Зрители с готовностью поддержали оратора, и со смотровых ниш посыпался редкий дождь из медных монет, сопровождаемый одобрительными криками.

– Перед вами, – продолжал вещать Люто, – не какие-то рядовые неумехи – дети никчемных кухарок и рыбаков. Нам выпала редкая честь наблюдать настоящих воинов. А раз так, – главарь ехидно осклабился, – то для них одно маленькое сражение не более чем разминка перед серьезным состязанием. Тем более, что следующий соперник не уступает нынешним победителям ни в силе, ни в выносливости. Полагаю, среди нас вряд ли отыщется разумный, что не стремился бы вновь насладиться проявлением смекалки и воли к жизни этих смертных. Вам стоит лишь пожелать.

– Д-а-а-а! Еще!!! – в ответ загомонила толпа.

– Тогда… Не станем мешкать. Пусть их сокрушит Марибар! – во всю глотку гневно заорал хозяин ристалища. – Открыть клетку, немедленно!

Вновь загремели механизмы подъемных цепей, освобождая очередному чудовищу проход на арену.

Признаться, ни я, ни белобородый не надеялись на скорый благополучный исход пирушки, во главе которой значилась такая гнилая паскуда, как Люто. А потому, стиснув зубы, попросту встали плечом к плечу, закрыв спинами приятеля-эльфа. Приободренный нелегкой победой, Давинти, по нашему примеру, забавно нахохлился и тоже принял бестолковое подобие боевой стойки. Звериный оскал исказил лица. Уставшие, озлобленные и готовые биться до конца, мы замерли в ожидании нового противника.

Из широких дверей вольера показалась крупная, похожая на толстый клюв голова, с нависающим вокруг вогнутым костяным кожухом. За передней частью следовало мощное упитанное тело на коротких ветвистых лапах. Животное остановилось, гулко рыкнуло и лениво принялось рыхлить песок крючковатым носом. Это был обыкновенный самец клыкаря. Особь казалась значительно больше, чем те, что мы добывали на просторах Капризных гор прежде. Но, так или иначе, это был всего лишь клыкарь.

Животное, похоже, пресытилось недавним сражением с канри и вовсе не торопилось нападать, вольготно прохаживаясь вдоль восточной стены. Натянутая раскаленной струной готовность к еще более сложному поединку мгновенно сменилась волной облегчения. Практикуемая годами тактика по отлову диких клыкарей еще ни разу не подводила наш отряд. И факт этот изрядно придавал уверенности, а также преимущество легко перестроиться на знакомый лад.

Тамиор взглянул на невозмутимо сытого зверя и, не удержавшись, весело хохотнул. Затем развернулся и демонстративно, прогулочным шагом, направился к свалке старого оружия. Рыцарь выудил из груды металла отброшенный прежде покоробленный башенный щит, картинно подбросил мне пару мечей, после чего принял единственное оставшееся целым копье. Занял боевую позицию и начал свое излюбленное шумопредставление, вынуждая клыкаря к атаке.

Бой не занял много времени. Древко старой пики все же не выдержало и надломилось при попытке опрокинуть тяжелое животное. Однако и этого оказалось достаточно, чтобы клыкарь потерял равновесие и сам завалился набок. После чего с ним было моментально покончено.

Арену мы покидали под победный грохот барабанов, упоенный рев толпы и ядовитые проклятья, плюющегося желчью Люто. Смотровые башни проводили победителей наконечниками стрел до деревянных ворот. А недолгое путешествие по запутанным коридорам, под присмотром все тех же конвоиров, привело нас обратно в каменный мешок сырых тюремных стен.

– Ну вы и задали перца этой каракатице! – похвалил нас один из надсмотрщиков, проворачивая ключ в замке камеры. – Эка вы его. Прямо в куски! – басовито и восторженно гикнул он.

– Да молчал бы уже, – язвительно осек своего товарища бандит поменьше. – Креган, я всегда говорил, что ты туп, как сосновый гвоздь.

– Ну а чего не так-то? – возмутился первый.

– Дурень, – буркнул второй. – Каракатица – это морской моллюск. А наш Схи-шад скорее насекомое, только огромное.

– Вы бы, братцы, заткнулись, молча сделали свою работу да проваливали отсюда, – брезгливо выругался Тамиор, растянувшись прямо на холодном полу темницы. – А то отдыхать мешаете.

– Ну, – возмутился первый, – вот так всегда с этими разумными. Ты к ним со всей душой, а они тебе в ответ – «Проваливай», – обиженным басом пожалился он. – Ну да ладно. На сегодня боев больше не будет. Есть время покемарить. И у нас тоже, – стражник довольно хмыкнул. – Когда солнце сядет, принесут пофлебку.

– Восхитительно! Просто невероятное гостеприимство, – прорезался из глубины камеры голос Давинти. – В этих бесконечно уютных апартаментах еще и ужин подают?

– Подают, – мягко отозвался здоровяк и погладил себя по толстому брюху. – В Крактан заботятся о теф, кто красиво проливает кровь на арене. Во всяком случае, пока они дышат. Фа-фа-фа! – головорез гулко рассмеялся, нацепил на пояс связку ключей, и надсмотрщики удалились.

Большая часть плененных канри, те, кто еще сохранял твердость духа, все разом прилипли к прутьям своих клеток, завидев наше возвращение. Моряки заметно приободрились, снова почувствовав запах надежды. В прояснившихся взорах, что с нескрываемым удивлением таращились на вываленных в пыли, разукрашенных множеством царапин и синяков, но вернувшихся целыми и невредимыми воинов, читалось искреннее уважение. Теперь же по тюрьме разносилось тихое эхо разноголосого шепота, полнящегося новыми умопомрачительными планами о скором побеге.

Через некоторое время в тусклом подрагивающем свете факелов появился тахара. Его руки сковывали кандалы, скрепленные длинной толстой цепью. Этот представитель, пожалуй, самой миролюбивой расы ученых-историков не был похож на своих сородичей. Вместо могучего глиняного голема, он напоминал иссушенную мумию с крупной каменной головой. Бедняга тянул за собой небольшую повозку, нутро которой бряцало и позвякивало под широким полотном грязной мешковины. Тахара сбросил серое покрывало на пол. В тележке располагался объемный пузатый чан и груда деревянных мисок. Плотный запах стухшего мяса сразу же заполнил помещение. Ловко разлив содержимое металлического бочонка по плошкам, кухарь принялся расставлять сомнительный ужин возле заселенных клеток. Закончив свою работу и не вымолвив ни единого звука, тахара впрягся в телегу и побрел прочь.

Запах от пищи исходил на редкость отвратительный. В мутной белесой жиже плавали разваренные серые хлопья чего-то непонятного, а на дне тарелки оказалось несколько кусков грубо нарубленного вместе со шкурой жира. Аппетит пропал моментально. Ради такого экстравагантного угощения я не решился будить друзей. И посидев без дела в задумчивой тишине еще немного, скоро ощутил, что усталость все же брала свое. Отставив чудовищное варево в сторону, я завалился рядом с Давинти, отвернулся к чернеющей стене и прикрыл веки.

– Эй. Э-э-й. Проснись. Вставай, круторогий. Проклятая ящерица, хватит дрыхнуть.

Я с трудом разлепил глаза. Казалось, что с тех пор, как меня сморила дрема, прошло всего несколько минут, но затекшее правое плечо свидетельствовало об обратном.

– Эй, – вновь послышался тихий голос, а в мою грудь врезался маленький камешек.

Затем еще один. И еще. Я уселся на полу и оперся руками. Присмотревшись, я увидел тонкий силуэт человека, притулившегося к прутьям клетки с противоположной стороны. Хлоп! И мне в лоб прилетел очередной огрызок скальной породы.

– А ну хватит, – рыкнул я и придвинулся к выходу.

Там, довольно осклабившись, прильнув боком к холодному металлу двери, сидел местный завсегдатай – калека Думитур. Старик отложил свой самодельный костыль в сторону и сохранял равновесие, пропихнув изувеченный обрубок локтя промеж решеток.

– А-а-а, – протянул он, – проснулся. Тебя же Варантой кличут? Так ведь всю жизнь проспать можно, Варанта. А у вас с твоими соратниками она ой какая короткая, – старик захихикал.

– Чего тебе? – раздраженно буркнул я.

– Да вот, – задумчиво проговорил Думитур, – решил составить компанию. Подумал, может, ты о чем узнать хочешь, а я ответить смогу.