— Хороший вопрос. — Я смотрю вниз на маленького парня у меня на руках — он уже снова спит. Тогда у меня появляется лучшая идея на свете.

Я мотаю головой в сторону двери.

— Пойдемте. Школьная прогулка. Задолго до вашего появления мисс Карпентер назвала Снупи. Кажется правильным, что она также придумает что-то для этого плохого парня.

Я набрасываю куртку на щенка на случай, если мисс Маккарти патрулирует коридоры, и веду свой класс в аудиторию. Кэлли встает с первого ряда, скрестив свои изящные руки, почему-то сейчас она выглядит еще более горячей, чем когда мы выходили из моего дома этим утром.

— Тренер Дэниелс. Чем я обязана таким удовольствием?

Я приподнимаю куртку, обнажая очаровательный сверток в моих руках. И любая иллюзия профессионализма вылетает в окно.

— О Боже мой! — воркует она и визжит. — Кто это?

Я передаю малыша и жестом показываю на свой класс.

— Подарок от детей.

Она встречается со мной взглядом, и ее лицо смягчается. Потому что она знает, она знает, что это значит для меня. Она знает меня насквозь.

— Как нам следует его называть? — спрашиваю я Кэлли.

И на секунду, когда наши взгляды встречаются, кажется, что мы единственные два человека в комнате.

Она смотрит на щенка, наморщив лоб, обдумывая это. Затем она снова смотрит на меня.

— Вудсток. С этим красивым золотистым мехом, определенно Вудсток. И мы можем для краткости называть его Вуди.

Я смеюсь, кивая.

— Ты выбираешь лучшие имена. Это прекрасно. Вуди — потрясающе.

— Могу я подержать его? — спрашивает Нэнси.

Я киваю, и Кэлли передает его Нэнси. Дети толпятся вокруг ее, когда она садится, отодвигаясь достаточно далеко от нас, чтобы Кэлли могла прошептать, чтобы они не могли услышать:

— Я действительно, действительно хочу поцеловать тебя прямо сейчас.

И я ухмыляюсь, потому что — черт возьми, да.

Я указываю на Нэнси, используя свой тренерский голос — тот, за которым всегда следуют.

— Не спускай глаз с Вуди. Есть проблема, с которой мисс Карпентер и я должны разобраться за кулисами.

Если они достаточно умны, чтобы понять, что мы делаем, они этого не показывают. Я веду Кэлли вверх по ступенькам боковой сцены и отодвигаю тяжелый занавес в сторону. Мы заходим за него, а затем, на всякий случай, я тащу ее в маленькую темную нишу справа от сцены. Как будто это место было создано для того, чтобы целоваться с этими непослушными театральными людьми.

Я прислоняюсь спиной к стене, поднимаю руки и смотрю на свою девочку.

— Возьми меня, детка. Я весь твой.

Кэлли тянется вверх, дергает меня за рубашку, приближая мои губы к своим.

— Да, ты действительно весь мой.

Затем она прижимает свои сладкие губы к моим и целует меня до исступления.

В первую майскую пятницу вечером я в своем сером костюме стою, прислонившись к стене возле ванной на первом этаже. Я слышу, как внутри льется вода, а потом тишина. И через несколько секунд Кэлли выходит.

Ее кожа представляет собой смесь бледно-белого и зеленого, как мятное мороженое с шоколадной крошкой, за вычетом крошки.

— Тебя стошнило?

От этого вопроса ее щеки слегка порозовели.

— Да. Но только один раз. — Она засовывает в сумочку крошечный мешочек с миниатюрной зубной щеткой и зубной пастой внутри.

У спортсменов есть ритуалы перед играми. У Кэлли есть ритуал перед выступлением — она выблевывает легкие. Она всегда так делала, даже в старших классах. И, очевидно, этот ритуал теперь распространяется и на ее выступающих учеников.

Потому что сегодня вечером в средней школе Лейксайда состоится премьера "Магазинчика ужасов".

Несмотря на недавний казус, Кэлли выглядит сногсшибательно в юбке и жакете кремового цвета, с волосами, собранными сзади в низкий свободный пучок, который умудряется быть элегантным и чертовски сексуальным. Это вызывает у меня желание укусить ее за шею, пососать ее, желательно, пока она на мне верхом.

Но, счастливые времена придется отложить на потом. Уже почти время показа.

Я зову Вуди в его ящик, и он радостно вбегает.

— Веди себя хорошо, Вуд, мы скоро будем дома.

Он с удвоенной силой нападает на жевательную игрушку резинового гуся, которую Кэлли подарила ему на прошлой неделе. Боль от потери Снупи все еще не прошла — мы сохранили его прах, и он лежит в простой серебряной урне на каминной полке. Но, как и горе от всех потерь, время и хорошие воспоминания облегчают ее перенос.

Я протягиваю руку Кэлли, и она вкладывает в нее свою. Затем я целую ее в щеку.

— Пора, милая. Ни пуха, ни пера.

~ ~ ~

Несколько недель назад сделка Дэвида Берка о признании вины была завершена. Мы с Кэлли и Джерри Дорфманом написали письма прокурору. И это были литературные шедевры, и я так говорю, потому что прокурор согласился позволить Дэвиду выступить по делу юным преступником. Если он не попадет в беду в течение следующих двух лет, завершит испытательный срок и общественные работы, его послужной список будет удален.

Ему также разрешили вернуться домой и вернуться в школу… при условии активного участия и надзора законного опекуна, с которым он мог бы жить.

И да, Боже, у него чудаковатый приемный родитель.

Она показывает ему, как завязать галстук прямо сейчас… или пытается задушить его им.

— Нет, Берк, кролик лезет в эту гребаную нору! (речь о стишке, который рассказывают детям, когда учат завязывать узлы: на галстуках, шнурках и пр.) — кричит ему мисс Маккарти. — Господи, ты что, оглох?

Да, Дэвид сейчас живет с ней. Это лучше, чем тюрьма… Хотя, держу пари, иногда он задается вопросом так ли это.

Он смотрит мне в глаза через вестибюль перед аудиторией средней школы.

Я показываю ему большой палец вверх.

— Сосредоточься, черт возьми!

Маленький панк закатывает глаза… А потом выпрямляется и сосредотачивается на галстуке.

~ ~ ~

После того, как Кэлли направляется за кулисы, я бегу к джипу и беру несколько вещей с заднего сиденья. Затем я нахожу Дэвида, направляющегося к своему месту в аудитории. Я хватаю его за руку, тяну в сторону и шлепаю букетом роз ему в грудь.

— Правило номер один — когда твоя девочка участвует в спектакле, ты даришь ей цветы. Каждый раз. Понял?

Дэвид смотрит на цветы.

— Лейла — не моя девочка.

— Ты хочешь, чтобы она была?

В течение последних нескольких месяцев, пока Дэвид был в приюте для мальчиков, Лейла сказала Кэлли, что он ускользает из своей комнаты к телефонам-автоматам, чтобы позвонить ей после отбоя.

Чертовски глупо? Эпически.

Романтично? Для девочки-подростка… абсолютно.

Он бросает взгляд на все еще занавешенную сцену, как будто наполовину ожидает, что Лейла будет там.

— Да, я действительно хочу, чтобы она была.

Я киваю.

— Цветы — хорошее начало для того, чтобы это произошло. Держаться подальше от тюрьмы, черт возьми, тоже будет иметь большое значение.

Он ухмыляется, снова закатывает глаза и берет цветы.

— Понял. Спасибо, тренер Ди.

— В любое время.

Дэвид поднимает подбородок в сторону другого букета роз в моей руке.

— Это для мисс Карпентер?

Я киваю.

— Чертовски верно.

~ ~ ~

Шоу фантастическое — и я говорю это не только потому, что я встречаюсь с учителем театрального искусства. Это действительно хорошо. Декорации, песни, дети — все они такие энергичные… такие потрясающие. К тому времени, когда они закрывают занавес, все в зале вскакивают на ноги и хлопают в ладоши. Когда Кэлли появляется в центре сцены, аплодисменты становятся громче, я прижимаю пальцы к губам и начинаю свистеть.

Она сияет на этой сцене — выглядит так прекрасно — она была рождена, чтобы быть там. И, стоя среди детей, которые смотрят на нее с восхищением в глазах, это еще более верно.

После этого, за кулисами, все болтают и смеются, дети переодеваются в свою одежду и снимают сценический грим. Они обсуждают вечеринку актеров, строят окончательные планы относительно того, где они встретятся и что они собираются делать. В те далекие времена Кэлли и ее театральные подруги обычно ездили на пляж после шоу, чтобы посмотреть на закат. Должно быть, она рассказала им об этом, потому что планы детей на сегодняшний вечер те же самые.