поджидал кого-то. Он выглядел человеком солидным, умеющим себя держать и, несомненно, интеллигентным.

— Не можете ли вы сказать, как пройти на Полицейскую улицу? — подошла к нему бабушка.

В течение нескольких мгновений пожилой мужчина внимательно изучал мадам Жубер, он оглядел ее с ног до головы, а потом чуть отстранился.

— Где Полицейская улица? — повторил он и вдруг оглушительно засмеялся. — Полицейская улица!.. Может быть, вам еще нужно в кафе Фанкони!..

— Я спрашиваю серьезно! — обиделась бабушка.

Мужчина темпераментно взмахнул рукой.

— А я разве не серьезно? Как можно на сорок шестом году Советской власти спрашивать Полицейскую улицу? Где, интересно, вы проспали все эти годы?!

Мадам Жубер оскорбленно замолчала. Такой грубости от этого приличного господина она не ожидала, ведь по его манере разговаривать было очевидно, что перед ней стоит один из старых одесситов.

— Мы из Парижа! — совсем некстати вступила в разговор Мадлен. — И не можем знать все ваши улицы!..

— Из Парижа?! — удивился человек. — Тогда мне ясно! Эмигранты!.. Приехали как туристы!..

— Я уехала из Одессы в двенадцатом году, — сказала мадам Жубер, — тогда, если вы помните, еще не было Советской власти.

— А я родилась в Париже! — вставила Мадлен.

— Так!.. Так!.. — уже более миролюбиво сказал мужчина. — А я думал, вы из бывших!.. Во время гитлеровской оккупации кое-кто из них сюда вернулся. Открыли торговлю, а потом, когда наши пришли, не знали, куда ноги девать!.. Так вам, значит, надо бывшую Полицейскую улицу?! Запомните — ни в одном советском городе вы теперь Полицейской улицы не найдете… У нас в Одессе она называется улицей Розы Люксембург!.. Направо, выйдете на улицу Ленина, снова повернете, а потом прямиком и дойдете!..

Даже не поблагодарив прохожего, мадам Жубер повернулась и быстро пошла дальше. Ее просто трясло от негодования. «Какой грубиян!.. Какой грубиян!» — повторяла она. Еле поспевая за бабушкой, Мадлен с трудом сдерживала улыбку. Что-то в этой сцене показалось ей очень смешным.

— Бабушка? Значит, у них нет полиции? — спросила она, когда они уже отошли довольно далеко.

Бабушка рассвирепела.

— Я прошу не задавать мне глупых вопросов!.. Откуда я знаю, что у них есть и чего у них нет?..

Они переходили улицу, не обратив внимания на красный свет. Просто поразительно, как это дисциплинированная мадам Жубер его не заметила. Видимо, сказалось ее душевное волнение.

Вдруг за их спиной раздался внушительный бас:

— Гражданка! Нарушаете!..

Мадлен схватила бабушку за руку и обернулась. Рядом, несомненно, стоял представитель власти: в синем кителе, с красными погонами.

— Вернитесь, гражданка!..

Мадам Жубер побледнела, ноги у нее подкосились. Если бы не Мадлен, она бы, наверное, упала. Больше всего в жизни она боялась нарушить закон. Услышав окрик, она панически метнулась назад. На тротуаре к ней подошел представитель власти.

— Инспектор милиции, — представился он. — Вы, гражданка, нарушили правила уличного движения!.. С вас штраф!.. Пятьдесят копеек!..

— Простите! — пролепетала бабушка. — Я не знала!..

— Не знаете, что нельзя бросаться на красный свет?.. Первый день ходите по улицам?!.

— Первый день! — сказала Мадлен.

Инспектор удивленно взглянул на нее.

— По тебе незаметно, что ты всю жизнь прожила в деревне!

— А мы приехали из Парижа!.. — Мадлен уже поняла, как надежно действует это сообщение.

— Из Парижа?! — Инспектор удивился и недоверчиво посмотрел на нее и на бабушку. — Отец в посольстве работает?..

— Нет, мы французы.

На загорелом лице инспектора возникло напряженное выражение. Он верил и не верил. Его, как представителя власти, вряд ли рискнут обманывать. Какие же это французы, если они так чисто говорят по-русски? И он приступил к выяснению истины самым быстрым и самым для него привычным путем:

— Предъявите документы! — произнес он.