Всегда забавно думать, что Кембридж известен тем, что в нем учится много богатых и титулованных детей. Тех, чьи родители просто должны вложить немного денег в их образование, чтобы они сдали экзамены и закончили школу с отличием. И все же большинство из нас проводят каждый свободный час в библиотеке или на лекциях и занятиях. Так кто же мы все на данный момент — богатые или трудолюбивые? Потому что я больше не вижу разницы. По крайней мере, здесь.

Мы входим в сад Харви Корт. Я не уверена, куда Ксавьер ведет меня. Рядом с нами нет ресторанов быстрого питания, а столовая находится в другой стороне, но я решаю не спрашивать. Я голодна, поэтому, пока есть еда, я буду в порядке.

Я смотрю вниз на его руку, пока мы идем рядом друг с другом, и лишь несколько человек тут и там окружают нас. Я прикусываю губу, и мои пальцы судорожно сжимают его руку. Мягкие кончики моих пальцев касаются его запястья, но он ничего не говорит и не делает.

Дует ветер, и это почти как толчок, когда я обхватываю его пальцами, чувствуя тепло его кожи. Мурашки пробегают по моей коже, а на щеках вспыхивает жар. Это чувство непревзойденно. Неважно, сколько раз я прикасалась, обнимала или целовала Ксавьера, это всегда похоже на первый раз.

Его большой палец проводит по моим костяшкам, и я открываю рот.

— Мы снова встретились.

А? Что?

Мне требуется секунда, чтобы понять, что это не мой голос, а женский тон, звенящий в моих ушах, доносится сзади нас. Тепло прикосновения Ксавьера мгновенно исчезает, и мы оборачиваемся, чтобы увидеть знакомую рыжеволосую женщину, которую я слишком хорошо помню. Та самая, которая подошла к Ксавьеру с тем кокетливым взглядом, который она рисует на своем лице даже сейчас.

Ее прямые волосы спадают на обнаженные плечи, и на ней облегающее розовое платье без бретелек, которое подчеркивает ее талию песочных часов.

Вблизи она потрясающая, а когда она улыбается, ямочки на ее щеках становятся еще глубже. Мне трудно смотреть на нее, зная, что она видит только мои рваные джинсы, белую футболку и черный пиджак. Честно говоря, с таким же успехом я могла бы быть бездомной. Не говоря уже о том, что она заставляет поверить, что сейчас лето, хотя солнца нигде не видно.

Ксавьер делает шаг к ней и немного скрывает меня, даже если это не намеренно. Он бормочет что-то, что я не могу разобрать, но прежде чем он заканчивает, я вижу, как она закрывает пространство между ними, а затем ее губы встречаются с его щекой.

Тея

Я в замешательстве смотрю на эту сцену.

Внезапно все вокруг меня останавливается. Кажется, что мир больше не существует, но боль, которую я чувствую в груди, напоминает мне, что на самом деле он не остановился. Насколько я могу судить, возможно, так оно и было.

Я не из тех, кто ревнует. Я ненавижу это чувство, и обычно, когда кажется, что оно царапает мои внутренности, готовое вырваться наружу, я подавляю его. Это не очень хорошая черта характера, поэтому я стараюсь все оставить как есть. Вредно ставить себя в положение, когда ты ставишь кого-то другого выше себя. Я никогда не делала этого с Уиллом, даже несмотря на постоянное давление со стороны моей матери. Однако я никогда не была первой, когда дело касалось Ксавьера. Он всегда был для меня важнее, и как бы я это ни ненавидела, но это то, что есть.

Но сейчас мои щеки стали мокрыми, несколько слезинок упали и разбились о мои ботинки. Я поворачиваю голову и вытираю их, делая несколько шагов назад, чтобы дать им место. Почему? Потому что я гребанная идиотка и, возможно, садистка, которой нужно напоминание о том, что у Ксавьера есть жизнь вне меня. Вопреки мне.

Рыжая обхватывает руками шею Ксавьера, пытаясь еще больше приблизиться к нему, но все, что я вижу, это напряжение в его позе. Его губы сомкнуты, сжаты в линию. Его руки на секунду сжались в кулаки. Но по какой-то причине, даже если я вижу, как он дергается, чтобы оттолкнуть девушку, он не делает этого.

И это последняя капля. Мне не нужно место в первом ряду, чтобы понять, какой катастрофой является моя личная жизнь. Или какая я жалкая. Потому что я не злюсь на Ксавьера. Во мне нет даже маленькой частички, которая бы скребла ярость в моем сердце. Мне просто очень больно.

Сделав глубокий вдох, я иду к выходу из Садов. Моя голова начинает раскалываться, и, честно говоря, головная боль — это единственное, что мне сейчас не нужно, чтобы добавить к тому, что я чувствую.

Остальные члены группы, вероятно, уже ждут нас.

По какой-то причине я оглядываюсь назад, что только подчеркивает мою глупость. Я вижу, как Ксавьер хватает девушку за плечи и довольно грубо отталкивает от себя. Вена на его шее пульсирует, и я понимаю, что он зол, но в то же время я снова понимаю, что его действия хорошо продуманы. Он отступает назад, и наши глаза встречаются.

Но ненадолго, потому что я ускоряю шаг и исчезаю из его поля зрения. Я снова могу дышать, и мое сердце замедляется. Даже если совсем немного, я чувствую себя лучше.

Он не подыграл ее действиям. Это единственное утешение.

Она поцеловала его в щеку. Не в губы.

Я знаю это. Я просто не хочу быть там, даже слышать его отказ.

Я выхожу на дорогу. Мои ноги двигаются быстрее, чем я думала. Как будто они знают, что мне нужно сбежать из этой ситуации, или, возможно, из моего разума. Чем быстрее я окажусь в окружении других людей, у меня будет прекрасный повод игнорировать все остальное.

Как только я переступаю порог библиотеки Кембриджского университета, я чувствую крепкую хватку на своем локте. Я не в состоянии бороться с его силой, поэтому останавливаюсь, и мое тело дергается. Я встречаюсь с серыми глазами Ксавье. Выражение его лица пустое. Горячее дыхание щекочет мою щеку, и от интенсивности его присутствия по моему телу пробегают мурашки.

Я напрягаюсь, ожидая оправдания, в которое я не поверю, но приму. Потому что именно так все и происходит. Он что-нибудь придумает и заставит меня усомниться во всем. По-моему, это называется газлайтинг (прим. форма псих. насилия, главная задача которого-заставить человека сомневаться в объективности своего восприятия). Самая жестокая форма манипуляции, которую Ксавьер любит использовать.

Я все это слышала. Глубоко под этим толстым покровом наивности я достаточно умна, чтобы понять, что он делает. Думаю, каждый, кто когда-либо подвергался манипуляциям со стороны любимого человека, понимает, что это такое. Дело в том, что мы слишком сильно любим, чтобы отпустить это и уйти. Хотя и должны.

Более того — на все плохие моменты приходится гораздо больше хороших. Потому что, несмотря ни на что, я знаю, что Ксавьер любит меня по-своему. Он заботится обо мне настолько, что держит меня рядом и хочет защитить. Он говорит все те вещи, благодаря которым я чувствую себя в безопасности. Он компенсирует то, что моя семья никогда не давала мне — внимание. Он рядом, чтобы бросить мне вызов на всех возможных уровнях. В этом учебном году также на интеллектуальном уровне.

— Я люблю тебя, Тея, — говорит он, подчеркивая «тебя».

— Я знаю это.

— Тогда перестань убегать от меня каждый раз, когда чувствуешь себя неуверенно, — продолжает он. — Никто не знает о нас, поэтому, естественно, они позволяют себе больше, чем обычно. Она не знает, что у меня есть девушка.

Я сглатываю. — Мне все равно, что она не знает. Меня даже не волнует, что она поцеловала тебя в щеку. Хотя она определенно хотела поцелуя другого рода. Я просто…

— Ты просто что, Тея?

Я делаю паузу, когда он обхватывает меня за талию. И снова я не могу мыслить здраво.

Мои пальцы дергаются, чтобы схватить его запястья и оторвать руку от меня.

Но я не делаю этого.

Сюрприз, сюрприз.

Я смотрю в его глаза. — Просто знаю, что ты не отказываешься от них так, как следовало бы. Все думают, что можно попробовать. Не потому, что они не знают обо мне. Ты не приглашаешь их, но и не отвергаешь однозначно.