И снова он повторяет тихим, ласковым, но печальным голосом.

— Что же ты натворила, Айва?

И после, вместе с девочкой, старик вязнет в земле, пока не утопает в ней с головой, а когда очухиваются стражники, до головы вкопанные в землю, вокруг никого уже нет, и когда в город возвращается с дружиной воевода, никто не отвечает ему, куда пропал загадочный старик.

Все — будто дурман, растворяется миражом пустых слухов.

Шумиха в городе долго не утихает. Люди галдят, кричат, носятся по округе, но затем почти все собираются у дверей княжеского дома, чтобы ждать ответа от самого князя.

В город, тем временем, осторожно, не торопясь, даже с опаской входит дружина Владимира Милосердного во главе с богатырем-воеводой. Они идут с окраины и первым же делом замечают здорового кузнеца, на которого воевода сразу обращает внимание.

Кузнец сидит один рядом с булавой, лежащей на земле в аршине от ближайшего прилавка. Огромный, сильный на вид, он тяжело дышит, отирает вспотевший лоб, и воевода замечает, что рубаха кузнеца, промокнув, налипла на его мускулистое тело.

— Чей будешь? — Грозным, но спокойным голосом спрашивает воевода.

Кузнец поднимает глаза, но ведет себя уверенно.

— Да чей? Местный я. Кузнецом работаю, сколько себя знаю.

Воевода оглядывается, замечает толпу людей дальше по улице, и снова оборачивается к кузнецу.

— Чего народ встал?

— Да вот, — устало взмахивает кузнец, — знать желают, чего с дочкой княжеской. Умерла, говорят, а ее только днем видали живехонькой.

— А ты?

— А чего я? — Улыбается кузнец.

— Чего здесь? Али за княжну не страшишься?

— Да чего ей будет? Болтают, как обычно. Народ у нас простой, вот и верит в сказки всякие.

Богатырь взглядывает на булаву и никак не может понять, отчего кузнец так вспотел в одной рубахе в такой холодный день.

Оружие выглядит странно. Присмотревшись, воевода замечает сколы, вмятины, вздувшиеся бугорки и необычные письмена на булаве. Прищурившись, он узнает в письменах старый язык, и пусть сам воевода с ним не знаком и прочитать не может, но этого достаточно, чтобы пробудить его интерес.

— Твое оружие, кузнец? — Слезает богатырь с коня.

— Мое.

— И где ж ты старому языку выучился?

Кузнец оглядывается на булаву, не сразу поняв, о чем речь.

— А, вон ты о чем! Не я ковал, но оружие мое.

Пауза виснет всего на миг.

— Сколько просишь? — Вдруг спрашивает воевода.

Кузнец долго молчит, потом рассмеивается, потом успокаивается, но улыбку прогнать с лица не может.

— Хе, а давай так, — ударяет кузнец по бедру, — ежели над головою ее поднимешь, я за так ее и уступлю, а ежели не осилишь, так и приставать не будешь. Что скажешь?

Воевода снимает меч и протягивает в руке за спину. Тут же один из воинов подхватывает оружие, напрягается, чтобы удержать и взваливает на спину коня.

— За так, говоришь? А не жалко?

— Хех! — Рассмеивается кузнец. — Да ты, видать, не знаешь, о чем говоришь, мил человек! Не жалко! Ежели поднимешь, так я тебя еще и медом вдобавок угощу.

Воевода подходит ближе, становится над булавой, но только начинает гнуть спину, как голос кузнеца его останавливает.

— Как зовут-то тебя? Скажешь?

Воевода хмурится, но отвечает спокойно.

— Святогор.

— Ну, давай! — Беззастенчиво хлопает кузнец воеводу по плечу. — Покажи, Святогорушка, на что горазд!

Дружинники все разом нахмуриваются, но воевода оборачивается и одним взглядом прогоняет с их лиц недовольство. Сам он вздыхает, разминает плечи, нагибается, берется за рукоять булавы одной рукой, напрягается и поднимает оружие над головой.

Кузнец отшатывается, медленно поднимает руку и хватается за лицо.

— Вот эт да! — Протягивает он.

— Значит, булава теперь моя, а, кузнец?

Кузнец успокаивается, берется руками за бока, опускает голову и начинает улыбаться.

— Силы тебе не занимать, богатырь. Ты, видать, сам того не знаешь. — Продолжает он улыбаться. — Да только вот слово я держать не стану.

Воины хмурятся, но богатырь остается спокоен, опускает булаву и легко удерживает на весу.

— А булаву я тебе не отдам, — договаривает кузнец, — пока ты со мною меда не напьешься.

Святогор не успевает ответить, как кузнец уже заговаривает с его дружиной.

— Эй! Молодцы! — Громко кричит вспотевший кузнец. — Всяк, кто булаву поднимет, того медом буду поить, хоть весь день!

Тут же кузнец снова оборачивается к воеводе, с силой ударяет того по плечу и рассмеивается.

— Брось ее прямо тут! — Говорит кузнец. — Сам увидишь, ничего с нею не станется! А пока твои молодцы будут тут потеть, идем, я, как говорил, медом тебя напою!

Святогор лишь на миг заминается, но отчего-то проникается к кузнецу доверием. Толпа продолжает галдеть у княжеского дома, так что все равно придется ждать, когда князь освободится, придет в себя и разберется с людьми, так что воевода оставляет булаву прямо на месте, как и велел кузнец, а сам идет за ним следом. И никому до его возвращения так и не удается сдвинуть оружие с места.