– Не робей, Давинти, – постарался поддержать я приятеля.

– Да, длинноухий, не дрейфь, – подключился Тамиор. – Будем делать, что можем. Да как-нибудь выберемся.

– Эй, эльф! – окликнул тила кто-то из камеры напротив.

Судя по голосу, то был очень старый, но до сих пор боевой канри.

– Ты, слышь, – слегка причмокивая, продолжил барсук, – ты, эта… Ушастый… И в самом деле, прекращал бы уныние наводить, а? Мы вон с братьями из последних сил держимся. А ведь сами-то кумекаем, что наш капитан может и не вернуться вовсе. А без него мы кто? Верно. Сборище одиночек. А ведь все понимаем, что по одиночке не выжить, – затем подошел ближе к решетке и приглушенно буркнул: – Ты, эльф, эта… Лучше вот что… Если песню веселую какую ведаешь, ну или там историю интересную, то лучше их расскажи. Оно, глядишь, и всем пободрее будет. А?

– Я поэт. Вершитель слова, – лениво ответил Дави, задумчиво сдвинул брови, переменился в голосе и уже с готовностью и азартом спросил: – Могу стихи почитать. Хотите?

– А хоть пусть и стихи, – отозвался канри. – Нам один прок. Главное, чтобы пободрее.

– Отлично! Наконец-то достойные слушатели. Т-а-а-к. Сейчас подберем какой-нибудь подходящий по духу, – тил радостно гикнул, сделал короткую паузу, вспоминая нужные строки и совершенно неожиданным, рубленым жестким баритоном принялся скандировать:

«Исходом ярости пещерного медведя

Плачу я щедро дань от родовых долгов.

И та цена значенья не имеет,

Когда в агонии коротких мрачных снов

Я снова пальцами пытаюсь дотянуться

До рваного тряпья седой души.

Не открывая глаз, куда сложней проснуться.

И молит тело: – Не вставай, просто дыши.

Но дух мятежный не прощает слабость

И гонит в круг арены, вновь и вновь,

Где с громким треском лопается храбрость,

Где нет различий – ярость, боль, любовь.

Расчерчен красным раскалено-белый

Песок на откуп обезличенной толпе.

На рваных мускулах, с надеждой, но уже без веры,

Плюясь в затылок жаждой самому себе,

Обломками зубов зажав клочок дыханья,

Проваливаюсь в мир тягучих дрем.

Там, взявшись за руки с запутанным сознаньем,

Я до рассвета перестану быть рабом».

Повисла тишина. Даже далекий шум скального водопада, казалось, замолк, не решаясь перебить чтеца.

– Н-у-у… Как? – протянул Давинти сконфуженно.

– Э-э-э. Хорошо, – замешкался с ответом канри. – Ты эта… знаешь… Главное, что бодро. Правда, я в толк не возьму, о чем там суть. Но в целом… хорошо. Верно ведь, братья? – он повысил голос обращаясь к остальным узникам.

– Верно, Фихи. Верно, – раздалось унылое эхо со всех этажей темницы.

– М-д-а-а, – с ироничным укором процедил Тамиор. – Умеешь ты поднять боевой дух, остроухий.

– Что, совсем не понравилось? – оторопело проговорил тил. – Подождите судить, есть еще. К примеру, вот это…

Давинти принялся мямлить, вполголоса подбирая следующее произведение, как вдруг из полутьмы тоннелей донеслись близкое эхо грубых окриков и дикий ехидный хохот. На пороге возникли два головореза, которые некоторое время назад увели по узким коридорам троих моряков. Теперь же у них на руках безвольно болтался лишь один пленник – израненное тело капитана Тычка. Дики был без сознания. Он тяжело хрипел при каждом вздохе, а плечи изредка вздымались в болезненной судороге. Его шерсть свисала с боков клоками, кое-где слипаясь в густые комки, залитые темной кровью. Было видно, что на арене капитану и его товарищам пришлось очень туго. Настолько туго, что вернуться сумел только он.

Сородичи Дики прильнули к решеткам, с тревогой вглядываясь в силуэт командира, и опасливо гадая, оправится ли вообще их старшой. Кто-то тихо бранился, другие, не боясь расправы, громко проклинали разбойников и зверство, которое те учинили с Тычком, остальные просто злобно скалились и рычали на обидчиков.

Лиходеи же не обращали на угрозы и ругань ни малейшего внимания и прервали свое веселое обсуждение миновавшего поединка лишь для того, чтобы решить в какую камеру бросить полуживого канри.

– Да, славное было побоище, – довольно сказал тот, что был пониже.

– Точно, – хохотнул второй здоровяк. – Эдакого напора от мофнатого коротышки никто не ожидал. А в какой клетке он был прежде, не припомнишь?

– Да какая разница? – раздраженно бросил первый. – Марибар его так помял, что теперь ему все одно, где испустить дух. Затолкаем в любую свободную, да и дело с концом.

– И то верно, – согласился второй.

Противно лязгнул тяжелый замок, и с размещением капитана было покончено.

– Давай следующих, – проговорил первый. – Люто ждать не будет.

– Ага, – отозвался второй. – Что там говорил фозяин – «теперь ведите крупныф»? Это какиф?

– Ну вон же, кретин, – зло бросил первый. – В среднем ряду. Видишь броктара? С ним должен быть еще человек. Люто их и требовал, – он с неприязнью посмотрел на рыщущий поверху взгляд товарища. – Да не на третьем, на втором ярусе, болван.

Тот опустил глаза и на заплывшем щербатом лице появилась радостная улыбка.

– Давай пошевеливаться, – подтолкнул первый второго, и они направились к лестнице.

Тамиор выпрямился и поравнялся со мной, наблюдая за приближающимися надсмотрщиками. Затем пренебрежительно хмыкнул и нацепил суровую гримасу.

– Вы двое, похоже, ребята смелые, да отчаянные, – проговорил рыцарь. – Или попросту обделенные умом?

– Почему? – потупился здоровяк, отыскивая на массивной связке нужный ключ.

– Потому, дружище, – белобородый прищурился, – что не боитесь.

– А нам-то чего опасаться? – хмыкнул первый. – Нас на клочки рвать не будут.

– Неужели? – изумился воин, картинно приподнимая края густых бровей. – А что, если мы вдруг разобьем путы, да и передавим вас, точно клопов, в ту самую секунду, как вы отворите клетку?

– Э-э не, – расслабленно заявил здоровяк. – Проку от геройства – шиш. Тоннель внизу никуда не ведет, кроме как на арену. А оттуда все равно не сбежать.

– Так что? – воззрился на нас первый детина. – Сами пойдете или вас поторопить? – он замер в ожидании. – Дорога тут одна. Нечего ерепениться.

– Сами, – твердо ответил я и сделал короткий, насколько позволяли веревки, спутанные у колен, шаг вперед.

Тамиор гордо насупился и последовал за мной. Мы спустились вниз и уже было направились к проему, как сзади раздался встревоженный голос Дави.

– Эй! – крикнул тил. – Эй! Уважаемые похитители.

Громилы обернулись и, скорчив недовольные гримасы, уставились на эльфа.

– Прошу понять меня верно, – начал в своей неизменно вежливой манере тил, – но я тоже с ними. Неутомимый нрав, преисполненный ответственностью, не позволяет мне отсиживаться в стороне. Это мои друзья.

– Ты? – непонимающе уставился на Дави тот, что повыше и, почесав затылок, обратился к первому: – Фозяин вроде говорил, что большиф должно быть двое. Но, если подумать, то этот, – он ткнул толстым пальцем в сторону камеры эльфа, – будет повыше всеф остальныф. А значит… – бугай запнулся, его лицо озарила внезапная мысль. – А значит, он тоже большой. Так?

– Твоя правда, Креган, – согласился первый. – Люто порой и в самом деле не поймешь, что приказывает. Никакой ясности, – посетовал он. – Давай, отпирай и этого. Хуже не будет.

Грохнул затвор, и сияющий, вперемешку с испугом, Давинти присоединился к процессии.

– Двигай! – прикрикнул на рифмоплета первый надсмотрщик, и наша троица растворилась там, куда не дотягивался факельный свет.

Схватив нож, брошенный перед нами конвоиром, явно спешившим поскорее убраться прочь с ристалища, я срезал веревки с отекших ног и принялся освобождать товарищей. Очевидно, похитители не разглядели в худощавом высоком эльфе физически могучего и сколь-нибудь опасного противника. Да он и не являлся таковым. А потому с Давинти не возникло никаких затруднений – у тила были связаны только руки. Нас же с Тамиором прямо-таки сковали путами, перетянув грудь и предплечья несколькими рядами перевязи перед тем, как вывести из тюремного грота. Видимо, слух о роковом разгроме банды Люто, некогда наводившей ужас на прибрежные части Зарии, расползался и обрастал зловещими подробностями гораздо быстрее, чем сами мы достигали того или иного места.