Ох, как болит голова!.. Саднит лоб… Почему он, Густав, совершил этот поступок? Какое отношение к нему имеет Шантелье?.. Зачем ради него он рисковал своей жизнью?.. Мысли, бесконечные мысли теснили его голову. И среди них мысли о Мадлен. До мельчайших подробностей вспомнил он тот разговор с нею, когда она заставила его пойти к Шантелье… То, что случилось теперь, — это продолжение… Да, несомненно, он сделал это ради нее!.. Он не мог обмануть ее ожидания, подорвать ее веру в себя…

Не спала и Мадлен. Свернувшись в клубочек, она лежала и думала о своих ребятах, о Жаке, Эдмоне и Люсьене и о тех сложностях, которые неожиданно возникают в жизни. Почему Жак должен страдать из-за отца, почему надо бояться Эдмона, почему Люсьене приходится скрывать от матери, что она сделала хорошее дело?.. Во всем этом так трудно разобраться!.. Мадлен теперь не может пойти к Марии, она не должна здороваться с Шарлем. Даже от бабушки нужно что-то скрывать… И вдруг Мадлен вспомнила сегодняшний разговор с бабушкой… Она может поехать в Одессу! Увидеть тех ребят, которые прислали письмо! Только сейчас она поняла, какие интересные перспективы открываются перед ней. И тут же подумала, что эта поездка невозможна. Как же она оставит отца в такой трудный для него момент? Бедный, ему, наверно, очень тяжело. И раненая голова болит…

Но снова вернулись мысли об Одессе. И чем больше Мадлен думала об этой поездке, тем привлекательней она ей казалась…

Мадам Жубер переворачивалась с боку на бок и тяжело вздыхала. Вот всегда так в ее жизни, едва все наладится, как откуда-то приходит беда. Только немного приутихла боль, вызванная утратой дочери. Вошла в колею их жизнь втроем. Так вот теперь опасность грозит зятю. Что, если его посадят в тюрьму, как они будут жить с Мадлен вдвоем?.. Поездка в Одессу рисовалась уже как серьезный выход из положения. В туристском бюро сказали, что группа уезжает через две недели пароходом из Марселя в Одессу… Было бы прекрасно, если бы она сумела осуществить свои планы и привезти из России деньги. В ее воображении, как призрак, вставал огромный пятиэтажный дом, с круглыми часами под крышей…

…Но вот над Парижем поднялась утренняя заря. Она застала их всех троих уже спящими…

На другой день, когда Мадлен возвращалась из школы, на улице ее нагнал Эдмон.

— Пойдем вместе! — предложил он.

— Пойдем! — ответила Мадлен.

Эдмон вытащил из кармана конфету и протянул ей:

— На, возьми!..

Мадлен взяла. Конфета оказалась кислой и противной. Некоторое время они шли молча. Эдмон хрустел своей конфетой. Лицо его было напряженным, как будто он ждал, что учитель вызовет его к доске и заставит отвечать урок. Наконец Эдмон нарушил молчание.

— Твой папа ляжет в больницу?.. — спросил он.

— Нет, — сказала Мадлен. — Он ходит на перевязку.

Еще несколько шагов прошли молча. Эдмон поддел носком ботинка корку апельсина.

— Твой отец, говорят, влип в большую неприятность! Те двое — убиты! Как же это случилось?

Мадлен насторожилась. Вот то, о чем предупреждал ее отец.

— На его машину наехал «крупп», — ответила она.

— Так уж и наехал?! — воскликнул Эдмон. — А может быть, твой отец сам на него наехал?..

Мадлен обиженно тряхнула головой.

— Отстань от меня! Если ты сам все знаешь, зачем спрашиваешь?..

— Ну, не кипятись. Это я просто так… Неужели твой отец не знал, кто с ним едет?..

— Он никогда не спрашивает у пассажиров их фамилии! — отрезала Мадлен.

Теперь Мадлен чувствовала себя, как на уроке. Она думала, как бы не допустить ошибки, ощущала ответственность за каждое свое слово. Этот долговязый мальчишка старается вытянуть из нее то, что нужно его отцу!.. И если ему удастся, это причинит неприятности многим людям.

— Твой папа, говорят, дружит с Шантелье? — снова спросил Эдмон.

— Ничего подобного! — отпарировала Мадлен. — Отец его не любит.

— Почему?

— Потому, что он разъезжает на своей машине в собственное удовольствие, а папа ездит для того, чтобы зарабатывать деньги.

Отец ничего подобного Мадлен не говорил, но она инстинктивно понимала, что лучше отрицать всякие отношения отца с Шантелье.

— Врешь! — обозлился вдруг Эдмон. — Вы ведь дружите с Шантелье!.. Я сам видел, как ты с ним разговаривала…

— А папа его не любит… — упрямо сказала Мадлен. — Он даже не хотел ему сказать о том, что видел… — Она осеклась, но Эдмон уже был настороже.

— Что видел?!. — переспросил он.

Мадлен ужаснулась. С ее языка чуть не сорвалось то, что, несомненно, должно быть тайной: отец видел машину, на которой увозили Жака. Господи, что же ему ответить?!.

— Он видел… полицейских, которые делали обыск у Шантелье, когда его не было дома, — наконец нашлась она.

— А кто украл бумаги? — Эдмон наконец перестал ходить вокруг да около и перешел к тому, что велел выведать ему отец.

— Какие бумаги? — Мадлен почувствовала, что ноги перестали ее слушаться и вся она как-то сразу обмякла и ослабла… Только бы не проговориться!.. Господи, как трудно лгать… Ведь она к этому совсем не привыкла!.. Как бы хорошо было плюнуть сейчас на этого Эдмона и убежать от него! Но нельзя: он подумает, что она испугалась его вопросов.

— Не знаешь, какие бумаги?.. — спросил Эдмон, словно удивился ее неосведомленности. — Ну, те, которые украли у пассажиров, когда их убило.

— Не знаю!.. Папа ничего не приносил!..

Эдмон тоже не был великим дипломатом.

— А мой отец все ломает голову над тем, кто их украл. В полиции ему сказали, что их стащил какой-то человек. А потом он сунул бумаги какой-то девчонке, а та с ними удрала…

Мадлен скосила глаза на Эдмона. Уж не знает ли он всей правды и только испытывает ее?.. Но Эдмон, как всегда, спокойно шел, размахивая своим портфелем, и глазел по сторонам.

— Подумаешь, какие-то бумаги! — небрежно сказала она. — Зачем они им?.. Вот если бы деньги!

— Кто их знает!.. — пожал плечами Эдмон. Он, видимо, считал, что его миссия уже закончена и теперь можно восстановить прежние миролюбивые отношения. — А молодец она, эта девчонка?.. Никто ее так и не догнал!.. — Казалось, он искренне восхищен дерзкой смелостью незнакомой девочки. — Хотел бы я тоже что-нибудь такое испытать! Чтобы была стрельба. И погоня!..

Они остановились у магазина детских игрушек и стали смотреть, как по лабиринту железнодорожных путей мчится зеленый электровоз, таща за собой четыре маленьких вагона. Из окон то высовывались, то снова исчезали головы маленьких человечков. У семафоров стояли такие же маленькие стрелочники. Когда поезд приближался, они переводили стрелки. Совершив полный круг, поезд притормаживал у станции, и тогда в окне вокзала показывалась голова козла. Козел кивал, как будто здоровался с приезжими. Потом на выходном светофоре вспыхивал зеленый свет, и поезд вновь начинал свой стремительный бег по огромной витрине.

Эта железная дорога была тайной мечтой Эдмона. Мадлен знала, что у него в копилке есть деньги, но он не решался с ними расстаться. Эдмон был скуп.

— Купи! — сказала Мадлен, ей захотелось помучить его. — Если бы у меня были деньги, я бы непременно купила…

— Нет, мои деньги не для этого! — вздохнул Эдмон.

— А для чего?..

— Накоплю побольше и вложу их в дело.

— Дом купишь и будешь сдавать квартиры, как твой отец?

— Нет. Мы с отцом откроем еще один бар… — Эдмон сказал это очень солидно, как настоящий делец. — Для начала отец доплатит. А потом, когда я заработаю, верну ему долг!..

— И много ты уже накопил?

Но Эдмон только поджал губы. Он не считал нужным отвечать на такой вопрос.

И остаток пути они прошли молча.

У ворот они расстались. Эдмон пошел домой, а Мадлен сделала еще несколько шагов, чтобы перейти улицу как раз напротив своего дома. Проходя мимо бара, она невольно заглянула в окно. Первый, кого она в баре увидела, был отец. Он стоял у стойки перед Далишаном.