Интерес к кочевым народам, обитавшим в восточноевропейских степях в первые три столетия II тысячелетия н. э., отчетливо выявился примерно в середине прошлого века. Многочисленные свидетельства русских летописей об этих народах, подкрепленные сообщениями восточных и византийских авторов, неоднократно привлекали внимание исследователей второй половины XIX в. [Сум И., 1846; Аристов Н., 1853; Березин И., 1854; Голубовский П.В., 1883, 1884, 1889]. В те же десятилетия русские археологи занялись археологическими материалами, характеризующими в первую очередь культуру и быт степняков в домонгольское время (Л.С. Стемпковский, А.А. Бобринский, Д.Я. Самоквасов, Н.Е. Бранденбург, Е.П. Трефильев, В.А. Городцов и др.). Среди множества курганов, заполнявших степи и лесостепи Восточной Европы, выделялись группы сравнительно небольших насыпей (редко превышающих в высоту 1 м.). Под ними и находились погребения так называемых поздних кочевников, датирующиеся в основной массе XII–XIII вв., хотя попадались среди них и более ранние захоронения — X–XI вв. Значительное количество захоронений этого времени помещалось в больших курганных насыпях предыдущих эпох (бронзового века и скифских). Иногда в одной насыпи находилось до десяти «впускников», однако чаще попадались единичные погребения.
Особенно активизировалась работа по изучению малых курганов поздних кочевников в начале XX в. Н.Е. Бранденбург раскопал около 100 курганов в Киевской области в Поросье, где, согласно летописи, обитали вассалы Руси — Черные Клобуки. В.А. Городцов в эти же годы исследовал кочевнические погребения на среднем Донце, а Д.И. Эварницкий — в Приднепровье [Бранденбург Н.Е., 1908; Городцов В.А., 1905, 1907; Эварницкий Д.И., 1907]. Археологи сразу же пытались этнически осмыслить открытые ими материалы. В этой сложной работе, помимо полевых исследователей [Бранденбург Н.Е., 1895; Городцов В.А., 1907], принял самое активное участие крупнейший русский археолог А.А. Спицын, который разделил все раскопанные Бранденбургом погребения на торческие, печенежские и берендеевы [Спицын А.А., 1899]. В 1927 г. он вновь возвращается к этой теме, пытаясь сопоставить выделенные им типы погребений с народами, известными в степях по письменным источникам [Спицын А.А., 1927].
В советское время, особенно после 1945 г., начались большие археологические исследования в нижневолжских степях. Сначала там работали П.Д. Рау, П.С. Рыков, Н.К. Арзютов, позднее — К.Ф. Смирнов, И.В. Синицын, В.П. Шилов и др. Раскапывая могильники более ранних эпох, они постоянно находили и исследовали случайно попадавшиеся им поздние курганы и погребения. В результате была создана замечательная коллекция позднекочевнических памятников X–XIV вв. [Кушева-Грозевская А., 1928; Синицын И.В., 1959; Смирнов К.Ф., 1959; Шилов В.П., 1959; и др.]. Продолжались работы на степных курганах и могильниках и в других местах. Так, в начале 50-х годов был раскопан кочевнический могильник у Саркела — Белой Вежи [Плетнева С.А., 1963], украинские археологи на Херсонщине и в Крыму вскрыли несколько могильников и десятки отдельных погребений, относящихся к трем первым векам II тысячелетия. Большие новостроечные экспедиции, работающие в последние годы в Ростовской области, на нижнем Дону по изучению курганов, также дали новый интересный материал для исследования позднекочевнических древностей [Мошкова М.Г., Максименко В.Е., 1974, с. 9–12, 22–23].
Советские археологи продолжали начатую еще Спицыным работу по историческому осмыслению курганных материалов. В 1948 г. небольшую статью о группе погребений с костями коня написала Н.Д. Мец [Мец Н.Д., 1948], а в 1952 г. были защищены диссертации Л.П. Зяблиным и С.А. Плетневой на близкие темы, охватывающие почти все кочевнические погребения восточноевропейских степей. [Плетнева С.А., 1958]. Вслед за Спициным все три автора исходили при разделении материалов на группы из того, что каждый народ имел вполне определенный погребальный обряд, характерный только для него и неизменный во времени. В 1966 г. вышла большая книга Г.А. Федорова-Давыдова, в которой автор еще раз вернулся к обработке позднекочевнических материалов [Федоров-Давыдов Г.А., 1966]. Он разделил их не на этнические, а на хронологические группы, которые в конечном счете совпали, поскольку народы, оставившие курганы (печенеги, торки и половцы), последовательно сменяли друг друга. В восточноевропейских степях по письменным источникам можно выделить два этапа: печенежский (X — начало XI в.) и половецкий (середина XI — первая половина XIII в.). Торческого периода не было, так как этот народ недолго кочевал по донским и приднепровским степям. У торков была цель завоевать Византию. Преследуя ее, они, по существу, только прошли по Причерноморью на Балканский полуостров. Какая-то часть торков осталась в степях, но датируются их курганы уже новым, половецким временем.
Для хронологизации позднекочевнических древностей мы в первую очередь использовали вещи, встречающиеся почти в каждом кочевническом погребении: удила, стремена, стрелы. Намеченная эволюция этих вещей на протяжении 250 лет подтверждается корреляцией их между собой. Все остальные вещи и отдельные признаки погребального обряда подтверждают при коррелировании их с ведущими предметами деление древностей на несколько хронологически отличающихся групп. Этот метод использовался в работах Федорова-Давыдова [1966] и Плетневой [1973]. Судя по тому, что датировки обоих авторов расходятся только в незначительных деталях, метод правилен и предложенные в настоящее время даты для целых групп комплексов или для отдельных, богатых вещами погребений установлены достаточно прочно.
В 3-й главе настоящего тома подробно говорилось о датировках основной массы салтово-маяцких памятников Подонья и Приазовья: середина VIII — конец IX или первое десятилетие X в. Степи были разорены печенежским нашествием, о котором было упомянуто в нескольких почти синхронных этому событию письменных документах. Все они многократно использовались, толковались и комментировались русскими и советскими историками [Голубовский П.В., 1883; Расовский Д.А., 1937, 1938; Рыбаков Б.А., 1952; Плетнева С.А., 1958; Артамонов М.И., 1962; и др.].
В 915 г. печенеги впервые подошли, по сведениям русского летописца, к границам Руси. Захватив степи, печенеги мешали торговле Руси с южными и восточными странами. Недаром византийский император Константин Багрянородный особенно подчеркивал в своем сочинении, что Русь и другие соседние страны стараются быть в мире с печенегами, так как не могут ни свободно торговать, ни воевать, ни просто жить, если находятся во враждебных отношениях с этим народом, для которого грабежи и откупы были одной из важнейших отраслей дохода [ИГАИМК, 1934, 91, с. 6–7].
Более ста лет господствовали печенеги в приднепровских степях. Русь вела с ними постоянную изнурительную борьбу. Это привело к гибели одного из самых отважных русских князей — Святослава Владимировича.
Только в 1036 г. Ярослав Мудрый разбил подошедшее к Киеву печенежское ополчение и фактически уничтожил печенежскую опасность для Руси. Основная масса печенегов после этого разгрома откочевала к границам Византии, и там частично печенеги были уничтожены, а некоторые из орд были поселены в пограничных степях в качестве наемников, охраняющих византийские рубежи. Нас больше интересуют, естественно, те печенеги, которые остались в причерноморских степях. Судьба их различна: одни подкочевали к границам Руси — на берега р. Роси — и так же, как их византийские собратья, перешли на пограничную службу; другие остались в степи, присоединившись к подошедшим с востока гузам (торкам). Слияние этих двух народов началось еще в заволжских степях — не все печенежские орды ушли тогда на запад, часть из них осталась в непосредственном соседстве с гузами, подчинившись им. Об этом сохранился обстоятельный рассказ Ибн-Фадлана, проезжавшего по Заволжью в начале X в. [см.: Ковалевский А.П., 1957].
В середине XI в. в сильно опустевшие степи Подонья и Приазовья хлынули новые кочевые орды половцев (восточные авторы называли их кипчаки, западные — команы). Половцы были прямыми потомками кипчаков, входивших в IX — начале XI в. в Кимакский каганат. В 1055 г. они впервые подошли к юго-восточным границам русских княжеств. С этого времени началась сложная, насыщенная различными событиями история взаимоотношений двух народов, сведения о которой дошли до нас в основном в русской летописи и других русских письменных источниках [Голубовский П.В., 1883; Расовский Д.А., 1935–1938; Плетнева С.А., 1958, 1974, 1975; Федоров-Давыдов Г.А., 1966] (рис. 81).
