— Та шо! Да тама не щердак, тамося цельные хоромы!
— И окна с красивым видом?
— Та шо вид! Вид обыкновенный! У сад выходить! Да комната-то большенная! И не над господской спаленкой, а у стороне! Чтоб, значица, проделки ея сид поменьше видывал и слыхивал! Да и то верно! Девка, что собачий хвост — не углядишь, то вправо, то влево! Токмо тут была, глядь, а она ужо на том краю улицы! Аки звереныш! Да и как углядеть — тама и выход свой, отдельнай. Прямо у сад! А девка егоза! Вот в наше время таких розгами-то секли почай кажный день! А коли…
…
— С чердака есть отдельный выход?
— Так точно!
— Осматривали?
— Так точно! Стефан там лазил. Сид рукой махнул, а сида приказала — ну и осмотрели. С батенькой-то они разберутся, а нам на хлеб заработать надо! Уволенным никто быть не хочет.
— Хорошее место?
— Так не лучше другого, да и не хуже другого. Хозяева платят, не самодурничают — и слава Отцу!
— И что нашли у лестницы?
— Так там такая лестница — то ли забаву для детей делали, то ли ещё что, сейчас не упомнит никто. Что там найдешь? Ни острых углов, ни скользких ступеней. Никто ничего нигде не рвал, не ронял, не падал.
— И следов нет?
— Так точно, нет! Слуги по саду уже находили. Да и дождь был, смыло небось.
…
— Много посторонних в доме бывает?
— Как пожелает сид.
— А как он желает? Гости часто ходят?
— Захочет хозяин — приходят. Не захочет — гоним.
— А вчера кто-нибудь заходил? Молочник, юродивый, посыльный от портного, слуга друга, семья нисов на чай — кто-нибудь был? Неважно по какой причине.
— Это вам лучше спросить у хозяина и управляющего.
— А вы сами кого-нибудь видели?
— Это нужно уточнить.
— У хозяина???
— У хозяина.
— Вы издеваетесь?
— Это лучше уточнить. У хозяина.
…
Секретарь сида был то ли туп, то ли нагл, то ли слишком предан начальству, то ли все сразу. Очень хотелось встряхнуть глупого мужичишку, вдавить в стену — так, чтобы гулко стукнулось тело о дерево, оскалится, словно зверь — и посмотреть, что он скажет тогда. Будет ли так упорен в замалчивании нужной информации, если перед ним станет не человек — выродок этого мира? Или тоже обмочит штаны?
— Мы — осколки чужого предела,
Мы — остатки других поколений,
Не найти нам ни места, ни дела,
И не важно, кто тварь, кто творение.
Мы — изнанка чужого припева,
Мы — обрывки чужих злодеяний,
Мы — сосуды для боли и гнева.
На нас тень от веков-изваяний.
Каждый мертв. Каждый жив. Каждый ранен.
И оковами кажется тело.
Режут времени острые грани.
Места нам не найти, только дело.
— Да успокойся ты! Как наговоришь ерунды, непонятно, то ли плакать, то ли смеяться! Разнылся опять!
— Работа у меня такая!
— Вот и тяни свою слезодавилку на работе! С подопечными! Нас зачем тревожить?
— Так все-таки тревожу, Ведьма? — усмехнулся Плетун. — А ты, Демон, что скажешь?
— Что морда у тебя больно гладкая. Подправить можно, — услышал Димитрий свой собственный голос из прошлого.
Тогда в их отряде… поссорились? Только Каменная хранила строгое молчание. Вот и секретарь этот молчит, скотина, а ведь время идёт!
Испуг? Да, испугался. Чего? Нет, это не личное, что-то постороннее. А от кухни такая какофония! Столько намешано! Глупая была идея собрать всех в одном месте. Эти клубки так переплелись, поди разбери, где чье. Страх, злоба, скука, неодобрение, возбуждение, удивление, недовольство…
А если глубже? Раствориться. Залезть внутрь. Самую сердцевину тронуть! Вина? Нет, здесь не ее искать надо. Страх? Может быть, да они все боятся. Жадность? Вероятно. Что, как не деньги, ведут человека на темную сторону?
Нежно, бережно перебирать струны чужих душ. Яркие, тусклые, блестящие, грязные, запутанные, ровные — в каждой всего намешано в разных пропорциях. Никто не небожитель, никто не демон. Жадность… подворовывает… Похоть… спит с управляющим… Страх… болеет дочь… Страх… испортила хозяйское платье, не доглядела… Жадность… померла мать, делят с братом ее дом… Восторженность… влюблена… Зависть… соседкин муж той бусы купил, а ее ей оплеуху выписал… Возмущение… вот расселись-то, эдак и еда не успеет сготовиться к обеду…
Сколько же тут всего! И вот ещё… И ещё… И…
Маловероятно, что нужное, но ведь попробовать можно?
Серое, кислое, с запахом несозревших ягод… Одна нить из серого комка… Если…
В мир резко врываются цвет и звук.
Вода стекает по лицу.
— Да не трогал я его!
— Если только! Да я тебя! Со свету сживу! И папеньке расскажу!
— Да я виноват, что он у вас припадочный?
Опять? Ну, теперь понятно, чего испугался секретарь.
— Всего лишь последствия давней болезни, — соврал Кривз, открыв глаза и обнаружив себя на полу. Свалился со стула, ясно. Он сел, держась за голову. — Бывает. Но редко. Ниса Ярь, работник вашего отца тут не при чем. Отпустите его. Позовите следующего.
— Но…
— Вы же хотите найти Ладу?
Димитрий встал, уцепившись за ножку стола. Потер лоб.
— Зовите.
Цветана охала и ахала, принесла сладкий-сладкий чай, но следующего позвала.
Из дома сидов Ярь сыщик вышел только пару часов спустя. Сразу отправился в отдел правопорядка. Воинственно настроенная Цветана увязалась следом.
— Вы все время куда-то ходите. А когда отчёт писать будете? — решила она начать издалека. Димитрий поморщился. По его скромному мнению, подобные отчеты являлись не больше, не меньше, как средством пытки для служащих в органах правопорядка. К тому же он уже…
Это было бы разумно, да!
— Писать отчёт будете вы! — заявил он нагло. — Ведь это ваши обязанности — бумаги?
— Но…
— Не волнуйтесь, я вам все расскажу.
Цветана затихла, неуверенно посматривая в его сторону. Какое-то время почтительно молчала, потом не вытерпела:
— А писать про кого? Про ниса Аль?
— И про него тоже.
— А что? Это же не он! Я его знаю, он не мог! Он благородный человек и…
Голова болела неимоверно. Чужой голос как будто дробил реальность на куски.
— Не он.
— Нет! Э? То есть, да! А зачем вы тогда его арестовали?
— Во-первых, кое в чем он все равно виновен. Во-вторых, я предположил, что пока нис Аль заперт, убийца прекратит свои злодеяния, дабы не дать следствию усомниться в виновности подозреваемого. Что даст нам какое-то время для маневра.
— И он оправдал ваши ожидания?
— Нет.
Демонова больная голова! Димитрий сначала сказал, а потом подумал.
Цветана остановилась.
— То есть… Лада…
— Да, — сурово подтвердил сыщик. — Именно поэтому девочку заставили написать письмо, что якобы она ушла сама.
— Почему она не подняла крик?
— Я думаю, он использует сонный порошок. Лада — ребенок с улицы, она сообразительная девочка, наверняка заметила тряпицу в его руке и обо всем догадалась. Один писк — и она уснула бы, не успев толком поднять шум. Ведь вы сами определили ей комнату подальше от всех, чтобы ваш батюшка меньше ругал ее за проказы. Смогла бы она докричаться до кого-нибудь, сомнительно. Но пока она не спит — может сопротивляться. Поэтому Лада сделала вид, что поверила ночному гостю и написала записку, полную намеков, которые не мог понять похититель, но разгадали вы, сида. Думаю, она могла попытаться сбежать по дороге, но ей это не удалось, иначе ребенок уже был бы с вами. Но в любом случае надежды убийцы на то, что эту жертву не заметят, не оправдались. А ему, конечно, очень хотелось сделать очередное преступление невидимым для правосудия. Как он уже делал не раз.
Цветана шмыгнула носом.
— У нее есть шанс?
— Как минимум до ночи — да.
Они возобновили шаг, но девушка все ещё обдумывала сказанное.
