— Не победить! Невозможно победить! Львы, львы, львы!

И это правда — особенно в этом году. Мы сделали из них хорошо отлаженную машину. Дисциплинированные, сильные, сплоченные — да, черт возьми.

~ ~ ~

Прежде чем отправиться домой, я посадил Снупи в джип и пошел в свой класс, где буду преподавать историю США через несколько дней. У меня хороший состав — особенно на третьем уроке — хорошая смесь умных, хорошо воспитанных детей и сообразительных, болтливых, чтобы не было слишком скучно. Они первокурсники, что является хорошим возрастом — они знают распорядок дня, знают, что делать, но все еще достаточно заботятся о своих оценках, чтобы не сказать мне и моим заданиям "идите в задницу". Это обычно происходит в выпускном классе.

Я кладу стопку перевязанных резинкой индексных карточек в верхний ящик стола. Это для задания, которое я всегда даю в первый день: я включаю песню "Мы не разжигали огонь" Билли Джоэла и развешиваю тексты песен по классу. Затем они выбирают по две карточки и на следующий день должны сделать устный доклад о двух людях или событиях, которых они выбрали. Это делает историю более актуальной для них и интересной, что очень важно для поколения детей, которые, по сути, являются наркоманами немедленного удовлетворения потребностей.

Детские психологи скажут вам, что человеческий мозг полностью развивается только к двадцати пяти годам, но не хочу вас обидеть, я думаю, что душа перестает расти в конце средней школы, и кем вы будете после окончания школы, тем вы и останетесь. Я видел это в действии: если ты стал мудаком в восемнадцать лет, то, скорее всего, останешься им на всю жизнь.

Это еще одна причина, по которой мне нравится эта работа, потому что у этих детей еще есть надежда. Неважно, откуда они родом, кто их родители, кто их друзья-дураки, мы заставляем их находиться в этом здании по семь часов в день. Поэтому, если мы будем делать то, что должны, подавать пример, слушать, учить правильным вещам, и да, образно говоря, время от времени бить их по голове, мы можем помочь сформировать их души. Изменить их — сделать их лучшими людьми, чем они были бы без нас.

Такова моя теория, во всяком случае.

Это будет отличный год.

Не все они отличные — некоторые годы просто отстой. Мои лучшие игроки выпускаются, и это год перестройки, что означает много неудач, или же иногда вы просто получаете дерьмовый набор учеников. Но этот год будет потрясающим — я чувствую это.

И тут что-то бросается мне в глаза за окном на парковке. Кто-то.

И мое душевное равновесие летит к чертям.

Я взмахиваю руками, как птица, зависаю в воздухе на полсекунды, а потом падаю назад. Не самое гладкое движение.

Но сейчас это не имеет значения.

Я поднимаюсь на ноги, перешагиваю через стул и иду к окну, все время глядя на блондинку в темно-синей юбке-карандаше, идущую через парковку.

И на задницу, которую, даже с такого расстояния, я узнаю где угодно.

Каллауэй Карпентер. Святое дерьмо.

Она выглядит потрясающе, даже красивее, чем в последний раз, когда я ее видел, чем в первый раз, когда я ее увидел. Ты никогда не забываешь свою первую. Разве не так говорят? Кэлли была моей первой, и долгое время я думал, что она будет моей единственной.

Когда я впервые взглянул на нее, это было похоже на удар трехсотфунтового лайнсмена с топором. Она выглядела как ангел. Золотистые волосы обрамляли мелкие, тонкие черты — лицо в форме сердца, изящная челюсть, милый носик и эти большие, круглые, немигающие зеленые глаза, в которых хотелось утонуть.

Подождите… вернемся назад… это неправда. Это ложь.

Мне было пятнадцать, когда я встретил Кэлли, а пятнадцатилетние мальчики — отъявленные извращенцы, поэтому первое, что я заметил в ней, было не ее лицо. Это были ее сиськи — они были полные, круглые и абсолютно идеальные.

Второе, что я заметил, это ее рот — блестящий и розовый, с пухлой нижней губой. В мгновение ока в моей голове пронеслись сотни фантазий о том, что она может сделать этим ртом, что я могу показать ей, как это сделать.

Потом я увидел ее ангельское лицо. Вот как это случилось.

И вот так я пропал.

Мы были "той самой" парой в школе — Бренда и Эдди из песни Билли Джоэла. Звездный защитник и королева театра.

Она была любовью всей моей жизни, еще до того, как я понял, что такое любовь… и потом, даже после того, как понял.

Мы расстались, когда она уехала в колледж, а я остался здесь, в Джерси и не смог выдержать расстояния. Это был тихий конец, когда я поехал навестить ее в Калифорнию, без драмы и истерик. Просто жестокая правда, слезы, последняя ночь вместе в кровати в ее комнате в общежитии и утро прощания.

После этого она больше никогда не возвращалась домой. По крайней мере, не настолько долго, чтобы мы могли столкнуться друг с другом. Я не видел ее несколько лет, целую жизнь.

Но сейчас она здесь.

В моей школе.

И можешь не сомневаться, Кэлли, я выясню почему.

Мне было четырнадцать, когда Гарретт Дэниелс впервые заговорил со мной. Я помню каждую деталь — могу закрыть глаза и снова оказаться там.

Это было после школы, через неделю после начала учебы, TLC пели "Водопады" из радиоприемника на полу рядом со мной. Я сидела на скамейке возле школьного театра, когда впервые увидела его черные парадные туфли, потому что футболисты носили костюмы в дни игр. Его костюм был темно-синим, рубашка — белой, галстук — темно-бордового цвета. Я подняла голову, и на меня посмотрели великолепные карие глаза с длинными, красивыми ресницами, которые должны были достаться девушке. Его рот был полным и мягким, и он легко улыбнулся. Его волосы были густыми и падали на лоб темными, небрежными прядями, что заставило мои пальцы дернуться, чтобы убрать их назад.

Затем он произнес самую гладкую вступительную фразу в истории вечности.

— У тебя не найдется четвертака, который я мог бы одолжить? Я собирался взять содовую из автомата, но мне не хватает.

У меня действительно был четвертак, и я протянула его ему. Но он не пошел за содовой — он остался на месте и спросил, как меня зовут.

— Каллауэй.

Я мысленно прокляла себя за то, что использовала свое полное имя, из-за его странности.

Но мистеру Уверенность оно не показалось странным.

— Это действительно красивое имя. Я Гарретт.

Я уже знала это — я много слышала о Гарретте Дэниелсе. Он был популярным парнем средней школы, потому что ходил в государственную школу Лейксайда, в отличие от меня, которая была девушкой "Святого Барта", потому что с первого по восьмой класс училась в единственной в городе католической школе. Он был первокурсником и уже играл в команде, потому что был очень хорош. Гарретт был третьим в семье Дэниелсов. Ходили слухи, что в восьмом классе он занимался сексом со своей тогдашней подружкой, хотя позже я узнала, что это были просто школьные сплетни.

— Ты идешь сегодня на игру?

Спросил он и, казалось, искренне заинтересовался моим ответом.

Я посмотрела на свою подругу по театру Сидни, которая наблюдала за всем этим молча, с широко раскрытыми глазами и открытым ртом. Затем я пожала плечами.

— Может быть.

Он медленно кивнул, глядя мне в лицо, как будто не мог отвести взгляд. Как будто он не хотел прекращать наблюдать за мной. И я была совершенно счастлива наблюдать за ним в ответ.

Пока в конце коридора группа старшекурсников не окликнула его по имени. И Гарретт начал идти к ним спиной вперед, не сводя с меня глаз.

— Ты должна прийти ко мне домой на вечеринку после игры.

После домашней игры всегда была вечеринка, обычно в доме старшеклассников. На той неделе по школьному коридору ходили слухи, что вечеринка будет проходить в доме Райана Дэниелса.

— Технически, это вечеринка моего брата, но я могу приглашать людей. Ты должна прийти, Каллауэй.