– Товарищи, держим строй! – красный от волнения и ходьбы, подбадривал Анпилов.
На пересечении с Новым Арбатом, по которому он намеревался вести колонну к Дому Советов, демонстрация вдруг упёрлась в сплошной кордон. Милиционеры стояли непроницаемыми шеренгами, сомкнув перед собой, словно древние воины, металлические щиты. Путь по Новому Арбату был закрыт. Садовое кольцо за перекрёстком тоже перегородили, исключая для колонны всякий обходной маршрут. На тротуарах, пригнанные один к одному, стояли грузовики – настолько плотно, что между ними было не протиснуться даже одиночному пешеходу. Оранжевые каски бугрились над верхними краями высоких, в человеческий рост, щитов. Напряжёнными, недружелюбными взорами бойцы ощупывали приостановившихся в замешательстве демонстрантов.
Анпилова обступили милицейские офицеры.
– Поворачивайте к центру! – повелел полковник, указав антенной рации, будто стеком в направлении единственного, оставленного открытым, уличного прохода. – Дальнейшее движение к зданию Верховного Совета не санкционировано.
– Кем это не санкционировано? По какому праву? – вскинулся разгорячённый Анпилов.
– Властью, – полковник, поправляя ушанку, тронул седеющий висок. – И здано распоряжение.
– Но позвольте! – возмутился Анпилов. – О маршруте и месте митинга мы известили заранее. Вы не имеет права нас не пропускать.
Остановленная колонна гудела, недоумевающе и сердито. Демонстранты не понимали, почему им закрыли путь.
– Поворачивайте в центр, говорю! – рявкнул нервничающий полковник. – Там сами решайте, где митинговать.
– Это самоуправство! – вскричал Анпилов, выходя из себя.
Милицейские кордоны не расступались. Офицеры внимательно наблюдали за топчущейся на месте колонной, отталкивали спешащих на помощь Анпилову дружинников. Анпилов пробовал требовать, показывал полковнику подписанную в мэрии бумагу, но тот оставался непоколебим.
– Виктор Иванович, – оттащил его в сторону темноусый человек в форме армейского подполковника, шедший с колонной от Крымского вала. – Давай лучше и правда свернём. Они хорошо подготовились, – он, заломив фуражку, окинув взором милицейский строй, качнул головой. – Мы безоружные, с ходу не прорвём. В колонне много стариков, женщин. Выйдет бойня.
– Свернуть?! – негодующе воскликнул Анпилов. – Сорвать поход?
Офицер, не привычный к упрёкам, ощетинил усы.
– Поведём людей на Манежную. К Кремлю.
Одутловатое лицо Анпилова вздрагивало, багровея.
– Надо сперва достучаться до депутатов! Они зависят от округов! Они…
– Вам дело советуют. До Манежной путь открыт, – смягчившись, вклинился милицейский полковник. – Ну зачем нарываться?
Пререкания ни к чему не привели, Анпилову не удалось добиться уступок. Полковник наотрез отказывался снимать кордоны.
Причину перекрытия пути к Верховному Совету милицейские офицеры утаивать не стали.
– Там уже демократы митингуют, – сварливо, будто с сожалением, объявил один из них – коротенький, в долгополой шинели майор. – Их тоже тысячи. Хотите гражданской войны?
Толпа рокотала, ожесточаясь от непривычного вида чуждой, враждебной милиции, беспомощного топтания перед глухими кордонами. В передних рядах, подпираемых сзади, начиналась давка.
Взбешенный Анпилов развернулся к колонне и закричал:
– Товарищи! Власть боится своего народа. Белый дом отгородился от нас войсками. Так называемые народные избранники стыдятся посмотреть в глаза собственным избирателям… Товарищи! Мы повернём к Манежной площади, пойдём прямиком к Кремлю! Трудовой народ будет услышан!
Гигантская колонна разворачивалась нехотя, люди бросали на милицию недоумённые, уничижительные взоры. В её сторону летели плевки.
– У, сволочи… Выстроились… – сипели старики. – Против реформаторов бы вот так…
Демонстрация потекла по свободной части Нового Арбата, в направлении Красной площади и Кремля.
– Знаменосцы, вперёд! Выше алые стяги! – командовал Анпилов, взбадривая людей.
Человеческая масса, выливаясь на незанятое пространство Манежной площади, рокотала. Площадь потемнела, словно берег, заливаемый приливной волной. К Историческому музею милиция спешно подгоняла грузовики. Их разворачивали бортами к толпе, загораживая проходы.
Трибуны для ораторов предусмотрено не было, но Анпилов, не растерявшись, полез на ступеньки гостиницы «Москва».
– Товарищи! Будем митинговать прямо здесь, у стен Кремля! Пусть его стены содрогаются от народного гласа! Народ требует отставки реакционного буржуазного правительства Ельцина, Гайдара и Бурбулиса! Народ требует восстановления социализма и советской власти в полном объёме! Народ против грабительских реформ! Под видом так называемой рыночной экономики нам навязывают бандитский капитализм! В стране возрождают эксплуататорский строй!
Речи Анпилова пробирали обобранный, теряющий веру политикам люд.
«Так! Так! Правильно!» – восклицали на площади.
Анпилов говорил ярким, страстным языком, легко сплетая слова в воодушевляющие призывы:
– Товарищи, уповать сегодня нам не на кого! Создаём снизу советы трудящихся! Не ждать никаких указаний! Сами! У себя на предприятиях! Явочным порядком! Группы по два, по три человека! Постепенно вокруг них соберутся все честные люди страны!
Клич Анпилова был исступлён:
– Со-вет-ский Союз! Со-вет-ский Союз!
Площадь загромыхала ответно: «Советский Союз! Советский Союз!» Впервые на ней полоскались красные знамёна. Впервые митинговая толпа не славила Ельцина, а проклинала.
После Анпилова говорил темноусый офицер, предводитель Союза офицеров, подполковник Станислав Терехов. Глубоко уязвлённый необходимостью отступить перед милицейским кордоном, он воинственно кричал:
– В Кремле засела банда национальных изменников! Разрушены Вооружённые Силы! Разрезана на пятнадцать кусков наша великая Родина! Братские народы разделяют государственными границами! Гордость отечества – Черноморский флот – растаскивают кремлёвские и киевские коллаборационисты! Американские цэрэушники угнездились в Кремле! Нашим так называемым правительством управляют из Вашингтона!
– Долой Ельцина! – ревела Манежная. – Даёшь Советский Союз!
Терехов потрясал кулаком:
– Мы даём оккупационному режиму три дня сроку на то, чтобы бескровно сдать власть! Три дня!!!
Выступал Виктор Алкснис – верный советскому делу депутат несуществующего уже союзного Верховного Совета. Басил в мегафон Виктор Тюлькин – широкоплечий лобастый мужик, руководитель Российской коммунистической рабочей партии. Брали слово ветераны Отечественной войны, женщины.
Ни усталость, ни промозглый холод не могли разогнать с площади народ. Манифестантов окрыляло собственное ошеломительное число, небывалое для антиельцинских выступлений. Видя вывалившую по их призыву огромную массу, воодушевлялись и вожаки.
– Товарищи, мне сейчас донесла наша разведка, – схвативший вновь мегафон Анпилов иронично рассмеялся. – Наши противники вывели к Белому дому от силы три-четыре тысячи человек…
Толпа куражливо взревела.
– Их в десять, в пятнадцать раз меньше, чем нас! Народ, наконец, начинает прозревать! Кто сегодня в здравом уме пойдёт за обманщиками-демократами?! Одни только киоскёрыторгаши! Работники кооперативных туалетов…
В толпе захохотали, захлопали. Грубоватой шутке Анпилова заухмылялись даже в милицейском оцеплении.
– В следующий раз нас будет ещё больше! Если правительство немедленно не уйдёт в отставку, мы выведем на улицу двести… триста тысяч человек! Мы выведем миллион!
Кто-то из дружинников, перехватив мегафон, запел: «Вставай, страна огромная!» Ему начали подпевать: вначале те, кто стоял на ступенях, затем толпящиеся у гостиничного крыльца. В полминуты запела вся площадь.
Могуч, внушителен казался поющий военную песнь народ.
– X —
Ветреными позёмками леденил февраль московские улицы. Недобрым, предбуйственным веяло от них.