Я сглатываю, мою кожу покалывает от звука голоса Гарретта так близко.

Еще один мужчина поднимает руку. Этот — средних лет, с темными, густыми волосами, торчащими вверх под всеми возможными углами.

— Кстати, о дресс-коде, мы можем убедиться, что грудь Кристины Абернати в этом году прикрыта? В прошлом году были видны соски. Не то чтобы я смотрел — я не смотрел. Но если бы я смотрел, то увидел бы ареолы.

— Эван Фишлер — учитель естественных наук, — тихо говорит мне Гарретт, и я ерзаю на своем месте, потирая бедра друг о друга, — он проводит лето в Египте, исследуя пирамиды. Считает, что в детстве его похитили инопланетяне, — улыбка просачивается в тон Гарретта. — Он будет рассказывать тебе об этом часами и часами…..и часами.

Я поворачиваю голову, и Гарретт Дэниелс оказывается совсем близко. Так близко, что наши носы почти соприкасаются. И вот оно, знакомое, волнующее ощущение падения, жесткого и быстрого. Нет ни одной клетки в моем теле, которая бы не помнила, что чувствовала подобное, когда он был рядом.

— Спасибо.

Он смотрит на меня, его взгляд скользит от моей шеи к подбородку и останавливается на моих губах.

— Не за что, Кэлли.

И тут момент обрывается.

Потому что Меркл и Джерри снова приступают к делу.

— Грудь — это не сексуальный объект, Эван, — говорит Меркл.

Джерри фыркает.

— Тот факт, что ты в это веришь, как раз и является твоей проблемой.

— Ты такая свинья.

— Я лучше буду свиньей, чем жалким.

— Нет. Жалкими можно назвать женщин, которые имели несчастье встречаться с тобой.

— Не суди, пока не попробуешь, — подмигнул Джерри.

Дин застонал.

— Господи, может, вы двое избавите нас от страданий и просто трахнетесь уже?! Я слышал, что в кладовке уборщика очень мило — там, наверное, еще осталась смазка с прошлогодней вечеринки старшеклассников.

Мисс МакКарти кричит:

— В кладовке уборщика нет смазки, Дин! Это просто злобный слух!

— В кладовке уборщика точно есть смазка, — говорит кто-то, — Рэй, уборщик, торчит там слишком долго, чтобы не смазывать его.

Затем весь зал вступает в спор о том, есть ли смазка в помещении уборщика или нет. Затем разговор быстро переходит к тайне до сих пор невостребованного фаллоимитатора, который, по всей видимости, был найден в учительской после шестого урока в мае прошлого года.

Среди этого хаоса мисс Маккарти вскидывает руки и говорит себе под нос.

— Каждый год. Каждый гребаный год с этими говнюками.

Вот это да.

В пятом классе в моей школе нам провели "беседу" — о птицах и пчелах, о том, откуда берутся дети, о биологии. Моя мама уже рассказала мне об этом, так что я не удивилась — в отличие от некоторых моих бедных одноклассников, которые выглядели так, будто им на всю жизнь оставили шрам.

Удивительным было мое эпическое осознание того, что мои учителя в какой-то момент своей жизни занимались сексом. Старая миссис Манди, библиотекарь, чей муж был школьным садовником, занималась сексом. Молодой, красивый мистер Кларк, который преподавал обществознание и в которого были влюблены девочки восьмого класса и несколько мальчиков, занимался сексом. Веселая, энергичная миссис О'Грейди, у которой было семеро детей… у нее была целая куча секса.

Это взорвало мой мозг.

Потому что это был первый момент, когда я поняла, что мои учителя были людьми.

Они ели, пили, занимались сексом, ходили в туалет, ссорились, возможно, ругались — совсем как настоящие люди. Как мои родители. Как любой человек.

Учителя тоже были людьми.

И, оглядывая комнату, я чувствую, как ко мне приходит еще одно осознание. Были ли мои учителя такими же сумасшедшими? Не знаю, хочу ли я получить ответ на этот вопрос.

Поэтому вместо этого, пока продолжаются споры и оскорбления, я наклоняюсь ближе к Гарретту.

— Это всегда так?

— Нет, в этом году все гораздо спокойнее, — он смотрит на бутылку с водой в своей руке. — Интересно, МакКарти подмешала в бутылки с водой ромашку.

И снова… вау.

Гарретт смотрит на меня, ухмыляясь.

— Это похоже на собрания вашей театральной труппы?

Все, что я могу сделать, это хихикнуть.

— Ах, нет.

Двери открываются в первый учебный день в школе Лейксайд, и ученики наплывают, заполняя коридоры. Слышится шум, шарканье ног, металлический звон открывающихся и закрывающихся шкафчиков, шум разговоров. Я представляю, как звучит ад, когда через его ворота проходит поток душ — звуки проклятых, которые не хотят быть там, стонут и взывают об освобождении.

Не знаю, кто решил, что начинать учебный год в пятницу — хорошая идея, но они чертовы идиоты. Наверное, тот же гений, который думает, что отстранение от занятий — это реальное наказание. Болван.

Первый учебный день всегда напоминает День сурка — вы уже были здесь раньше, вы знаете, как это происходит, вы можете поклясться, что были здесь только вчера.

Первокурсники похожи на туристов, бредущих по большому, опасному городу и отчаянно пытающихся не выглядеть как туристы. Второкурсники неопрятны, напряжены и находятся на грани депрессии. Третьекурсники массово собираются в коридорах — смеются со своими друзьями, целуются со своими парнями и девушками, строят планы, где они будут проводить время этой ночью. Выпускники похожи на старых, умудренных жизнью людей — им все надоело, они уже все видели. Некоторые из них могут взять под свое крыло испуганного, уязвимого новичка, передать ему факел, показать пути силы, но большинство из них просто хотят уйти.

Я провел раннюю командную тренировку в комнате отдыха перед первым уроком, потому что игры выигрываются не только на поле. После этого я не увидел Кэлли в "Пещере" — так называется учительская, потому что там нет окон, — чтобы пожелать ей удачи в первый день.

И, если судить по выражению ее лица на вчерашнем собрании, она ей понадобится.

~ ~ ~

Первые два урока проходят средне, без происшествий, а потом наступает третий — мое сладкое время. Это похоже на "Клуб Завтрак" — фильм опережает свое время. Дети входят и занимают свои места. У нас есть Скайлар Мэйберри — отличница, тип А, мозговик из академического клуба.

А еще есть Нэнси Парадигма.

Нэнси — королева типа Б, симпатичная брюнетка, занимающая верхнюю ступеньку в пищевой цепочке социального статуса, одержимая последними тенденциями в макияже, прическах, музыке и одежде.

— Привет, Большой Ди. С возвращением, — она улыбается, проходя мимо моего стола.

Большой Ди.

Что касается прозвищ учителей, то это неплохо, но важно четко проводить границы между дружелюбными "ученик-учитель" и неподобающим беспорядком.

В противном случае вы просто напрашиваетесь на кучу проблем.

— Давай на этот год оставим "Тренер Ди" или "Мистер Дэниелс", хорошо, Нэнс?

Она хлопает ресницами.

— Все девушки так называют Вас за спиной, знаете ли.

— Да, пусть так и останется.

Нэнси пожимает плечами и садится за стол.

Ди Джей Кинг, мой стартовый ресивер, заходит следом.

— Все путем, тренер.

Я видел его всего два часа назад в тренажерном зале, но мы столкнулись кулаками. Дэймон Джон напоминает мне меня — хорошая семья, давняя подруга Ронда и хорошая голова на плечах. У него все получится.

После последнего звонка я закрываю дверь и начинаю урок, рассказываю им о проведенном лете, объясняю, как выставляются оценки, и объясняю задание по Билли Джоэлу.

А через десять минут входит Дэвид Берк. Низко посаженные джинсы, фланелевая рубашка, безразмерная темно-серая куртка — он бунтарь, недовольная молодежь, чья внеклассная деятельность включает мелкие кражи, торговлю травкой и иногда вандализм.

Из списка я увидел, что у Кэлли он посещает театральный кружок на пятом уроке.

— Извините за опоздание, тренер Ди, — он прижимает руку к животу, — мне не следовало есть тот буррито на завтрак, понимаете (двусмысленная фраза, намек на куннилингус)?