— Так ведь ее же тут нет? — Спрашивает он и тут же наклоняется, шире открывая глаза. — А она тебя слышит, да?

— Да, она меня слышала, когда мы говорили.

На миг беседа останавливается, Алеша опускает глаза, но старик продолжает глядеть на него с хмурым видом.

— Я вижу, что тебя что-то беспокоит, мальчик.

На спине Алеши черные отростки вдруг застывают на миг, но почти сразу вновь начинают шевелиться и подрагивать чуть сильнее обычного, и старик это подмечает. А только мальчик заговаривает, как этот ковер из черных отростков, быстро растущих в последнее время, снова начинает дрожать, выдавая переживания мальчика.

— Ты говорил, что деревенских… нельзя сюда пускать. — Проговаривает Алеша медленно и неуверенно и тут же заговаривает живее. — А еще, чтобы она их не трогала, да? Ты же так говорил? Я слышал.

— Да, я это говорил. — Признается старик, не пытаясь юлить.

— А зачем? Чего им? И почему не трогать?

— Тише. — Успокаивает волшебник Алешу, напирающего с вопросами все смелее. — А сам ты не понимаешь?

Старик от хмурости кажется даже сердитым и мальчик опускает голову, а волшебник спокойно вздыхает, медлит и заговаривает снова.

— Хотя, ты ведь не знаешь….

— Чего? Чего не знаю-то?

— Иди в дом, Алеша. — Велит старик, уже не оборачиваясь. — Тебе же будет спокойнее, если забудешь, что слышал.

Мальчик, однако, избегает воспользоваться советом. Он продолжает стоять рядом, молчит, смотрит на волшебника и вдруг заговаривает изменившимся голосом.

— Я тебе, что, младенец?! — Вспыхивает мальчик неожиданно. — Да я… да я….

Сразу же Алеша успокаивается. Старик поворачивается к нему, и мальчик застывает, от чувства неловкости бегая по сторонам взглядом.

— Ой! Я не…. — Бросается он объяснять, но нужды в этом нет.

— Ничего. — Спокойно отвечает старик. — Я понимаю, это проклятие, я вижу.

Старик хмуро глядит на задрожавшие черные прутья на спине Алеши и снова отводит глаза.

— Оно пробуждается. — Снова заговаривает волшебник. — Ты должен бороться с этими чувствами, мальчик, а если не сможешь, то проклятие овладеет тобой мгновенно. Не будет возможности все исправить, помни это. А теперь иди, поверь старику, сейчас мы все трое боремся, чтобы тебя спасти, и ты должен приложить больше всего усилий, чтобы у нас получилось.

Алеша хмурится, виновато опускает глаза и не находит слов, чтобы ответить. Постояв еще немного, он отворачивается и возвращается в дом, оставляя старику его заботы.

Вдали от молчаливой и тягостной атмосферы, поселившейся в доме, пока мальчик ждет неведомых испытаний, а старик готовит свой амулет, Айва продолжает слушать голоса незнакомцев, которые ей приносит услужливый ветер.

— Ну, ежели навыдумывали…. — Заговаривает один измужиков с хрипловатым, высоким голосом.

И тут же с ним заговаривает кто-то мальчишеским голосом.

— Да чего наплели-то? Чего? — Отвечает юноша обижено. — Ведьма тута, точно говорю! Аленка, дурында, сама к ней пошла, мы своими глазами видели. А та, говорю вам, с такою вот дыренью на рубахе, вот тута вот прямо!

— Тьфу. — Раздается голос другого мужика, чуть более грубый. — Ну, наплели же, видно! Ишь, как поет, соловей? Дырень у ней была…. В голове у тебя дырень.

— Тихо. — Раздается бас.

Споры немедленно утихают, а Айва продолжает слушать и дожидаться встречи, теперь, по крайней мере, зная, кто из мужиков главный.

— Ежели врут, — продолжает размеренно и спокойно говорить бас, — так все равно узнаем.

Повисает тишина, и ветер приносит колдунье лишь звуки ходьбы, но затем вдруг раздается снова голос Аленушки.

— Погодьте, ну чего вы?! — Звоном разливается чувственный и яркий, как и всегда, а сейчас еще и полный беспокойного волнения и придыханий голос девицы. — Нельзя же так! Не ведьма она никакая, все это….

— Чего это?! — Перебивает возмущенный, низкий для мальчика голос. — Чего мы, врем, что ли?!

— Я кому сказал молчать? — Говорит бас.

И опять становится тихо. Чуть погодя раздаются шорохи, но тут же снова начинает играть звонкая, беспокойная свирель девичьего голоса.

— Черт попутал, али вдали показалось! Да мало ли, чего бывает?! — Снова вступается Аленушка. — Сами же напридумали, что мертвяка будто видывали у дерева-то ведьминого! А то разве мертвяк был? Ну, чего молчите-то? Не мертвяк это был, а мальчишка тот, травницы сын!

— А ну молчи, дура! Много ты понимаешь! — Обижается юноша.

И колдунья, слушая, с неудовольствием качает головой, но продолжает слушать. Аленушка же на грубость ничего не отвечает. На миг виснет пауза, затем удается расслышать тяжелый вздох, и беседа начинается снова.

— А ну говори, — велит кому-то бас, — так или нет?

Мгновение тишины, но потом все же раздается ответ.

— Угу. — Виновато нудит один из мальчишек, все тот же, что говорил раньше.

— Тьфу! — Сердито плюется кто-то из мужиков.

— Так и чего?! — Заговаривает мальчик. — Чего уродец делал тогда у ведьминого дерева ночью-то, а? И на меня еще кинулся, как ошпаренный! Еще ведьма эта. Да вы ее увидите, сами все поймете!

— Хватит. Слышали уже. — Отвечает бас. — Да и все равно пришли уж, чего теперь?

Какой-то шорох, легкий звон, тут же рассеивающийся в воздухе, пара хлопков, и тишина, и Айва теряет ухмылку, готовясь к предстоящей встрече.

— Ну, что же вы, нельзя же…. — Еще пытается вяло отговаривать Аленушка, но теперь ей уже не дают слова.

— Тихо. — Спокойно перебивает бас. — Ежели она не ведьма, так и бояться ей нечего. Теперь идем.

Только замолкает бас, только его владелец оборачивается, поудобнее схватив вилы, как все тут же замирают.

— Ох! — Притворно вздыхает колдунья, выходя из-за дерева и тут же становясь перед мужиками. — Добрый путь, мужички. Ой, напугали меня. Ну, да ладно. А вы чего к нам пожаловали?

Мужички все разом замирают и отвечают не сразу. Даже самый здоровый, стоящий впереди остальных, и тот не сразу заговаривает, с подозрением осматривая необычное черное платье Айвы, ее странную, широкополую шляпу и вырез на груди, заметный даже сквозь черное покрывало опустившейся на землю ночи. Колдунья это замечает, но ничего не делает. Спокойно, с непринужденной улыбкой, она дожидается ответа, коротко взглянув на Аленушку, которая даже в ночи прячет от Айвы глаза.

— И тебе того же, хозяйка, — отвечает тяжелым басом здоровяк, стоящий впереди, после недолгой паузы, — коли слова твои от сердца.

— Ну а как же еще? — Отмахивается колдунья, смеясь, но тут же улыбка на ее лице растворяется. — Ну, так что же вас ко мне привело?

— А с чего ты решила, — прищуривается здоровяк, — что мы пришли к тебе?

Айва ухмыляется, вздыхает, подходит к дереву, скрещивает на груди руки и расслабленно упирается в массивный ствол плечом.

— А куда же еще? — Щурится колдунья в ответ. — Не в темный же лес вы собрались с одними вилами, да еще и детишек прихватив. Не надо большого ума, чтобы догадаться.

Здоровяк оглядывается и больше не спорит, а Айва продолжает говорить.

— Хотя, зачем вам вилы? — Прикрыв веками глаза и слабо улыбаясь одним уголком губ, спрашивает колдунья. — Честное слово, ума не приложу.

Мужики заметно напрягаются и стоят, не двигаясь, оставляя разговоры владельцу баса, который стоит впереди остальных и выше их не меньше, чем на целую голову.

— Ответь, хозяйка, — заговаривает он, погодя, — поговаривают, дух нечистый у нас тут завелся….

— Поговаривают, — тут же перебивает колдунья, — что вилы духам не страшны.

Здоровяк хмурится, но не теряет самообладания.

— Не видела ли ты здесь чего необычного?

— Нет. — Вздыхает Айва. — Все тут, как обычно. А говорят много всякого. Кто же всему станет верить?

Здоровяк кивает, а остальные продолжают следить и вмешаться в разговор никто себе не позволяет.

— Обычно, говоришь? — Отвечает мужик. — Что-то не похоже. Не видывали мы таких прежде. Одежка у тебя странная. И откуда ты здесь? Давно ли?