Действие — это цепочка событий, центральным звеном которой обычно служит некое основное событие. Если событие носит чрезвычайный характер, его называют происшествием. Подчёркивая необязательность события, о нём говорят как о случае. Когда события тесно переплетаются с поступками героев повествования и носят достаточно увлекательный характер, их именуют приключениями.

Чаще всего есть какое-то камертонное событие (или случай), которое мы можем назвать, когда нас спрашивают, о чём это произведение. Одна из распространённых ошибок начинающего автора состоит в том, что он с увлечением строит собственный мир или описывает реальные жизненные обстоятельства, но забывает позаботиться о том, чтобы в этом мире или среди этих обстоятельств хоть что-нибудь произошло.

Перетекающие друг в друга события —это основа, по которой вышиваются все разнообразные узоры произведения, особенно если оно достаточно велико. О чём моё произведение? В чём его событийная суть? — очень полезные вопросы для автора. Насыщенность действием во многом определяет увлекательность прозы.

Что касается приключений, каждое из них становится одним из ключей к судьбе героя, проявляет или формирует его свойства. А иногда это и ключи к собственной судьбе автора.

Не для каждого жанра, естественно, действие имеет определяющее значение. В эссе, например, можно спокойно обойтись без действия. Хотя подумаем, не стоит ли отнести к действию события внутреннего мира, приключения мысли и тому подобное?..

Вспомним принцип преимущества изображения:

► Изображение сильнее авторских эмоций.

► Метафора привлекательнее словесных размышлений.

► Образ значительнее, чем приводящая к нему идея.

Всё это говорит нам о том, насколько важно развивать образность письменной речи, то есть способность показать читателю то, о чём мы пишем.

Прежде всего — просто на живописном уровне. Если мы пишем «дерево», читатель ещё не может представить его себе. «Клён» — это видно лучше. Чем больше уточнений (высокое дерево или низкое, молодое или старое), тем полноценнее описание. Кроме зрительных красок в нашем распоряжении есть ещё слуховые (дерево может поскрипывать и на разные лады шелестеть листвой), обонятельные (аромат осенних листьев или весеннего цветения), осязательные (шершавая кора) и даже вкусовые (не у клёна, так у плодового дерева найдётся что попробовать самому и дать распробовать читателю).

Метафорический уровень, то есть сравнение путём сопоставления разнородных предметов или явлений, — особенно мощное изобразительное средство, побуждающее вдумываться и вчувствоваться в то, что мы описываем. Метафора побуждает действовать наше внутреннее глубинное зрение.

О метафоре хочется сказать отдельно. Это слово означает «перенос», то есть перенесение свойств одного объекта (предмета, существа, явления) на другой. С помощью метафоры мы сравниваем одно с другим непосредственно, без всяких «как» и «словно», то есть совмещаем существование двух разных вещей.

Хорошо иллюстрируют метафорическое мышление так называемые привычные метафоры: пришла осень (хотя разве у неё есть ноги?), тонкий голос (хотя никто не станет измерять его толщину), горящие глаза (не требующие огнетушителя), потерял голову (без комментариев) и т. д. Они давно вошли в обиходный язык, но дело в том, что кто-то когда-то придумал каждую из них впервые!

Метафора — это возможность изобразить одно в облике другого и благодаря этому острее ощутить суть, смысл, особенность изображаемого.

Описательные и метафорические средства изображения, а также их внутренняя связь с ситуациями и характерами позволяют автору создавать некоторые итоговые образы. Это те картинки, достаточно символичные и вместе с тем осязаемо видимые, которые останутся у читателя после того, как он закончит читать произведение. Одна или несколько таких картинок — самый замечательный итог словесной живописи.

Создать образ можно и в одной фразе. Вспомним Есенина: «...Словно я рассветной гулкой ранью / Проскакал на розовом коне». Образом может стать главный герой или другой персонаж. Замечательный образ — Остап Бендер, но и Паниковский — тоже образ. Лучшее достижение произведения в целом — создание итогового образа. В «Преступлении и наказании» образов много, но все они постепенно соединяются в одну общую картину-образ, которая возникает перед нашим внутренним зрением, когда мы вспоминаем эту книгу.

Образ — это крылья мысли, которые поднимают её над плоскостью чисто рационального мышления.

Основой того, что пишет человек, является его мышление о мире. Но задача каждого автора состоит в том, чтобы дать проявиться своей мысли наилучшим образом. Нас подстерегают две опасности: загромоздить её словами так, что и видно не будет, и, наоборот, высказать столь прямолинейно, что читательский интерес увянет на корню.

Дать своей мысли проявиться — это не значит превращать письменное творчество в её техническое обслуживание. Даже философская проза — это не просто оформление выношенных идей, но и продолжение обдумывания, продолжение формирования автора.

Мысль в литературе — это те постижения, те переживания, которые наполняют автора. Те, что уже сложились в нём и продолжают созревать во время работы над произведением. Перед тем как начать писать, можно спросить себя о том, ради чего берёшься за работу. После того как произведение начерно закончено, стоит приглядеться, куда пришел в этом направлении. Что-то добавить, убрать или изменить. Но когда пишешь, важно быть самим собой и писать без заданности, позволяя мысли самой прорастать в тексте.

Из каких частей, однородных или разнородных, состоит наше произведение? То есть какова его композиция, структура? Даже если думал над этим до того, как писать, стоит присмотреться к тому, что получилось. (А если не думал, то тем более.) Как соотносятся разные части произведения друг с другом? Как осуществляются переходы от одного эпизода к другому? Как идёт чередование быстрого темпа изложения и медленного? Никто не может тебе сказать: должно быть так-то и так-то. Но само внимание к этим вопросам помогает порою увидеть что-то, не устраивающее тебя. Всё можно исправить, но сначала надо заметить это.

Необходимо учитывать ещё одно важное обстоятельство. Опираясь на план или просто на своё представление о произведении, мы видим его в целом, как архитектурное сооружение. Но читатель входит в текст постепенно. Поэтому написанное нами существует и как итоговая структура, и во временном восприятии. Поэтому естественнее сравнивать течение повествования с музыкой, тоже разворачивающейся во времени, говорить о его мелодии, о ритме. Или о композиции, но уже не в архитектурном, а в музыкальном смысле слова.

С расширением информационного поля, когда вокруг всё больше текстов, претендующих на внимание, читатель становится очень разборчивым. Поэтому вполне естественно позаботиться о средствах, которые помогут заинтересовать читателя с самого начала.

Зацепкой может быть и название произведения, и его подзаголовок. Эту роль может играть эпиграф. Если у нас есть предисловие (которое читатель чаще всего норовит пропустить), то нужно постараться и его сделать зацепистым. Но притягивать внимание должен и текст, с первых его фраз.

Когда начинаешь писать, годится любое начало. Можно постепенно разогреться, разойтись и писать увлекательно, оттолкнувшись от любого начала. Но когда приступаешь к редактированию, надо взглянуть на место старта новым взглядом. Справляется ли твой текст с задачей привлечения внимания — или нужно об этом дополнительно позаботиться? Может быть, начать с чего-то неожиданного или экстравагантного. Может быть, задать интригующий вопрос, ответ на который встретится далеко впереди. Может быть, начать со странного разговора... Здесь нужна изобретательность.