Взгляд девушки метнулся в сторону расположившейся за своим станком Гудхильд. После того, как ей пришлось полдня дожидаться служанки по возвращении с занятий, она настояла на том, что бы та присутствовала на них вместе с ней. В первое время та просто ждала свою госпожу, сидя в углу на лавочке, но вскоре тоже изъявила желание освоить искусство ткачества, и сейчас уже они обе оказались интегрированы не только в процесс создания ткани, но и в компанию ткачих.
Ладонь Ангелины дрогнули, когда она услышала звук отворяемой двери. Даже не оборачиваясь, она догадалась, кем была их посетительница.
Тол Фредерика.
Накануне вечером Гудхильд, по обыкновению, явилась в покои будущей королевы, планируя помочь той с вечерним туалетом. Ноздри её яростно раздувались, а в глазах горел странный огонь. Не дав принцессе раскрыть рта, служанка злобно процедила: "Его Величество только что пригласил эту… девку в свои покои".
Ангелина на секунду застыла, но уже в следующий момент, она, не желая выдать охвативших её чувств, равнодушно отмахнулась, заявив, что её подобное нисколько не волнует и вообще, конунг взрослый человек и сам решает, с кем и как ему проводить свой досуг. Снисходительно выслушивая возмущения Гудхильд, она приняла ванну, с наслаждением вдыхая свежий хвойный аромат масел, высушила волосы и облачилась в ночное бельё. На протяжении всего этого времени её лицо оставалось умиротворённым; оно не выражало ничего, кроме спокойного равнодушия, и даже самый внимательный наблюдатель не заметил бы никакой фальши и противоречивости. Но стоило утешенной поведением своей госпожи служанке удалиться, как Ангелина тотчас же бросилась на кровать, захлёбываясь рыданиям. Как он мог поступить так с ней? Разве между ними не было симпатии? Он принёс ей извинения спустя несколько дней после их ссоры, неужели это ничего не означало? Неужели она сама придумала себе охватившее его в тот момент волнение? И он вовсе не ожидал со смущением её ответа? Это всё было очередной иллюзией?
Господи, насколько же она жалкая. Готовая чуть ли не кинуться в объятья к мужику, стоит тому проявить к ней хоть малейшее беспокойство о её чувствах. Тупица. Она больше не позволит случиться этому… не позволит себе обмануться вежливостью Харальда. У неё была цель, и она продолжит идти к ней. Он по-прежнему для неё лишь средство для достижения этой цели и ничего больше. Плевать на него и на его подстилку, она будет выше этого.
С этими мыслями Ангелина пришла в мастерскую, готовая встретить соперницу с достоинством. Она понимала, что на ней сейчас были сосредоточены все взгляды её коллег — подобные новости имеют свойство разноситься по замку со скоростью света, — а потому вела себя по обыкновению. Активно участвовала в обсуждении произошедшего между ярлом Ратель и её любовником разлада; искренне смеялась над рассказом тол Торхильд о том, как мра Асвейг отравилась скисшим молоком, которое ей советовали выбросить, но жадная душа настоятельницы воспротивилась этому и промучилась всю ночь с жутчайшей диареей; сочувствовала гибели мужа второй поварихи тол Хельги, обещая посодействовать бедняжке в организации похорон. Однако тол Фредерика не спешила являться на работу. Ткачихи тактично избегали этой щекотливой темы, но Ангелина ясно осознавала: они понимали, что на самом деле происходит. Игнорирование предыдущего распоряжения будущей жены правителя Каттегата было демонстрацией. Никто не знал, стояло ли за дерзостью Фредерики данное ей конунгом обещание защиты или же его одобрение подобного поведения, но никто не сомневался в том, что действие это не могло расцениваться иначе, кроме как публичная пощёчина.
И сейчас Ангелине, с демонстративным безразличием прислушивающейся с шуму приближающихся шагов каттегатки, предстояло на эту пощёчину ответить.
— Тол Фредерика, почему опаздываешь? — Голос Торхильд грубо нарушил воцарившееся при появлении девушки молчание.
Фредерика медленно подошла к своему станку, сопровождаемая полными любопытства взглядами ткачих, которые те бросали в её сторону украдкой, опасаясь выговора от старшей. Опустившись на деревянный табурет, девушка поправила волосы, намеренно выдерживая паузу.
Ангелина не сдержалась, закатив глаза. Похоже, эта глупая девчонка вздумала разыграть целый спектакль с собой любимой в главной роли.
"Боже мой… звезда Бродвея…"
— Тол Фредерика, я задала вопрос, — чуть громче проговорила Торхильд.
— У меня были дела, — в ответе девушки сквозило лёгкое пренебрежение, настолько подчёркнутое, что ни у кого из присутствующих не возникло сомнений в его демонстративности.
— В рабочее время у вас может быть лишь одно дело — ваша работа, — Ангелина обернулась, бросив равнодушный взгляд в сторону девушки. В груди её клокотала ярость, и она была готова уже осыпать зарвавшуюся служанку всевозможными оскорблениями, но занимаемый ею статус не позволял опускаться до мелких склок. Какие бы чувства в ней не пробуждала эта ситуация, она должна была сохранять достоинство и держать лицо.
Ангелина ощущала двойную необходимость в этом ещё и потому, что она считала ниже своего достоинства ронять себя в глазах общества ради какого-то мужика. Это он давал ей напрасную надежду, он обманул её ожидания, и это он обязан за это отвечать. Девчонка виновата только в том, что позволила себе проявить к ней неуважение своей выходкой, но подвергать её экзекуции за такое было бы не слишком дальновидным со стороны Ангелины — она надеется заслужить лояльность подданных, ей не нужен их страх.
— Прошу прощения, Ваше Высочество, — глядя в глаза принцессы, насмешливо проговорила Фредерика.
Это было откровенным, неприкрытым хамством. Настолько возмутительным, что Торхильд, не сдержавшись, воскликнула:
— Тол Фредерика! Ты что позволяешь себе, мepзавка?!
— Отвечаю на вопрос Её Высочества, — всё с той же наглостью парировала девушка.
Ангелина деактивировала магию, сжав руку в кулак.
"Спокойно. Не позволяй ей зайти тебе под кожу".
— Вам стоит выбирать тон, когда вы разговариваете со мной, тол Фредерика, — в её голосе угрожающе завибрировали строгие нотки. — Я не потерплю хамства в свой адрес.
На мгновение лицо девушки потемнело, в глазах промелькнул испуг. Но реакция эта оказалась молниеносной — уже в следующую секунду она вновь заискрилась самоуверенностью. Издевательски склонив голову, Фредерика невозмутимо произнесла:
— Приношу свои извинения Её Высочеству.
Губы Ангелины дрогнули.
Мерзавка.
Она была готова вскочить со своего места и, бросив на прощание "посмотрим, кто кого", убежать в кабинет Харальда. Закатить ему скандал, потребовать сейчас же спуститься в мастерскую и прилюдно наказать девчонку. И наказание это должно было быть настолько впечатляющим, что к вечеру пересказ этих событий оказался бы у всех на устах и не сходил с них ещё очень долго. После такого мало кто посмел бы посмотреть на неё без уважения, мало кто усомнился бы в том, насколько оправданно она занимает статус будущей правительницы Каттегата.
Но Ангелина не могла этого сделать. Если до вчерашнего вечера она, окрылённая очередной, имеющей явно интимную природу, беседой с ним, ещё и позволяла себе верить в существование у него каких-то чувств к ней, то сегодня у неё не было ни капли уверенности в нём. Она с присущим её мышлению реализмом осознавала: конунг вполне может пренебречь ею в этой ситуации и, если не поддержать Фредерику полностью (такое было бы невозможно, ведь служанка очевидно перегнула палку), то, по крайней мере, решить ограничиться устным замечанием, которое вполне может быть сделано любовнице в приватной обстановке.
— Приступайте к работе, тол Фредерика, — Ангелина отвернулась, вернувшись к своему станку. Пусть она и не может позволить себе бежать и искать защиты у Харальда прямо сейчас, она, тем не менее, остаётся его невестой и принцессой Норфолка и на основании этого она имеет права требовать уважения к себе. Поэтому пока, решила Ангелина, она не станет разбрасываться громкими словами и угрозами — ведь если они окажутся на поверку пустой бравадой, это серьёзно ударит по её репутации, — она дождётся окончания своей смены и тогда уже поговорит с конунгом. Объяснит ему, чем чревато подобное попустительство в отношении его любовницы для их общей репутации. В конце концов, разве он сам не заинтересован в том, что бы их союз считали крепким?
