Мария сдавленно ахнула. Ее сердце колотилось, а пульс учащенно бился, когда Рафаил прильнул ртом к внутренней стороне бедер, лизнул ее киску и бедра. Он облизнул и ее живот, и пупок ― все места, которые были испачканы его спермой. Затем приподнялся над ней, положив руки по обе стороны от ее головы. Рафаил смотрел на ее лицо, на невинные глаза, смотрящие в ответ, на бледную от слез кожу и веснушки на носу.

― Что ты наделала? ― прохрипел он, покачивая головой. ― Что ты, бл*ть, наделала, маленькая роза?

Изнеможение окутало его, потянуло закрыть глаза и дать телу отдых. Рафаил опустился рядом с Марией, сжал ее волосы в своих руках, лег на матрас и уставился на ее прекрасное лицо.

Он больше не мог трахаться.

А он любил убивать и трахаться. Жил ради этого. Без этого он был никем.

Маленькая Мария помешала его веселью и его жизненной цели.

Наматывая ее волосы на руку, Рафаил не сводил с нее глаз. Возбуждение накатывало на него при мысли о том, что, в конце концов, он обернет шелковистые пряди вокруг ее шеи. О том, как он будет трахать ее, пока она будет шептать его имя…

Она стала для него всем, пока все не будет кончено.

Подобно маленькой розе, которой она и была, она расцветет под его прикосновениями и под его властными наставлениями. Потом, когда настанет время, она завянет и умрет, и лепестки опадут, унося с собой ее прекрасное дыхание и биение сердца. Рафаил вздохнул. Сон надвигался на него.

Закрыв глаза, он увидел ее в гробу, сжимающую в руках длинные стебли, с лепестками красных роз, венчающими ее голову.

Рафаил улыбнулся.

Какое это было бы восхитительное и декадентское зрелище.

Мария осторожно вытащила свои волосы из рук Рафаила, как можно тише слезла с кровати и направилась в ванную. Ее сердце колотилось с каждым шагом. Она закрыла за собой дверь и, повернувшись, увидела себя в зеркале. Не двигаясь, просто смотрела на свое отражение. На свои взъерошенные волосы и раскрасневшиеся щеки. Она сделала неуверенный шаг вперед, потом еще один. Подойдя ближе к зеркалу, сдвинула бретельку платья и позволила ткани расстелиться у ее ног. Будучи обнаженной, встретилась со своим отражением снова. Провела руками по животу и между ног. Она все еще чувствовала, как Рафаил покрывает ее плоть теплыми поцелуями и то, как его мозолистые руки касаются, втирая сперму в кожу. Мария провела пальцами по своему лону и почувствовала, как ее щеки запылали, словно обожженные открытым пламенем. Но не его сперма на ее плоти была самым греховным ощущением. Эта честь принадлежала мысли о том, как палец Рафаила толкается в нее, а на его лице появляется первобытное, дикое выражение.

В этот миг он признал ее своей. Мария чуть не рассмеялась. Дело было не только в этом моменте. Уже несколько недель Мария планомерно погружалась все глубже и глубже в объятия Рафаила. Она отдавалась убийце разумом, телом и душой, потому что так хотел Бог. Но с каждым приятным часом, проведенным в его комнате, с каждым днем в объятиях мужчины, и его ртом на ее плоти, Мария была не в силах продолжать притворяться, что только Божья воля удерживает ее в его постели. Она почувствовала, как какая-то ее часть отделилась от нее с первым оргазмом, подаренным им. Чувствовала, как ее изломанная сущность словно крепится на якорь в его объятиях, в которых он держал ее, прижав к себе.

Она перестала быть сестрой Марией Агнессой, а стала просто Марией, маленькой розой Рафаила.

Мария взволнованно вдохнула. Подняв руку, посмотрела на свои ладони и пальцы. Она все еще чувствовала прикосновение Рафаила к своим рукам. Тряхнула головой, вспоминая его потребность в том, чтобы она причинила ему боль. Отчаяние на его лице, когда он не смог возбудиться. Его гнев, когда он прижал ее к стене и ударил рукой над ее головой.

Благодаря ей он кончил.

Мария, зажав обеими руками его член и двигая по нему вверх и вниз, заставила его кончить. И когда он кончил… его лицо, когда он смотрел на нее… было таким, словно она предложила ему свою душу на позолоченном блюдце. Он произнес ее имя как благословение.

«Мария… маленькая роза…».

Мария вздрогнула и зажмурила глаза, а ее кожа покрылась миллионом мурашек, которые не имели никакого отношения к холоду, а были всецело связаны с парой золотистых глаз, которые проложили себе путь через ее высокие барьеры и проникли в ее израненное сердце.

Мария снова встретилась со своим отражением, подняв руку к стеклу.

― Он заблудшая душа, тот, кто убивает, ― прошептала она, но при этом могла думать только о боли, которую он испытывал, разнося свою комнату на щепки.

Его лицо исказилось, когда он схватился за столб, а тело напряглось, словно кто-то наносил ему удары сзади. Его спина выгнулась дугой, как если бы кто-то бил его плетью, обрушивая на него потоки оскорблений. При мысли о его спине на глаза Марии навернулись слезы. Медленно повернувшись, Мария направилась в душ. Ее руки дрожали от одной мысли о том, чтобы обернуться. Весь день, с тех пор как она услышала от дворецкого о сегодняшней дате, это терзало ее мысли, кололо сердце и лишало сил.

Мария неуверенно шагнула вперед, потянувшись за спину и откинув с нее волосы длиной до бедер. Теплый, еще влажный воздух ванной комнаты поцеловал ее кожу на спине ― кожу, которую она никогда никому не показывала.

― Обернись, ― тихо сказала она себе.

В этом году она сделает это. В этом году она полна решимости. В этом году она встретится лицом к лицу с болью своего прошлого и сможет изгнать давно подавленные воспоминания, а не запирать их в глубине души. Но когда ее руки затряслись, и она вернула на место покрывало из своих густых волос, поняла, что снова потерпела неудачу.

Ей нравилось думать, что она сильная. Нравилось воображать, что она была здесь, с Рафаилом, в этом поместье для убийц, ради Господа Бога. Так оно и было. Но ирония заключалась в том, что она пыталась исцелить Рафаила… но не была способна сделать это даже для самой себя.

Мария смотрела на свое обнаженное тело. Она не знала, сколько ей осталось жить. Но хотела быть в мире со своим прошлым, когда настанет этот час. Когда она пожертвует собой ради спасения грешника, как и многие мученики до нее. Мария разразилась невеселым смехом. Она была уверена, что мученикам, погибшим за веру и Бога, этот процесс не доставлял удовольствия. И ее пронзила дрожь стыда. Потому что ей все нравилось. Ей нравилось подчиняться. Нравилось, что контроль вырван из ее рук. Но еще больше ей нравилось, когда к ней прикасались умелые пальцы Рафаила. Ей нравился его язык между ее ног и то, как его пальцы проникают в нее, заставляя ее разрываться на части от удовольствия. Горячая волна пробежала по шее Марии. Она прикусила губу от нарастающего давления между ног. Одна только мысль о том, что к ней прикасаются так откровенно, заставляла ее тело дрожать и трепетать. Мария задалась вопросом, дал ли ей Бог это наслаждение, чтобы помочь исцелить Рафаила. Или дело было в самом Рафаиле. Они вместе заставили что-то дремлющее внутри нее ожить.

Когда она распахнула глаза, увидела, что ее зрачки почти полностью скрыли голубизну радужки. Она была истощена и измотана. Мария взглянула на душ и направилась к нему, чтобы включить его и смыть с себя следы освобождения Рафаила. Но замерла в центре ванной комнаты, а после подобрала с пола платье и натянула его на себя.

Она понятия не имела, почему ей хотелось сохранить свою кожу такой запятнанной. Она чувствовала запах Рафаила вокруг себя. Он пьянил ее. Но, как ни странно, благодаря ему она чувствовала себя в безопасности. И чуть не рассмеялась от иронии. Ее похититель и убийца заставлял ее чувствовать себя в безопасности.

Это было самым худшим из недугов. Но при этом, именно тем, что она чувствовала.

Выскользнув из ванной, Мария направилась к гардеробной, в которой стояла ее кровать, но, когда увидела Рафаила, замерла. И провела руками по платью, ведя внутреннюю борьбу.