— Не поверишь, — вдевая в уши украшения, отстранённо проговорила она, — но я отреагировала точно так же. Бойня ради бойни. Что кому это докажет?
— Ох, Ваше Высочество! — Гудхильд всплеснула руками в своей излюбленной манере. — Так, значится, вы не рады этому? Слава Единому! А то я уж, когда меня Его Величество попросил вас стеречь повнимательней, решила было, что вы теперь замышляете чего-то супротив него! Прости меня, Божество!
Ангелина прыснула. Значит, Харальд решил подстраховаться? Разумно. Хоть девушка и не могла не заметить, как это недоверие с его стороны неприятно отозвалось в её груди, она, тем не менее, оценила его предусмотрительность. Разве она сама, будь на месте конунга, не поступила бы так же? Он — глава государства, и, доверься он не тому человеку, разгребать последствия придётся всему Каттегату.
"Успокойся. Здесь не на что обижаться".
Вздохнув, Ангелина отошла к отполированному до зеркальной гладкости обсидиану, разглядывая себя. Вроде, всё сочетается.
— А Его Величество разрешил тебе рассказывать об этом мне? — Весело проговорила она, бросив лукавый взгляд на Гудхильд.
Служанка осеклась. Пару мгновений спустя глаза её расширились от ужаса. Едва сдерживая рыдания, она сбивчиво затараторила:
— Ваше Высочество, так это ж… Ох, Божество, ужас какой! Язык мне вырвать… Ваше Высочество, это… так вот вышло уж… я ж не со зла! Душой к вам только-только прикипела, а тут на тебе… и приказ такой… огорчилась… Ну, а когда вы вот… сказали, что сами и не рады… Не сдержалась! Великий Душитель меня покарай! Всё моя невоздержанность… Мне мать всю жизнь говорила: "Гудхильд, ты не властвуешь собою!" Права была!
Ангелина снисходительно покачала головой. Непосредственность и живость служанки неизменно забавляли её — в какие-то моменты она даже ловила себя на том, что завидует этой непосредственности и даже в какой-то степени детской наивности каттегатки. Возможно, это так на ней сказалось жизнь с больной алкоголизмом тёткой, но Ангелина всегда, сколько себя помнила, ощущала себя взрослой. Даже когда у неё не было в этом острой нужды, она всё равно старалась тщательно взвешивать каждое сказанное ею слово, и не принимать необдуманных решений. Это было уже рефлексом — будто в её мозгу находился какой-то тумблер, который переключался каждый раз, когда она сталкивалась с любой задачей, и запускал процесс препарирования поступившей информации. Порой, конечно, в силу своего природного темперамента, в ней проскальзывала некоторая порывистость, но это происходило не часто и заканчивалось обычно печально. Пожалуй, её вспыльчивость сходила ей с рук пока только при общении с Харальдом — видимо, конунг Каттегата отличался неплохим терпением. А может, дело было лишь в занимаемом здесь ею высоком положении, кто знает.
— Старайся не проболтаться Его Величеству о том, что мне сказала. Ему такое навряд ли понравится. — Весело ответила Ангелина.
— Ваше Высочество, а как же ж… я теперича уж язык свой прикушу, Единое мне свидетель! Ох, ох, — Гудхильд приложила руки к груди в клятвенном жесте. Выражение её лица по-прежнему было донельзя взволнованным, и ещё некоторое время, пока они заканчивали утренний туалет, она тихо причитала, чем знатно забавляла свою подопечную.
Покончив со сборами, девушки спустились в трапезную. Проходя мимо снующих по коридорам каттегатцам, Ангелина то и дело ловила на себе их взгляды. Конечно, с момента её прибытия в замок конунга она не раз становилась предметом обсуждения и мишенью для взглядов самого разнообразного толка, но на этот раз всё было иначе. Если раньше на неё смотрели с ненавистью или — если это был кто-то чересчур осведомлённый о жизни Генриетты — с насмешкой, то теперь в глазах окружающих читалась и некая настороженность.
Это было подобно тому, как небо, готовое вот-вот пролиться дождём, наполняет свинцом тучи, которые угрожающе нависают над головами людей, заставляя тех гадать, чем обернётся для них этот каприз природы. Окажется ли это освежающим землю и растения даром? Или же на этот раз природа обрушит на них, со всей силы свойственной ей безумию, своё буйство, уничтожив посевы и затопив поля?
Именно таким взглядом встречали и провожали в это утро Ангелину. В их глазах она была сейчас непредсказуемой стихией, и все, затаив дыхание, ожидали хода принцессы Норфолка.
Осознавая всю значимость своих дальнейших действий, девушка решительно шагала в сопровождении повеселевшей Гудхильд. Всё в ней — её походка, её движения, её взгляд — осталось неизменным. Она так же, как и обычно, раскланивалась по пути со знакомыми ей ярлами и слугами, время от времени перекидывалась редкими замечаниями со своей служанкой. С прежней невозмутимостью она вошла в полную народа трапезную и, поприветствовав собравшихся там ярлов и — отдельно — самого Харальда, разместилась на своём месте. Никак не обозначая своего смущения от нахождения под перекрёстным огнём полным настороженности взглядов, она, по обыкновению, позволила Гудхильд наполнить её тарелку и бокал. Взяв в руки железную ложку, Ангелина принялась есть — к счастью, этикет в этом мире, по-видимому, ещё не настолько прочно вошёл в обиход местных патрициев, а потому она вполне могла себе позволить не дожидаться, когда монарх начнёт трапезу.
Затихшие при её появлении каттегатцы вновь активизировались, и всё помещение огромной комнаты опять утонуло в отражающихся от холодных каменных стен гуле голосов и бренчании столовых приборов.
— Как твоё самочувствие, Генриетта? — Отпив из кубка, буднично произнёс Харальд. — Нет недомогания?
— Недомогания? — Голос девушки слегка вздрогнул от пульсирующего внутри неё напряжения. Глубоко вздохнув, она приказала себе успокоиться.
— После горячих источников некоторые мучаются жаром и кашлем, — насмешливо отозвалась сидящая по другую сторону от правителя Каттегата Ратель.
— О, нет, — Ангелина нервно улыбнулась, — похоже, мне повезло.
— Это хорошо, — военная довольно вгрызлась в жирный кусок мяса, — потому как Харальд любит там… развлекаться.
— Кин Ратель, побойтесь родителя нашего, Единое Божество! — Из-за спины каттегатки показался длинный тонкий нос занудной настоятельницы каттегатской церкви Единого мра Асвейг. Облизнув свои толстые, испачканные жиром пальцы, она бросила на проигнорировавшую её замечание Ратель полный высокомерного превосходства взгляд и обратилась к Ангелине. — Ваше Высочество, мне радостно знать, что вы пребываете в здравии после этих… купаний, но я — нижайше прошу меня простить мою резкость — слегка разочарована тем, что вы так ещё и не воспользовались моим приглашением. Я, конечно же, понимаю — у людей наподобие вас не так уж мало дел… но я надеялась, что вы заглянете хотя бы на молитву перед приездом Его Величества!
Ангелина запила прожёванную лепёшку разбавленным вином, стараясь не закатить глаза. Мра Асвейг обладала удивительной способностью навсегда засесть в печёнке человека всего за одну единственную встречу — наведывавшись к ней на третий день после её прибытия, настоятельница умудрилась привить к себе стойкую идиосинкразию уже после первой прочитанной ею лекции о величии Божества, а к концу вечера у Ангелины осталось только одно желание: узнать, где и как можно податься в служение Великому Душителю, бывшему здесь аналогом Дьявола.
Ко всему прочему, в силу того, что источник мра Асвейг был некромантским, её неизменно окружал настойчивый аромат разложения, что для не привыкших к подобному людей, к числу которых, собственно, и принадлежала Ангелина, являлось крайне неприятным обстоятельством. Потому девушка не горела страстью составлять, пусть даже и совсем не надолго, компанию надоедливой настоятельнице, предпочитая вместо этого проводить свой досуг подальше от церкви.
— Я бы с радостью присоединилась к вам вчера, мра Асвейг, — Ангелина натянуто улыбнулась, — но, видите ли, я здесь человек новый и ещё не знаю пока обо всех ваших порядках. Поэтому, я решила, что будет лучше дождаться Его Величество, и прийти уже с ним.
