Она станет еще одним человеком, который подведет его.

«Прости меня», ― думала она, когда черные пятна начали заволакивать ее глаза.

«Прости меня», ― думала она, когда ее тело ослабло и подкосились ноги.

«Прости меня», ― думала она, погружаясь во тьму.

«Мне так жаль… мой господин…»

Мария открыла глаза. Ей потребовалось некоторое время, чтобы сориентироваться. Комната была тускло освещена, а единственным источником света были свечи и пламя камина. Воздух был душным, а кожа ― липкой.

Когда взору предстала остальная часть комнаты, Мария замерла, вглядываясь в то, что находилось перед ней. Устройства и приспособления, которые она видела только в учебниках истории. Орудия пыток. Виселицы, цепи, подвешенные к потолку, деревянные колеса с металлическими шипами. Плети, кандалы, бичи… Она начала брыкаться, но ее руки и ноги были связаны. Она поняла, что обнажена ― ее тело было полностью лишено одежды.

Паника пронеслась по ее венам. Она тянула и тянула за свои путы, но они не сдвигались с места. На глаза Марии навернулись слезы, и она стала осматривать комнату. Она вспомнила слова Гавриила о Чистилище, и о комнате пыток, куда их приводили каждый день.

― Нет, ― прошептала она, понимая, что именно там она и находится.

В подземном здании, о котором не знал никто, кроме Ордена. Мария опустила взгляд и увидела, что лежит на деревянном столе.

Она едва успела сделать вдох, как дверь открылась. Ее желудок сжался от ужаса. Отец Мюррей направлялся к ней. Когда его карий взгляд столкнулся с ее, его нос вздернулся, а на губах заиграла мрачная ухмылка.

― Сестра Мария.

Он остановился рядом с ней. Его глаза блуждали по ее телу. Он поднял руку, и Мария дернулась к своим путам. Когда его рука опустилась на ее лодыжку, она подавила всхлип, который грозил вырваться из ее рта. Ее кожа превратилась из липкой в ледяную от его грубого и нежеланного прикосновения.

― Когда мы решили отправить тебя на задание…

Рука отца Мюррея прошлась по ее ноге.

― Когда я увидел твои волосы, и мы узнали о твоем прошлом… Об Уильяме Бридже, о том, как он убил твою семью и взял тебя в плен…

Он покачал головой.

― Мы думали, что ты поймешь нашу Божественную миссию. Полагали, что ты примешь то, что мы должны убирать с улиц таких людей как Рафаил и остальные.

Кожа Марии покрылась мурашками. Кончики его пальцев пробежались по ее бедрам. Она хотела избавиться от его отвратительного прикосновения к своей коже. Очистить себя от его оскорбительного воздействия.

Мария замерла, когда его рука достигла ее груди, и он начал обводить сосок. Отец Мюррей снова покачал головой.

― Но, как шлюха, которой являются все женщины, ты поддалась его похоти и греху.

Он сжал сосок Марии так сильно, что она вскрикнула, и боль пронзила ее грудь. Так же быстро, как причинил боль, он отпустил ее сосок, поглаживая его ладонью.

― Все, что от тебя требовалось, это сообщить нам, где он находится. И держать его при себе достаточно долго, чтобы мы могли схватить его.

Мария наблюдала за ним. Она смотрела в его темные глаза и на его взъерошенные волосы. Но в большей степени сосредоточилась на его лице. На выражении злобы, которое он обнажил только сейчас, в этой комнате пыток. Мария видела гнев в его глазах и ярость от ее предательства в напряжении его челюсти и сжатых губах. Он переместил руку ниже. Комок заполнил горло Марии, когда его пальцы оказались между ее ног.

― Ты не должна была принимать его сторону, сестра Мария. Не должна была узнать о нашем Ордене и пытаться остановить нас.

Отец Мюррей провел рукой по внутренней стороне ее бедра. Ее ноги были раздвинуты и скованы наручниками вокруг лодыжек ― она ничего не могла сделать. Отец Мюррей опустил руку и обхватил лоно Марии. Она вскрикнула, когда пальцы больно впились в нее, и боль пронзила ее ноги. Он дернул ее клитор, и слезы потекли по лицу Марии, когда он ввел в нее палец. Он причинял ей боль. Пока он погружал палец внутрь и наружу, ее тело перешло от состояния боли к оцепенению. Слезы высохли. Тело обмякло, и она перестала бороться.

Мария смотрела в потолок и думала о Рафаиле. Она представила себе поместье и мужчин, собравшихся за столом, разговаривающих и улыбающихся. Она не осуждала их за ту жизнь, которую они вели. После нескольких минут, проведенных в этой комнате, она поняла, как год за годом пытки воздействовали на их детские умы, направляя их в мир зла и тьмы. Лишая их добра, заставляя их желать причинять людям боль так, как это делали по отношению к ним.

Их приучили ненавидеть людей. А учитывая пример Бретренов, кто мог винить их в этом?

Отец Мюррей вытащил пальцы из ее тела. Мария едва заметила это ― она полностью отдалилась мыслями от происходящего насилия. Но священник оказался в поле ее зрения и, повернув ее голову лицом к себе, заставил ее смотреть, как он сосет свои пальцы, пробуя ее на вкус своим языком. Она не смогла остановить его, когда он схватил ее за лицо, заставил открыть рот и ввел свои пальцы ей в рот.

― Попробуй себя, ― прошипел он. ― На вкус ты подобна шлюхе. Легко поддающейся соблазну женщине. Дочери Евы, искушаемой дьяволом раз за разом.

Глаза Марии заслезились от этого вторжения, но она не сопротивлялась. Она увидела разочарование в глазах отца Мюррея из-за отсутствия борьбы. Вытащив пальцы из ее рта, он холодно улыбнулся и повернувшись, взял что-то с соседнего стола. Он подошел к огню, и Мария наблюдала, как оранжевые и красные языки пламени танцуют на его одежде, являя священника, охваченного злом.

Но все силы, которые она смогла собрать, улетучились, когда он обернулся. В его руке было клеймо ― перевернутый крест… такой же, как на груди Рафаила. Такой же, как на груди всех Падших. Отец Мюррей приблизился. Клеймо стало оранжевым, так как его раскалило пламя огня. Мария пыталась держать себя в руках, чтобы выдержать надвигающуюся боль. Но сил на это не хватало. Она попробовала сдержаться, но это было бесполезно. Отец Мюррей поднес раскаленное клеймо к ее груди.

― Ты порочна, сестра Мария. Ты отступила от веры.

Когда клеймо опустилось, и раскаленный металл прижался к ее груди, мучительная боль, подобной которой Мария никогда не испытывала в своей жизни, казалось, стала сжигать ее заживо. Она боролась, чтобы не потерять сознание. Ей нужно было держаться ради Рафаила.

― Если ты так любишь Падших… ― услышала она откуда-то издалека голос отца Мюррея, … то с тобой будут обращаться точно также.

Мария потеряла сознание. Она то проваливалась в забытье, то выныривала из него, не в силах бодрствовать достаточно долго, чтобы попытаться сбежать. Когда ее глаза наконец открылись более чем на несколько минут, она увидела, что находится в кромешной тьме. В панике и лихорадке от боли она вытянула руки. Однако уперлась в твердый потолок. Ее ноги раздвинулись, и лодыжки уперлись в узкие стенки.

― Нет, ― прохрипела она, и ее голос захлебнулся в парализующем зыбучем песке страха. ― Нет! Помогите! Пожалуйста!

Гроб. Мария снова была в темном гробу. В металлическом гробу с крошечными отверстиями, чтобы она могла дышать.

Ноющая боль, исходящая от клейма на ее груди, ослабила ее способность бороться, и когда она снова погрузилась во мрак, теряя сознание, все, о чем думала, был Рафаил. О том, что он никогда не узнает, как сильно она желала вернуться к нему. Потому что смерть от рук Ордена была худшим из всех видов смерти.

Она знала, что в исполнении Рафаила смерть наступила бы красиво. Это было бы идеальным способом умереть.

Рафаил мчался вниз по лестнице так быстро, как никогда раньше. Его сердце колотилось в груди, которая была словно сдавлена. Так сильно, что он едва мог дышать. Достигнув двери кабинета Гавриила, он вошел в нее. Гавриил и Джон Миллер подняли глаза от стола.