По пути к обиталищу группы «Оу Дивиляй» Бенито думал, о чём бы таком спросить/попросить музыкантов. Нет, ну понятно, о чём. Всё же сначала он спросит о творческих планах, а уж тогда доберётся до низменных материй. Какова самая общая ситуация в Содоме? А, если конкретней, что им известно о парочке содомских врачей? А, если ещё поконкретней, то как бы и чем их бы выманить из посёлка для разговора?

С Джойсом, который рыба не крупная, главный вопрос — где его найти. А вот второй, по фамилии Хойл, тот в Содоме большое начальство. Может, второй человек после Мэри Бастинды. Чтобы подсечь эту рыбину, аргументы потребуются забойные. Ладно, музыканты — народ творческий, что-нибудь, да придумают — не одни же им песенки сочинять.

Постучавшись в тот дом, где жила группа, Бенито внезапно почувствовал, что и с группой что-то не так. Открывали ему, как говорится, с ленцой. Без особой пассионарности в ритме.

В зале, куда его пропустили Хорст Драйхорн и Сони, было пусто и голо. Выглядело так, будто весь остальной состав группы дёрнул отсюда куда-нибудь на гастроли.

Оглядевшись, Бенито задал вопрос не из заготовленной обоймы:

— А куда подевались все?

Сони ответила первой:

— «Оу Дивиляй» стала теперь дуэтом.

В голосе слышалось что-то вроде «нас предали».

— Я так понял, что не от хорошей жизни? — осторожно спросил Бенито.

— Верно понял, — прокряхтел Драйхорн, и Бенито почувствовал, как внутренне постарел этот молодой ещё человек.

— Ну-ка, рассказывайте, что тут у вас произошло?

— Мы их прогнали! — просто сказала Сони.

— Отчего же так радикально?

— Я не какая-то там святоша, и не ханжа. Мне и самой не чуждо желание перепихнутся. В группе, так в группе, тоже не вижу проблем. Но чтоб такое творить, как они!.. Причём после всех обещаний…

— Произошло, — хмыкнул Драйхорн, — всё, о чём нашу группу ты сам и предостерегал. — Оргии. Чёртовы оргии у Мэри Бастинды. Не удержался никто, кроме нас двоих. Флегсиг, и Пфайфер, и Себастьен… А, что говорить! Все, абсолютно все скурвились… — Драйхорн сокрушённо махнул рукой, будто развеивая образы былых друзей. В движении сквозила слабость. Верно, Хорсту и самому не особенно верилось в сильный дуэт с прежним названием.

— Скурвились? Неужели все сразу?

— Постепенно, — ворчливо заметил Хорст. — Но ведь и разу достаточно. Видел бы ты, Бенито, что с ними сделалось. Это страх. Это ужас. Так измениться… А они не видят проблем, они продолжают. Чёртовы зоофилы!

(прямо сейчас про чуть ранее;

вспоминает Хорст Драйхорн, солист группы «Оу Дивиляй», Свободный Содом)

1

А с чего началось: охотники-либертины где-то в содомских окрестностях поймали какую-то ксенотварь. Вроде, животное, а вроде даже разумное, но не суть. Тварь оказалась ласковой, в образе жизни посёлка Свободный Содом такое ценится.

Тварь хотела сбежать, но ей не позволили, приковали в зале для массовых оргий. Первое время с ней развлекалась лично Мэри Бастинда, после, натешившись, она предложила её в общее пользование.

Нет, сначала не в общее, а для содомской верхушки. Люди в верхушке Содома все как один — образованные. Есть артисты, врачи. Ну а кроме того — теоретики философии гедонизма. Их теориям очень способствуют акты гедонистических практик.

Эта публика на предложение Мэри Бастинды откликнулась с энтузиазмом — и вслед за ней испытала новые ощущения.

К этому времени и относятся те дискуссии о природе твари, что захватили Свободный Содом. Что оно, мол, такое — данное нам в сношении. То ли разумный сидянин, то ли животное Сида, именуемое ляян.

За ляяна стоял тот факт, что сношаемое не говорило. Но, с другой стороны, что за смысл ему говорить? Кто в Свободном Содоме знает сидские языки? Да никто не знает. Ну и тварь ничего не бельмеса по-человечески.

Да и станешь ли ты о чём-нибудь говорить, если тупо находишься в сексуальном рабстве? Нет, не станешь. Зачем свой позор облекать ещё и в слова. Драйхорн, коль был бы в таком униженном положении, не написал бы ни строчки. Да, другие-то пишут. В том-то и смысл недостойной и примитивной музыки поп. Музыка поп — она несколько омерзительней, чем даже поп-музыка.

2

В общем, того сидянина (или ляяна) быстро распробовала вся верхушка Содома, да и не только верхушка. Всё же в Свободном Содоме построена сексуальная демократия. При которой верхушка, понятное дело, дерёт низы, но и низы как бы вхожи в занятья верхушки. В сексуальной игре верх и низ очень запросто переворачиваются. Но, разумеется, только на время игры. После игры представитель верхушки может продолжить хлестать своего раба — хоть до смерти захлещет. Ну а раб не свободен продолжить хлестать своего господина.

В том, с ляяном ли чпокаться, или с разумным сидянином, тоже, конечно, имеется игровой момент. Если кому-то охота почувствовать себя зоофилом, тот говорит: «Ой, ребята, я без ума от животного!», если же хочется доминировать и унижать разумное существо, то тогда зацветут ярким светом истолкования типа: «Ой, глядите, нам всем хорошо, а бедняга осознаёт и страдает!».

В фольк-рок-группе «Оу Дивиляй» разговорчики о ляяне-сидянине тоже происходили. Только Драйхорн тогда им внимания не придавал. Он-то помнил, о чём договорились всей группой: на тупые содомские оргии ни ногой. Потому что (Бенито прав) — расколбасят они всю группу.

Группа «Оу Дивиляй» — коллектив и творческий, и сплочённый. Ну, теперь-то вернее сказать — был таковым. Каждый знал-понимал, что продать свою песню за какие-то парочку судорог и пароксизмов страсти — это совсем не судьба для настоящих артистов, это блуд для тупых свиней. Ну, коль все понимают, и Драйхорн тоже в курсе, что все понимают, что же он будет своих-то подозревать в подлой зависимой глупости?

Всё так и шло, в благодушии и сочинении песен, только в некий момент не смогло уже продолжаться. В этот момент (момент истины!) оказалось внезапно, что всё было ложью. Если б не он, Драйхорн думал бы до сих пор, что в группе всё хорошо.

Те, кто общался с ляяном, стали перерождаться.

3

Да, как-то так оно и произошло. Первым делом перерождение зацепило начальницу посёлка — Мэри Бастинду. Ей бы задуматься, если не всполошиться, но она только обрадовалась. Всем сексуальным партнёрам — старым и новым — хвасталась небывалыми особенностями своего тела.

— Так и сказала, прикинь: у меня две талии! — поражался Себастьен.

— А ты сам-то откуда знаешь?

— Да уж рассказывали!

В этом, конечно, и не было ничего удивительного: кто-то о талиях у Бастинды поведал Себастьену, а Себастьен — Драйхорну. Правда, в рассказе Себастьена было слишком много эмоций, но и то тоже дело понятное. Парень он впечатлительный, а тут говорят о женщине, да ещё не с одной только скучной талией, а с таинственными двумя.

— Нет, — объявила Сони. — Так не бывает. Талия или одна, или вовсе нет.

А Себастьен в ответ:

— Так это у человека!

— А Бастинда не человек?

— Уже не совсем.

Драйхорн решил бы, что Себастьен шутит, но и Пфайфер потом рассказал о том же. И ему почему-то то же самое «рассказали». И ему было ясно, что талий две. А сколько ещё?

— Да не бывает того! — опять кипятилась Сони.

— Нет, бывает! — упорствовал Пфайфер. — Это, считай, как горбы у земного верблюда. Есть одногорбые, есть и двугорбые, дромадеры и бактрианы. Вот и с талией так же.

— Глупость какая! Горбы — это просто горбы. Ну а талией называют именно то, что является определённой частью тела…

Сони, признаться, в своих убедительных доводах за совершенством формулировок почти не следила.

Драйхорн помог:

— Талия располагается где? Над поясом нижних конечностей.