Погребение девочки на могильнике Узунтал VIII находилось в каменном ящике, сложенном почти на уровне древнего горизонта из плит, вертикально поставленных на ребро. Оно было перекрыто маленьким плоским каменным курганом. Девочка была погребена на спине, в вытянутом положении, головой на север. Инвентарь (бронзовый колокольчик, бусы, железный нож, обломок бронзового зеркала, раковины каури, костяная пронизка) датирует погребение XI–XII вв.
К тюркоязычным кочевникам горного Алтая и его степных предгорий, зашедшим далеко на север и испытавшим некоторое влияние местного лесного самодийского населения и ассимилировавшим его, относятся, как уже говорилось в главе 2, памятники сросткинской культуры, продолжавшей развиваться здесь вплоть до монгольского нашествия. К ним в первую очередь относятся Басандайка, Еловский и Осинковский могильники. Могильник Еловка I расположен на левобережье Оби, на юге Томской области [Матющенко В.И., Старцева Л.М., 1970]. Здесь исследовано семь погребений в шести курганах с земляными насыпями, пять из которых были впускными в курганы эпохи бронзы. Это обстоятельство может быть косвенным свидетельством того, что группа пришла сюда недавно и, не имея еще своего могильника, использовала чужие древние насыпи. В погребальном обряде населения Еловского могильника XI–XII вв. ярко выступают детали, характерные для ритуала алтайских тюрок VI–X вв. Покойники уложены в неглубокие могильные ямы на спине, в вытянутом положении, головой на север, с отклонениями от северо-западного до северо-восточного направления. Четыре погребения сопровождались захоронениями коней: в парном погребении было две лошади, в одиночных — по одной. Два женских и детское захоронения были без лошадей. В трех курганах скелеты коней располагались в углублениях на дне могильных ям, врезавшихся в грунт на 0,25-0,50 м. ниже уровня захоронения человека (рис. 71, 1, 2). В одном случае лошадь была уложена на ступеньке, возвышавшейся на 0,25 м. над захоронением человека. В могилах лошади отделялись от покойников перегородкой из горизонтально положенного бревна, функционально напоминающей деревянные перегородки в курганах тюрков горного Алтая VII–VIII вв. и VIII–X вв. [Евтюхова Л.А., Киселев С.В., 1941, рис. 43]. Погребенные были уложены на берестяную подстилку и сверху перекрыты берестой или горбылями. В кургане 1 имелась обкладка могилы в форме сруба в два венца. Такое устройство погребальной камеры напоминает деревянные обкладки могил сросткинской культуры в районах Восточного Казахстана (курган 3 у Березовского совхоза) [Агеева Е.И., Максимова А.Г., 1959, рис. 1].
Итак, в целом обряд погребения с взнузданным и оседланным конем сближает погребения Еловского могильника с погребением, раскопанным К.Ф. Ледебуром на Чарыше, и другими тюркскими могилами. Отличает их от последних наличие берестяных, подстилок и перекрытий, а также присутствие в погребении кургана 7 круглодонного чашевидного сосуда, украшенного пояском ямок и насечек вдоль венчика (рис. 71, 10). И берестяные подстилки, и сосуды этого типа характерны для лесного самодийского населения средней Оби, на территорию которого проникла группа тюркоязычного населения и, очевидно, вступила с ним в тесные контакты.
Типичным памятником смешивающегося тюркского и самодийского населения XI–XII вв. является Осинковский грунтовый могильник в предгорьях Алтая, расположенный на правом берегу р. Оби, вблизи д. Камышенки, между Барнаулом и Бийском [Савинов Д.Г., 1971а, б]. На нем вскрыто 77 погребений, большинство которых принадлежит к XI–XII вв. и только несколько относится к VIII–IX вв. и монгольскому времени. Погребенные лежали в неглубоких ямах на спине, в вытянутом положении, головой на север и северо-запад, в деревянных рамах с продольным или поперечным перекрытием. Покойников сопровождал многочисленный инвентарь: железные и костяные наконечники стрел, сложные луки, от которых сохранились костяные накладки, копья, кинжалы, ножи, тесла. В погребениях были найдены также пряжки и наборы блях от поясов, обломки зеркал, бусы из сердолика, халцедона, лазурита, серьги различных типов, детские игрушки, керамика и т. д. Встречены остатки женской одежды с нагрудником, богато украшенным бисером, перламутром, бусами из сердолика. В некоторых могилах находились сопроводительные захоронения собак и своеобразные браслеты из собачьих челюстей на ногах покойников [Савинов Д.Г., 1971а, с. 306]. Следует заметить, что сопроводительные захоронения собак неоднократно представлены в памятниках тюркоязычного населения горного Алтая и кимаков Прииртышья VIII–X вв. [Евтюхова Л.А., Киселев С.В., 1941, с. 97; Арсланова Ф.X., 1969, с. 45, 49; Уманский А.П., 1970, с. 72]. Однако эта черта ритуала не является исключительно тюркской и нередко встречается в памятниках других этнических групп [Толстов С.П., 1935, с. 93; Чернецов В.Н., 1959, с. 147]. В Осинковском могильнике впервые для этого времени зафиксирована искусственная деформация черепов. По наличию своеобразной керамики, костяных наконечников стрел, отдельным деталям погребального обряда можно считать, что могильник принадлежал тюркизированному самодийскому населению Верхнего Приобья. К тюркским, южным элементам здесь относятся конское снаряжение, детали поясных наборов, железные наконечники стрел. В то же время отсутствие курганных насыпей и некоторые другие особенности погребального обряда и сопровождающего инвентаря отличают Осинковский могильник от Еловского и погребений на Чарыше и Узунтале VIII. Это не позволяет считать перечисленные памятники принадлежащими одной чисто тюркской этнокультурной группе.
Население, оставившее сросткинскую культуру, стало основой в формировании тюркоязычного населения западносибирской лесостепи, так же как кимако-кипчакские племена сыграли основную роль в образовании казахского народа.
К памятникам тюркоязычного населения Саяно-Алтая XI–XII вв. относится оригинальное погребение Л в Хушот-Худжиртэ в Монголии [Евтюхова Л.А., 1957, с. 217–220]. Основанием для датировки этого погребения служат удлиненные накладки со шпеньками [Евтюхова Л.А., 1957, рис. 13, 4],имеющие аналогии в памятниках XI–XII вв. [Кызласов Л.Р., 1969, табл. III, 115]. Захоронение в Хушот-Худжиртэ было совершено под четырехугольной каменной выкладкой размером 3,6×2,3 м. в могильной яме. Погребенный лежал в гробу, выложенном войлоком, на спине, в вытянутом положении, головой на запад. Параллельно ему, слева, с той же ориентировкой лежали голова и конечности коня. Инвентарь сравнительно немногочислен. На локте левой руки погребенного находился железный нож с деревянной ручкой в деревянных ножнах. Сохранились также большие куски одежды из шелковой ткани на подкладке из шелковой тафты. От узды в зубах коня сохранились двусоставные железные удила с большими кольцами [Евтюхова Л.А., 1957, рис. 13, 14], а от седла — стремя с дужкой, в которой прорезана прямоугольная петля для ремня [Евтюхова Л.А., 1957, рис. 13, 13], костяная подпружная пряжка с двумя прорезями и железным язычком, конструктивно близкая пряжкам такого типа монгольского времени [Евтюхова Л.А., 1957, рис. 13, 11], железные седельные кольца для приторочивания [Евтюхова Л.А., 1957, рис. 13, б], которые появились в IX–X вв. [Кызласов Л.Р., 1960 г., рис. 6, 9] и продолжали использоваться вплоть до XIV в. [Максимова А.Г., 1965, табл. II, 10]. От сбруи сохранились также круглые небольшие железные пряжки, кусок ремня с бронзовыми бляшками [Евтюхова Л.А., 1957, рис. 13, 12] и несколько бронзовых бляшек.
Погребения с костями конечностей и головой (чучелом) коня на Саяно-Алтае и прилежащей территории малочисленны. Самое раннее погребение с костями конечностей лошади относится к VIII–IX вв. (Овюр, курган 22) [Грач А.Д., 1968а, с. 106–107]. Захоронения с головой и конечностями лошади встречаются в кимакских погребениях IX–X вв. степных предгорий северо-западного Алтая (Гилево V, Корболиха VII). В XI–XII вв., кроме Хушот-Худжиртэ, они известны в лесном Среднем Приобье, на Басандайке, в районе Томска [Басандайка, 1947, табл. 31; 38; 42]. В основном все это богатые разнообразным инвентарем погребения.
