Этим и ограничиваются в основном более или менее крупные работы на салтово-маяцких памятниках, вошедшие в науку в первые полтора десятилетия нашего века, т. е. до Великой Октябрьской социалистической революции.
Новый этап в исследовании памятников салтово-маяцкой культуры начался в конце 20-х годов XX в. Он связан с именем М.И. Артамонова, который организовал широкие разведочные работы по Дону с целью выяснения ареала салтово-маяцкой культуры. Уже к середине 30-х годов ареал этот был примерно определен: на севере — лесостепь верховий Дона, Оскола и Северского Донца, на востоке — междуречье Волги и Дона (граница была проведена примерно), на юге — бассейн нижнего Дона и Приазовье. Западная граница осталась «открытой». Правда, в лесостепи она намечалась благодаря вполне четкой восточной границе славянской (роменской) культуры, вплотную подходящей к салтовским поселениям верховий Донца. Однако распространение салтово-маяцкой культуры на запад по степи оставалось невыясненным. М.И. Артамонов, очертив салтово-маяцкий ареал и сопоставив его с границами Хазарского каганата, проведенными по данным письма Иосифа, счел возможным отнести салтово-маяцкую культуру к государственной культуре Хазарского каганата [Артамонов М.И., 1940].
Помимо разведок и интерпретации культуры, М.И. Артамонов начал раскопки одного из известнейших хазарских городов — Саркела [Артамонов М.И., 1935]. В отличие от подавляющего большинства археологических памятников, обычно не упоминаемых в письменных источниках, этот город был упомянут четырьмя разноязыкими и разновременными авторами: византийским императором Константином Багрянородным [ИГАИМК, 1934, 91, с. 20], хазарским каганом Иосифом [Коковцов П.К., 1932, с. 102], русским летописцем [ПВЛ, 1950, с. 47]; самый поздний источник относится к XIV в. — это описание путешествия митрополита Пимена по Дону [Кудряшов К.П., 1948, с. 9–34]. Митрополит утверждал, что видел развалины города Серклии в месте сближения Волги с Доном. На самом деле там никаких развалин нет, а городище Саркел находилось много ниже — у станицы Цимлянской. Археологи должны были прежде всего доказать ошибку Пимена и принадлежность кирпичных развалин близ станицы Цимлянской древнему хазарскому городу Саркелу. Уже после первых разведок и особенно после больших для того времени раскопок городища, проведенных в 1934–1936 гг., вопрос о тождестве левобережного Цимлянского городища (так называли Саркел в археологической литературе до М.И. Артамонова) и Саркела был решен.
Интересно, что, несмотря на массовость доказательств, приведенных археологами и звучащих для археологов абсолютно неоспоримыми истинами, в конце 40-х годов нашелся историк, который усомнился в правильности выводов М.И. Артамонова и вновь воскресил выдумку Пимена о местоположении Серклии где-то в районе г. Калач [Кудряшов К.В., 1948]. На следующий год после выхода в свет работы К.В. Кудряшова начала работать одна из первых и наиболее крупных новостроечных экспедиций — Волго-Донская. Центр этой экспедиции находился в Саркеле. За три сезона раскопок здесь было вскрыто более половины крепости [Артамонов М. II., 1958], исследованы громадный могильник жителей города [Артамонова О.А., 1963] и примыкающий к нему подкурганный кочевнический могильник [Плетнева С.А., 1963б]. После этих работ соображения К.В. Кудряшова о местонахождении Саркела у Калача окончательно потеряли научное значение. Для археологов особенно существенным представляется то, что археологические датировки и интерпретация различных слоев памятника совпали с датами и событиями, известными по письменным свидетельствам: датой основания Саркела (933 г.), датой гибели его (965 г.), датой гибели Белой Вежи (1117 г.), русской фактории, основанной на месте Саркела.
Волго-Донская экспедиция проводила раскопки и на других синхронных Саркелу памятниках в зоне затопления. Такими были поселения у Карнаухова, у Среднего, у станицы Суворовской и др. Руководителем работ на всех этих памятниках был И.И. Ляпушкин [МИА, 1958, 62]. Свою археологическую деятельность И.И. Ляпушкин начал с изучения материалов из раскопок Таманского городища [Ляпушкин И.И., 1941]. Он первый четко разделил средневековый культурный слой этого памятника на два периода: хазарский и русский. Хазарский слой аналогичен хазарскому слою Саркела. В 1939 г. он заложил большой раскоп на так называемом Правобережном Цимлянском городище — белокаменной крепости, синхронной Саркелу.
Таким образом, не случайно, что именно И.И. Ляпушкин возглавил отряд Волго-Донской экспедиции, изучавшей салтово-маяцкие памятники. Обобщив свои многолетние разведочные и раскопочные работы, он написал большую статью, в которой дал классификацию салтово-маяцких памятников, разделил культуру на два варианта: северный — аланский и южный — болгарский (праболгарский) и подробно охарактеризовал оба выделенных варианта. Эту же работу провел Н.Я. Мерперт, подтвердив выводы И.И. Ляпушкина о двуэтничности салтово-маяцкой культуры [Мерперт Н.Я., 1957].
С середины 50-х годов изучением салтово-маяцких памятников занималась С.А. Плетнева. Результаты ее разведок и раскопок нашли частичное отражение в книге [«От кочевий к городам», 1967] и в ряде статей и заметок, посвященных отдельным памятникам или категориям вещей [Плетнева С.А., 1959; 1963а; и др.]. В последние годы салтово-маяцкая культура привлекает все большее число молодых исследователей. Были открыты хазарские памятники (городища, поселения, могильники) в Дагестане [Магомедов М.Г., 1975], в юго-западном Крыму (Баранов И.А.). Исследуется ряд широко известных памятников этой культуры в Подонье: поселение и могильник Сухая Гомольша и поселение и могильник Маяки на Донце (В.К. Михеев, А.К. Дегтярь), городище Семикаракорское на нижнем Дону (Флеров В.С.), городище, поселение и могильники у сел Ютановка и Волоконовка на Осколе [С.А. Плетнева, А.Г. Николаенко, 1976], на среднем Донце [Красильников К.И., 1976; 1978] и, наконец, знаменитый Маяцкий комплекс (городище, селище и могильники), раскопки на котором начались в 1975 г., спустя 70 лет после работ, проведенных там Н.Е. Макаренко.
Много сил тратят советские ученые и на дальнейшую систематизацию салтово-маяцких древностей, на более четкую их хронологизацию. Благодаря тщательной обработке материалов и ряду новых открытий по-новому ставятся и рассматриваются многие вопросы, связанные с экономикой, социально-экономическими отношениями, этническими взаимоотношениями внутри салтово-маяцкой культуры.
Одним из самых сложных вопросов, неоднократно дискутировавшихся в научной литературе, является вопрос о ее хронологических рамках.
Со времени открытия и первых раскопок Салтовского могильника благодаря находкам в нескольких его катакомбах монет VIII — начала X в., а также аналогии салтовских инвентарей с уже продатированными северо-кавказскими аланскими древностями VIII–IX вв. традиционной датой салтово-маяцкой культуры были VIII–IX вв. (может быть, самое начало X в.) [Бабенко В.А., 1907; Спицын А.А., 1909; Покровский А.М., 1905; Федоровский А.С., 1913; Готье Ю.В., 1930, с. 53–69]. Эту датировку приняли все последующие исследователи — М.И. Артамонов, И.И. Ляпушкин, Д.Т. Березовец, С.А. Плетнева и др. В последние десятилетия нижняя дата культуры — середина VIII в, — была подкреплена исследованиями А.К. Амброза [Амброз А.К., 1971]. Следует также помнить, что на отдельных поселениях жизнь продолжалась вплоть до второй половины X в., а кое-где, возможно, и до конца его. Таким поселением является прежде всего Саркел, в котором салтово-маяцкая культура продолжала существовать до 965 г., когда город был разорен Святославом. Пережили конец IX в. (нашествие печенегов) и некоторые крымско-таманские города, в частности Таматарха (Тамань). Продолжалась жизнь в X в. и в самом Салтове, судя по находкам поздних монет в его катакомбах, и в некоторых еще более глухих уголках каганата — в лесостепном пограничье, например на Осколе у с. Волоконовка [Плетнева С.А., Николаенко А.Г., 1976]. Несмотря на некоторое расширение датировки, в целом она все же осталась неизменной: середина VIII — первая половина X в.