Но, что в особенности характерно, движение это годится только против беззащитных гражданских. Владей Уотерфилд хоть каким-то мало-мальски выраженным навыком рукопашного боя…

– Ломайте ему пальцы, – приказал Домби двоим подручным. – Все, кроме указательного на правой руке. Им он введёт верный код.

– Я левша… – простонал Уотерфилд.

– Поправка, – бросил Домби гориллам, – ломаем все, кроме левого указательного.

Трогательная гибкость.

10

Тот, кто посылал майора Домби к начальнику смены Уотерфилду, знал, что делал. Домби не дурак, но узколоб и прямолинеен. Туннельное конвергентное мышление не позволяет ему отвлекаться на вторичные цели. Они его ничуть не колеблют. Велено – значит, надо сделать. Остальное потом. В общем, весь веер возможностей подумать о чём-нибудь кроме непосредственного задания, который из последних сил раскрывал неудачливый дипломат, остался невостребованным и увял.

С трудом набирая код левым указательным, Уотерфилд (кажется, отнюдь не левша), не решился вновь ошибиться. Судя же по тому, что он ещё и молчал, было ясно: последний форпост станционной эпидемии уже сдался.

– Код верный! – сказал кто-то из горилл, наблюдавших за неким экранчиком на широком столбе.

– Без тебя вижу! – огрызнулся Домби.

Но даже Родригесу из глубины кают-компании «Антареса» было заметно, как сильно поменялся режим работы обоих пультов. Узкий столб, у которого стояли Домби с Уотерфилдом, завибрировал так, что на экране смазались его очертания. То же, что происходило с широким столбом, в подробностях даже трудно описать. Весь он озарился изнутри багровым свечением, у вершины заплясало с десяток шаровых молний, а у подножья раздался леденящий душу вопль, исторгнутый из двенадцати глоток.

Ну точно человеческое жертвоприношение!

– Процесс запущен, – глухо сказал Уотерфилд. – На сей раз по-настоящему. Но мы с вами, господин майор, не раз ещё о том пожалеем.

Домби неопределённо хмыкнул. Вряд ли он выразил согласие с идеей о том, что в жизни человека с переломанными пальцами что-нибудь случится «ещё не раз». Какое «не раз», когда раз – и нету!

– О! Глядите: и точно процесс пошёл! – воскликнул Эстебан.

Родригес вместе с остальной кают-компанией вынырнул сознанием из экрана с пультом запуска системы «Карантин», чтобы на другом экране, дающем полный обзор орбитальной станции, оценить грандиозные масштабы её развёртывания.

Родригес-то думал: некоторые модули ощетинятся оружием. Думал, какие-то части запутанного станционного лабиринта повернутся вокруг своей оси. Думал, что лишние модули, связанные с жизнедеятельностью человека – автономной системе вовсе не нужные – будут отстрелены прочь.

Все эти ожидания вроде бы даже сбылись, но были превзойдены многократно.

Прежняя станция – в чём легко было убедиться – быстро прекратила своё существование. Система «Карантин» оказалась ничуть на неё не похожей. Чтобы превратиться в саму себя, система переживала самые немыслимые трансформации элементов и способов связи между ними.

Для начала модули станции быстрей обычного завертелись вокруг нескольких десятков осей. По выходе из вращения они приобрели куда более грозные очертания. Гравитационные пушки, турели с плазмомётами, торпедные гнёзда, излучатели омега-полей, – всё это явилось в таких количествах, что «Антаресу» хватило бы и поменьше.

Но не только в вооружении дело. Прежде жёстко состыкованные модули вдруг расстыковывались, разлетались, подчиняясь невидимым двигателям, собирались в новые небывалые комбинации.

Главное, что Родригес понял по устройству системы «Карантин» – это то, что механическое соединение между модулями уступило место какому-то другому типу связи. В самом деле, если система отныне должна функционировать автономно, без людей, то более незачем обеспечивать саму возможность сквозного физического проникновения из модуля в модуль. А чем дальше модули пространственно разнесены, тем большую сферу они способны контролировать.

Наверное, так, хотя инженер Монарро сказал бы точнее.

– Ну что эти двенадцать тел – живы ещё? – снова раздался голос Домби, привлекая внимание к экрану, транслирующему картинку из пускового модуля станции. Оба цилиндрических пульта пришли в исходное состояние, вот начальник горилл и принялся подводить итоги.

– Еле-еле дышат, – сказал кто-то из подчинённых. – и сердца бьются очень замедленно.

– Добейте, – распорядился майор.

– А как же будет со мной? – упавшим голосом промямлил Уотерфилд. В наступившей невесомости он с трудом удерживался переломанными пальцами за спинку операторского кресла.

– А тебя я добью лично.

1

Когда станция принялась трансформироваться, голосовая связь с Трентоном и Гаррисом быстро прервалась, зато картинка из Пускового модуля даже ни разу не померкла, позволяя в подробностях наблюдать обезьянью расправу над покорным начальством смены. Ясно, в чём дело: во всех происходящих изменениях Пусковой модуль оставался на месте, тогда как остальные куда только не швыряло согласно непостижимым траекториям системных перестановок.

Ещё бы: пульт, у которого только что с наслаждением обезглавливали Уотерфилда, составлял основу и центр симметрии для всех многоуровнево запутанных перемещений. Кстати, потому и составило, что в этом месте оказался человек слабый – сущее ничтожество, даром, что язык недурно подвешен. Найдись на его месте кто-то покрепче духом, никакой Домби не добился бы введения секретного кода, который и запустил всю свистопляску.

Вот только слабака Уотерфилда на его особое место поставил Галактический Альянс. А уж Альянс обычно бывает в курсе, кого и на какое место ему поставить. Ставит, ставит – себе и другим.

С Гаррисом и Трентоном связь наладилась через полчаса. Реплики заметно запаздывали. Тот станционный модуль, где находились они, переместился неведомо куда. Они и сами не смогли отследить направления полёта, ведь пребывали в невесомости, к тому же ничего похожего на иллюминаторы их модуль не содержал. Только дверцу, но, как оказалось – сугубо для выхода в открытый космос.

– Вокруг нашего модуля ничего нет! – голосом, срывающимся от тревоги на визг, сообщил Гаррис. – Главное, рядом был отсек со спасательными капсулами, мы на него надеялись; так он теперь пропал…

– Постарайся их сориентировать, – приказал коммодор Альваресу.

Космогатор согласно кивнул, вышел к переговорному устройству:

– Итак, Гаррис, для начала опишите, что вокруг себя видите!

– Что видим? В смысле, если открыть дверцу отсека?

– Да.

– Ничего не видим, к сожалению.

– Нет ли где-то поблизости от вас лёгкого крейсера класса Барракуда? – спросил Альварес несколько опрометчиво.

– Что? – переспросил связист.

– Он выглядит… – задумался космогатор.

– Нет, – сказал Трентон. – Я помню, как выглядит «Антарес». Больше от нас его не видно. Ну, насколько мы решаемся высунуться в дверцу модуля. Там, снаружи, не за что ухватиться.

– Итак, ваш модуль находится вне зоны визуального наблюдения, – подытожил Альварес. – То есть, он не в ближних к нам секторах.

– Наверное, – подтвердил Гаррис.

– Тогда скажите мне вот что. Когда вы ничего вокруг не видите, то видите ли вы при этом хотя бы планету?

– Эр-Мангали? Конечно, – последовал ответ.

Родригес, прислушиваясь к их беседе, чуть не расхохотался. Надо же, до чего планета примелькалась: её видят и не считают нужным упомянуть. А ведь ради этой самой Эр-Мангали система «Карантин» и задумывалась!

– Ну, раз видите планету, на орбите которой вращаетесь, – заверил потерявшихся парней космогатор, – это уже кое-что. Говорите, рядом с вашим модулем никакого другого модуля станции поблизости нет?