– Господи, сын! Ну какой ты, честное слово, упрямец! – воскликнул он, отчаиваясь. – Прямо Базаров наоборот! Судьба наша русская такова, что ли?!
Пламя стоящей на столе керосинки заколебалось, иссякая. По напряжённым лицам отца и сына заплясали багровые тени, укрупняя и огрубляя черты.
– IX —
Меркнущие надежды на сытную, благостную жизнь породили брожение. Зарождаясь в ругани стихийных сборищ, в очередях за скудеющей получкой у касс, в первый же пореформенный месяц оно охватило множество городов России. Недовольство ширилось даже в Москве – столице демократической революции. Улицы, учреждения, трамваи каждодневно заполонялись разочарованными, терпящими суровую нужду людьми. Город тонул в раздорах, слухах.
В первую февральскую неделю, особенно в вечерний час, на выходах из станций метро, на транспортных остановках, у заводских проходных стали возникать агитаторы. Крепкие усатые дядьки, напоминавшие с виду рабочих бригадиров, взволнованные пенсионеры, иногда женщины, совали идущим мимо машинописные листовки.
В листовках говорилось:
Товарищ! Если ты не можешь спокойно смотреть, как грабят народ, как распродают державу иностранцам, как плодят нищих; если ты желаешь счастья своим детям, уверенности в будущем своей семье; если не терпишь ложь и предательство – останови геноцид! Добивайся вместе с нами отставки продажного правительства Ельцина! Присоединяйся к походу на «Белый дом»!
Ельцин обманул народ. Его правительство продолжает антинародную политику Горбачёва. Идя к власти, Ельцин обещал заботиться об интересах простых людей. Став президентом, он перечеркнул свои обещания. Сегодня его заботит не благосостояние народа, не развитие экономики, а смена общественного строя, взращение класса паразитов – опоры его власти.
Поправ Конституцию страны и волю народа, выраженную на референдуме 17 марта 1991 года, правительство Ельцина поставило себя вне закона, перешло в услужение к иностранному капиталу и тащит народы к братоубийственной войне.
Товарищи! Братья и сёстры! Надеяться не на кого. У народа остался последний шанс – мирным путём отстранить от власти правительство, предавшее национальные интересы. Если не ты, то кто?
Сбор участников похода 9 февраля в 10:30 на Крымском валу (м. «Парк культуры»).
Российская коммунистическая рабочая партия
Движение «Трудовая Москва»
Резким и ясным содержанием листовки пронимали обманувшихся в ожиданиях служащих, инженеров, водителей автобусов, рабочих. С агитаторами вступали в разговоры. Некоторые из осторожности переспрашивали:
– А разве компартию не запретили? Ельцин ведь лично указ подписал…
– Это горбачёвскую КПСС [3]запретили. Туда им, оппортунистам, и дорога.
– А Анпилов?
– Анпилов возглавляет движение «Трудовая Москва». Это движение рядовых коммунистов.
Листовки клали в карман и уносили с собой, показывали на работе, соседям по дому.
Агитацию против Ельцина вели не только коммунисты. Энергичный Владимир Жириновский, бывший кандидат в президенты России, эксцентрик и демагог, собирал в Москве сходки. На них, исходя криком, он грозил правительству восстанием, обещал разогнать спекулянтов, покарать жуликов, изменников, барыг:
– Пускай бегут в «Шереметьево» прямо сейчас! Пока не поздно! Через два месяца мы возьмём власть и закроем выезд из страны. Со всех, кто не успеет к этому времени сбежать, мы спросим сурово! Ответят за всё! За предательство! За грабёж! За обман!
Жириновский умел заводить толпу. Его приветствовали, словно трибуна.
Заколебалась и часть депутатов в Верховном Совете. Встрепенулись левые и почвеннические фракции, недавно ещё совершенно задавленные демократическим большинством. Депутаты, бывавшие в округах, выступали на заседаниях всё резче, упрекали реформаторов за безответственность и волюнтаризм. Сергею Филатову, занявшему после подавления ГКЧП должность заместителя главы Верховного Совета, удавалось сдерживать эмоциональные выпады. Однако уверенность демократической верхушки в том, что на назначенном на весну новом съезде всю депутатскую массу в тысячу человек удастся направить в нужное русло, начала подтачиваться.
Известие о затеваемой Анпиловым демонстрации смутило в демократической фракции многих. Фракционное совещание шло нервно.
– Глядите-ка, очухалось большевичьё, – негодовал Лев Пономарёв, непримиримый антикоммунист. – Кто бы ещё пару месяцев назад мог допустить, что они посмеют уличные шествия собирать? Пока мы в парламенте о новой конституции дискутируем, этот Шариков сброд на нас натравить задумал.
– Шариков? – спросил кто-то, скалясь.
– Ну а как Анпилова ещё назвать? Вылитый Шариков и есть. И морда типичного люмпена. Красная, испитая, – высокий, визгливый голос Пономарёва вздрагивал от злобы.
– Это ребята-журналисты придумали, – пояснил Винер. – Метко и вовремя, между прочим. До гробовой доски не отмоется.
– Сброду необходимо противопоставить военную силу! Демократия должна уметь себя защитить, – неистовствовал Пономарёв, обнажая длинные, неправильной формы зубы, – Сергей Александрович, прошу вас, обратитесь к Борису Николаевичу. Благодушествовать нельзя!
Волнение передалось и окружению Ельцина. До площади перед Верховным Советом, на которой Анпилов решил провести митинг, красных манифестантов решили не допускать.
В преддверии митингового дня газеты запестрели обращениями и воззваниями к жителям столицы «защитить курс реформ».
Утром девятого февраля плотные толпы стали собираться на Крымском валу, поблизости от Парка культуры.
– Товарищи! Строимся в колонну! – громыхал, усиливаемый мегафоном, резкий, с хрипотцой, глас Анпилова. – Ориентируемся на красные флаги! Шеренгой – к шеренге, плечом – к плечу! В половине одиннадцатого начинаем выдвижение на Крымский мост. Идём по Садовому кольцу к Белому дому – оплоту контрреволюции! Там угнездился классовый враг. Но мы будем добиваться того, чтобы Белый дом вновь стал нашим советским Верховным Советом!
Народ всё прибывал, заполоняя набережную Москвы-реки, прилегающие пространства. Анпилов организовывал колонну лично.
– Товарищи, в шеренги! Движемся шеренгами. Первая, вторая…
Десятка три его соратников, накрутивших на предплечья красные повязки дружинников, суетились вдоль рядов, подсказывали, вручали флаги.
Рыхлая, небоевитая, состоящая по большей части из женщин, пожилых и стариков, колонна вступила на мост. Невысокий, но голосистый, Анпилов энергично шагал в её голове, то и дело оборачиваясь и на ходу выкрикивая в мегафон лозунги.
Лишь миновав мост, он понял, сколь она велика. Когда ведомые им первые шеренги выходили на Садовое кольцо, срединная часть колонны всё ещё двигалась через реку. Хвост терялся на Крымском валу, кажущийся с расстояния колышущимся чёрным сгустком.
– Виктор Иванович, ты погляди! – подтолкнул Анпилова под локоть изумлённый и счастливый дружинник. – Народу – тьма!
Анпилов остановился, окинул взором колонну, заполненный демонстрантами мост. Он поднёс к губам мегафон, вскинул кулак:
– Смелее, товарищи! Вперёд, трудовой народ!
Народ пёр по Садовому, запрудив проезжую часть и тротуары. Пёр напористо, будто убыстряющаяся от собственного движения лавина. Только шесть или семь выстроенных лично Анпиловым передних шеренг держали равнение, за ними всё соединялось в рокочущую массу.
Над головой колонны колыхались флаги: Советского Союза, РСФСР, с союзным гербом, просто красные полотнища с нашитыми на них серпами-молотами и звёздами. Плакаты несли самодельные, вырезанные из кусков фанеры и картона: «Отстоим социализм!», «Нет грабительским ценам!», «Долой правительство американских приспешников!»
Цветами флагов шествие напоминало ноябрьскую демонстрацию, но надписи на плакатах, гремящие из мегафона призывы, выражения лиц идущих в колонне людей были непраздничны. С серо-мглистого неба сеялся колкий крупяной снег. Белые катышки запорашивали плечи, воротники, шапки.
