Второй день занимались тем же самым. Восстанавливались, залечивали раны. Резано закончил с разделкой и приступил к обработки специй. Я подходил, спрашивал у него, насколько щедрая добыча, но конкретного ответа не получил. Не будучи специалистом в этой области, он лишь мог определить сам факт того, что какой-то орган является специей, но не то, как её использовать и за сколько можно продать.
На третий день наступил переломный момент. На самом деле никакого именно слома не было. Просто большая часть отряда восстановилась и вернула себе достаточную боеспособность, чтобы перестать опасаться нового сражения.
Мне в эти дни подходящего занятия не нашлось. Тренироваться тоже не было возможности. Слишком уж организму досталось. Поэтому я слонялся по округе. Пару раз уединились с Каей, спугнув несчастного медведя, который спокойно дрых в норе, когда мы в кусты над ним свалились.
Свалились — в смысле рухнули с ветки, на которой предавались разврату.
Бедный медведь… Кая его матом обложила и рассмеялась над комичностью этой ситуации.
В остальное время я либо медитировал, либо разговаривал. Обсудили с Ингрид сражение, обменялись опытом и выводами. Как два бывалых охотника поболтали. С Сарко — продолжили обсуждение таинств. С отцом я тоже поговорил. Рассказал ему свою историю. Для этого мы отошли подальше и он установил защиту от прослушки. Я тоже так умел, но у него лучше получалось.
Слушал он молча. Как меня насильственно отправили в этот мир. Как я попал в чужое тело. Поступил в ученики, отправился на войну, встретился с рыжей жрицей. Когда рассказал о том, что мама погибла, Седрик помрачнел и осунулся.
— Словам врага нельзя верить, — сказал он.
— Нельзя. Но если Эар вырезал весь наш род, то и ей досталось. Не знаешь, почему он так резко поступил и объявил охоту на меня?
— Возможно, я в этом виноват, — ещё больше помрачнел Дарман, постарев разом лет на десять.
— Поясни, — сказал я сухо.
— Когда меня отправили в другой мир… — начал он и замолк, подбирая слова. — Я обязательно когда-нибудь расскажу всю эту историю, а сейчас… Тогда я столкнулся с людьми другого бога, которые с Эаром враждовали. Они мне рассказали о том, что всё куда сложнее, чем представлялось ловцам. В ходе долгого путешествия, я попал в эти земли. А потом и в цепкие лапы инквизиции, которые быстро вычислили, что я переселенец. В некотором роде мне повезло. Министр лично меня допрашивал и мы договорились с ним. Я сдал ему всё, что знал, а он взял меня под своё крыло.
— Как это связано с реакцией Эара?
— А ты думаешь, я ограничился рассказом? — посмотрел на меня Дарман. — Владея даром видеть скрытое и тайное, я отлично находил переселенцев, узнавая многие их секреты. По последователям Эара мы тоже прошлись. Вырезали их представительства в столице и окрестных землях. Им пришлось разбежаться, отправиться на периферию. Как барону Красту. Это достаточный повод, чтобы Эар взял на заметку род, который породил предателя.
— Получается…
— Получается, — перебил меня Дарман, — что с точки зрения Эара, наш род узнал про запретные земли и отправил тебя сюда. С неизвестно какими секретами. Дар видеть скрытое и тайное — это очень мощный дар. А Эар, каким бы сильным богом он не был, не может следить постоянно за ловцами. Он считывает память только в тот момент, когда они умирают в другом мире. Не когда они покидают дом.
— Тогда логично разобраться и всех проверить, а не… — я запнулся. — Если только через смерть он не получает память.
— Скорее всего. Убил всех разом и проверил, кто связан, а кто нет. Это ведь бог. У него несколько другое мышление.
Я задумался, осмысливая сказанное. Информации было мало, но то, что имелось, позволяло сделать определенные выводы. Отец говорит, что Эар считывает память по возвращению. Если его возможности ограничены и он не находится сразу и повсюду, занимается каким-то делами, то логично, что память проверяется в самый важный момент. Об этом и вся религия ловцов говорит. Ты должен отправиться в другой мир и, умирая, предстанешь перед взором Эара. Принёс ценное знание, получи новое тело.
Если же кто-то на наших землях умирает просто так, зачем его проверять? Нет смысла. Как и нет смысла проверять в момент отправления. В памяти ведь ничего ценного не найдется. Только то, что человек мог узнать в обществе ловцов. То, что Эару и так известно.
Что получается… Если мою маму убили до большой проверки, она могла избежать считывания памяти. Тогда Эар остался с носом и до конца не мог убедиться, что мне неизвестны какие-то важные секреты. А они могли быть известны. Мама ведь — одна из лучших видящих. Мало ли что узнать смогла и передать через сына. Добавим к этому то, что меня отправили рядом с тем местом, где засел мой отец, предатель. Пусть это рядом разделяет колоссальное расстояние, которое я преодолел чудом, но… Это с точки зрения ловца-новичка. А с точки зрения бога? Для него это действительно может быть рядом. Достаточно близко, чтобы напрячься, узнав подробности.
В этой истории по-прежнему оставалось слишком много неточностей. Я не знал, что значит быть богом, какие силы у Эара. Не знал, насколько далеко простирается его власть. Не понимал его психологии и что движет подобным существом. Насколько он вспыльчив и мстителен, подвержен ли негативным эмоциям.
— Я бы хотел узнать то, что тебе известно о богах, — сказал Дарману.
— О богах или о боге? — посмотрел он на меня исподлобья.
— Для начала сойдет и об Эаре.
— Эрано… — сказал отец мягко, извиняясь. — Как инквизитор, я скован обетами и не могу рассказать тебе всё. Как отец — я хочу ответить на все твои вопросы. Но не могу этого сделать. Пойми.
— Расскажи, что можешь.
То, что он там что-то не может, меня не удивило и не расстроило. Наша родственная связь не давала мне ложных надежд, что папочка прямо сейчас распахнет душу и откроет все секреты.
Может лет десять назад у меня и появились бы влажные ожидания, но сейчас… Нет, никаких иллюзий нет.
Доверие должно быть завоевано с двух сторон. Это я хорошо понимал.
Так что тот разговор стал одним из первых. В последующие дни, на привалах, мы тоже отходили и разговаривали. Как о важных вещах, так и о незначительном. Я рассказывал про свою жизнь, он про свою.
У него и правда появилась новая семья.
— Прошло так много лет, — говорил он, опасаясь смотреть мне в глаза.
— Я не виню тебя. И мама бы не винила, — только и сказал я.
Было несколько странно… Ну, помимо общей странности встретить так внезапно отца и на фоне этого узнать, что где-то в столице у него молодая жена, недавно родившая ему двух детей. Получается, у меня сводные брат и сестра есть.
Вот так поворот, ничего не скажешь.
На седьмой день, когда мы изрядно удалились от места битвы, продолжая идти вдоль леса и не углубляясь в него, Сарко скомандовал большую остановку и сообщил, что он снова может открыть проход.
По этому поводу вспыхнули новые обсуждения, кто отправится на отдых. Должна была уйти минимум половина отряда. Иначе через твердый мир собранные специи не пронести. Пока народ разбирался и спорил — многим хотелось хотя бы на денек вернуться в цивилизацию, я отошёл вместе с Дарманом в сторону.
— Я ухожу, — сказал он. — Пора возвращаться. Буду рад, если присоединишься.
— Пока на мне обязательства, — ответил я.
Дальше начиналась самая интересная часть экспедиции и было бы глупо свалить прямо сейчас. Но не это главная причина. Мне требовалось осмыслить появление отца в своей жизни. То, что мы пообщались, немного друг друга узнав, особо ничего не меняло. Я как был в шоке, так и оставался в нем. Разве что тяжелая форма шока сменилась на легкую.
— Понимаю, — кивнул он. — Предупреждаю, что как инквизитор вынужден буду доложить о трёх переселенцах. За тебя я смогу поручить, но кто такие Сарко Тон и твоя девушка — эти вопросы нам придётся прояснить отдельно.
— В какой форме? — вопрос меня не напряг.