Девочки, оставшись без матери, воспитывались в строгости. Старшая, конечно, в бо́льшей степени, чем младшая. В какой-то момент, будучи ребенком лет десяти, она столкнулась с сыном то ли кухарки, то ли горничной, то ли занесшего товар молочника. Нису доложили про нарушение правила "не общаться с мужчинами" и тот решил, что слов для обучения такой невоспитанной девочки мало. Так доктора в первый раз вызвали осмотреть потерявшую сознание маленькую нису. Сид Угль посчитал, что та упала в обморок скорее от потрясения или страха, чем от розог, о чем и сообщил казалось обеспокоенному отцу. Тот принял информацию к сведению. И, решив, что обморок — притворство, окончательно уверился, что телесные наказания необходимы для воспитания плода разврата.

Привлечь не за что. Можно приукрасить историю, выставить на всеобщее обозрение с помощью той же газеты, но нис Бель — кремень. Ему общественное мнение не помеха. Просто продолжит гнуть свою линию. К тому же, если выяснится причина, девчонку замуж никто не возьмёт, да и младшая сестра косвенно будет опозорена.

— Сид?

Вито упорно продолжал звать сыщика сидом. Правда, только когда забывался. Димитрий перевел взгляд с неба на мальчишку. Тот испуганно вздрогнул. Кривз прикрыл глаза, пытаясь упорядочить мысли и скрыть бушующую внутри злость.

Тишина была наполнена отдаленными звуками улицы. Вито как-то отчаянно спросил:

— Э… А что вы тут делаете? Я видел, как отсюда выбежал доктор. Он был похож на сумасшедшего.

— Мы все тут так или иначе сошли с ума, — раздается в темноте спокойный женский голос с нотками фатализма. Задорный мужской тут же подхватывает, переводя все в песню-шутку:

— Мы все тут так или иначе сошли с ума.

Мы все — немного смертники. Немного тьма.

Немного света нам отмеряли. Мне смерть — кума,

Мы все чуть-чуть по-разному сошли с ума.

Кто-то засмеялся. Кто-то выругался. Тихий девичий всхлип.

Димитрий посмотрел на паренька.

— Думаю. Стою вот и размышляю. Над бренностью бытия.

Вито хлопал глазами и молчал.

— Пошли. Будем арест организовывать.

— Арест??? Кого??? Как??? Это он убил всех???

— Вот это нам и надо выяснить.

Вито ужом вился вокруг, позабыв и о субординации, и о страхе. Страх был, точно, ещё минуту назад, Димитрий чувствовал. Теперь — только азарт и любопытство.

— А кого мы будем арестовывать? А кандалы нужны? А это большая шишка? А он признается? А как вы его вычислили? А он настоящий?

Последний вопрос умилял.

— Во-первых, он пока всего лишь подозреваемый. Во-вторых, умей смотреть на шаг вперёд. Это игра, Вито. И проигрывает тот, кто плохо просчитал ход и поверил в чужой блеф.

На какое-то мгновение помощник замолчал, пытаясь понять сказанное. Но, видимо, не смог.

— Вы как будто на другом языке говорите. Мы куда? В службу?

— Да, возьмём ещё пару человек.

— Кого арестовать-то надобно?

— Наша цель — Славен нис Аль.

От удивления Вито раскрыл рот. Потом закрыл и не проронил ни слова до самой службы.

Арест прошел удивительно мирно. Радомила нис Аль задавала только умные, нужные вопросы, сразу отправила письмо адвокату. Юная ниса, сестра подозреваемого, от души разревелась, но где-то в соседней комнате, не мешая процессу ареста. Ее в свете открывшихся обстоятельств Димитрий хотел бы опросить поподробнее, но решил это сделать чуть позже, разобравшись сперва с братом. Слуги были отосланы прочь, кроме двух, очевидно самых доверенных. Славен нис Аль, бледный, но упрямо сжавший губы, сидел в кресле посреди гостиной и пытался имитировать хладнокровие. Его слуга суетливо бегал туда-сюда, позабыв, где сюртук хозяина, где его сапоги, где перчатки.

— Рубашку бы поменять, — заикнулся он молодому господину, но тот посмотрел на свое тело и отрицательно мотнул головой.

— Поменяйте. — Посоветовал сыщик. — Я все равно знаю, что у вас там. Видел у Нежелана.

Юноша вздрогнул, принимая ложь за чистую монету. Ниса Радомила, понимающая больше сына, хотела было что-то сказать, но потом сообразила, что ее ребенка все равно забирают в такие места, где если захотят — разденут. Женщина лично принесла новую рубашку и помогла Славену одеться. Делала она это нарочито неторопливо, Димитрий успел насмотреться.

Мужское тело все превратилось в синяк. Грудь была перебинтована. На плечах раны — как будто подрал когтями дикий зверь. Юноша старался не показывать виду, но двигался все равно с осторожностью. Димитрию стало не по себе, когда он подумал, что могло нанести такие повреждения.

— Книга. С описанием ритуала. Где она?

Славен кивнул куда-то вправо. Видимо, в той стороне находился его кабинет. Или спальня. Или библиотека.

— Никакой книги не было. Только листы с чертежами.

— И где они?

— Второй ящик стола.

Вито, повинуясь взгляду, вышел из гостиной.

Про Вито стоило подумать отдельно, но потом. Парень почему-то стал вздрагивать под взглядом сыщика. Странная реакция. Увидел наконец, что он за человек, после встречи с доктором?

Как будто при такой работе можно действовать по-другому.

— Можно. Но тебя учили мучить, а не лечить. Вызывать, вытаскивать из нутра самое плохое, а не самое хорошее.

— Это моя суть.

— Твоя — значит, ты можешь её поменять…

Чем больше было воспоминаний, тем больше они ему не нравились. Вместо четкой картины прошлого — неясные обрывки. Это изрядно раздражало.

— Откуда взялись листы? — спросил Димитрий строго.

Юный нис не стал отпираться.

— Лежали в книге. Ее я брал в библиотеке. Хотел вернуть, но встретил хранителя музея и поинтересовался, знает ли он что-нибудь об этом.

— Почему заинтересовались рисунком?

— На нем было написано: "Избавление".

Радомила положила руку сыну на плечо, предупреждающе произнесла:

— Славен…

— Не надо, — перебил сын. — Уже без разницы, молчать или говорить. Он победил.

— Кто "он"? — спросил Кривз, хотя, кажется, знал ответ.

— Бросьте. — Юноша прищурился. — Не надо притворяться. Я знаю, что вы ко мне приехали от ниса Бель. Но вы ему передайте, что от Ильяны я не откажусь. Никогда. И возьму с него плату за каждую ее слезинку, за каждый синяк. Если у него нет сердца, если он пренебрегает своим долгом, это не значит, что так поступают другие. Так что победа ваша — временная. И даже если я умру, я каждому близкому другу и родственнику перед своей смертью завещаю избавить Ильяну от власти этого зверя.

Как Димитрий не прислушивался самыми разными способами, а уловить фальшь не смог. Была обида. Немного детская, от бессилия. Сожаление о несбывшемся. Жажда крови. Вот оно! Юноша уверен, что смог бы убить ниса, если бы тот принял вызов на дуэль. А если потянуть? Просто так — смог бы?

Димитрий, сидящий напротив юноши на стуле, наклонился вперёд, ловя его взгляд, приглушённо и быстро заговорил:

— Вы вызывали на дуэль. Он смеялся, угрожал, отказался. Трус. Мелкая душонка. Воюет с женщинами чужими руками, а что он может своими собственными? Без помощи, без прикрытия? Способен ли он сразиться с мужчиной? Нет, он испугался. Не закона. Мести. Направленного на него дула. Он не достоин благородного титула, в нем нет ни долга, ни смелости, ни чести. Таким — собачья смерть. Ильяна жаждет избавления. Ильяна стоит того, чтобы замарать свои руки. Подкараулить ниса в каком-нибудь переулке и выстрелить, не давая выбора ему, но давая свободу ей — выход. Желанный для всех.

Славен слушал, не отводя взгляда, словно заколдованный.

— Так?

— Да. Да, я думал. Хотел. Хочу. Это было бы избавлением. Но это не было бы благо. Она нежная и чистая. Она не простит. А я не совру. Она поймет. И я не смогу умолчать. Любовь не может врать, не должна, иначе это не любовь, что-то другое. Я ей обещал, найду способ. Но не такой. Нет. Дуэль — суд мастерства. Суд случая. Суд Отца всего живого, если вдруг он решит посмотреть в этот миг на детей своих. Встреча в переулке — иное. Без выбора. В нашей семье в центре Девяти Добродетелей всегда стоит Милосердие, а справа от нее — Честь. Нет. Нельзя. Даже если… думается…