– Ах, вот вы где, – радостно проговорил я, аккуратно высвободил нардиевых близнецов из-под завала и бережно разместил клинки перед собой. – Скучал.

Я удовлетворенно сжал обеими руками прикипевшее к сердцу оружие и закрепил за спиной.

Тут же обнаруживалась и амуниция Тамиора. Судя по всему, в фамильной реликвии бородача, прошедшей не одну сотню битв, разбойники не сумели углядеть ничего ценного и потому обошлись с доспехом весьма непочтительно. Помимо нескольких новых зазубрин на кромке, щит, в силу своей необъятной ширины, похоже, использовался лиходеями в качестве носилок. Так все добро, изъятое у нас и моряков с «Пустого Грома» в момент переправки к острову Каменных Лун, громоздилось именно поверх оного. Я с усилием потянул панцирь на себя, крякнул, поднатужился еще и выдернул стальную громадину из-под кучи невзрачного железа. Лязг наполнил комнату звонким эхом. Выпрямившись, я спешно сомкнул веки, инстинктивно пытаясь укрыться от внезапной, буквально ослепляющей вспышки голубоватого света, бьющего прямо из центра эгиды. Когда свечение стихло, а глаза вновь обрели способность видеть, я напряженно сощурился и вскоре различил рукоять магического копья, накрепко прилипшего ко внутренней стороне доспеха.

С тех самых пор, как Тамиор обзавелся этой весьма неоднозначной вещицей, меня не покидало странное чувство, что зачарованная пика не только обладает крупицами рассудка, позволяющего определять намерения владельца в бою, но и понимает каждое сказанное слово. Вот и сейчас от копья веяло каким-то мягким уютным теплом, будто кусок металла пытался убедить меня в своей безмерной тоске по потерянному хозяину. Впрочем… Если верить Аусту – одному из волшебников при далратийском дворе, что сродни заботливой няньке снаряжал нас на поиски идола Астрального стража Тиборы – то так оно и было.

– И тебя вернем в законные руки. Не тревожься, – успокаивающе проговорил я, с удивлением примечая, как чародейская аура над древком коротко вспыхнула и вновь вернулась к покою.

Взвалив имущество белобородого рыцаря на плечи, я вышел из душного зала, перешагнул через бездыханные туши караульных и потрусил к обиталищу Люто.

Двигаясь аккуратно, не покидая теней, щедро отбрасываемых чередой бесхозных хибар, я добрался до стоящего на отшибе шатра. Подкрался к стене и притих, разглядывая внутренности хижины сквозь крупный пролом величиной с широкую оконную арку. Ошибки быть не могло. На то, что именно это место было выбрано хозяином твердыни Крактан в качестве личной опочивальни, указывала расположенная в центре и уменьшенная до размеров обыкновенного стула копия того уродливого трона, что высился над плато арены и служил главному мерзавцу как символом власти, так и смотровой нишей. В правой части жилища, под сводом волнующегося купола, стояла непомерная кровать, устланная пестрыми перинами и исполинским одеялом. Все остальное пространство просто кишело нагромождением реликвий, предметов искусства и прочими богатствами, стасканными сюда со всех уголков Тилрадана.

Всевозможные статуи, деревянные истуканы и прочие изваяния поменьше перемежались с колоннадой высоких пузатых сосудов, заполненных какой-то разноцветной бурдой. Рядом щелкали, тикали и кряхтели шестерни причудливых маго-механических устройств. Тут и там, приставленные к опорам купола, пылились мечи, булавы и посохи, отличающиеся высотой и количеством причудливо разросшихся сучков. Ото всей этой неуклюжей, чрезмерно аляповатой красоты дурно пахло стяжательством и становилось явным, что Люто страдал нездоровой тягой к предметам роскоши, однако ехидные боги жестоко лишили его всяческого чувства вкуса и гармонии.

Убедившись, что в хижине никого нет, я тихо шагнул внутрь и замер, чутко прислушиваясь к окружающим звукам. Некоторое время я слышал лишь собственное дыхание и такт механизмов, как вдруг в воздухе разлетелся звон разбитого стекла. Я резко повернулся на шум. В северной стене виделось углубление, наполовину занавешенное куском непроницаемой ткани. Сквозь проем пробивался еле заметный дневной свет. Дребезг исходил именно оттуда. Я вытащил из-за спины правый клинок, неслышно пересек комнату и резко одернул завесу. Худая тень метнулась в дальний угол тесной коморки. Я угрожающе заревел и двинулся вперед, в готовности предупредить возможную атаку неизвестного противника. Миновало несколько напряженных мгновений, но нападения так и не последовало. Поняв, что угрозы нет, я опустил меч и всмотрелся в сгорбленный силуэт, свернувшийся в комок и боязливо закрывающий голову руками.

Лицо разумного скрывалось под серой материей капюшона. Туловище было завернуто в изношенную, покрытую дырами мантию с выцветшими, почти исчезнувшими линиями рисунков, смысл которых невозможно было разобрать. Из-под одеяния торчали босые ступни с рваными рубцами вместо пальцев. Правую лодыжку сковывал металлический обруч, тянущийся привязью к центру помещения. Короткая цепь скрывалась под узким настилом голой деревянной койки. Слева располагался маленький неказистый стол, заваленный кипами пожухлых бумаг, где ближе к краю, в ладони от ряда тлеющих свечей, покоился лист пергамента. Поверх недописанных строк лежало старое замызганное перо. А на полу, среди мутных осколков крохотного стеклянного блюдца, жирной бесформенной кляксой растеклись чернила.

– Генэди, – утвердительно выговорил я.

Худощавый лакан отнял руки от макушки, опасливо поднял лицо и уставился на меня пустым обреченным взглядом.

– Ты… – заикаясь, начал маг, – ты – не он?

Его зрачки потерянно бегали по комнате, лишь изредка останавливаясь на моей фигуре.

– И ты точно не один из надзирателей, – маг нервно дернул шеей. – Кто ты такой?

– Я Варанта, – выпалил я. – Два дня назад вы с Люто пригнали из Ритаки канрийский корабль с трюмом, полным рабов. Меня не припоминаешь?

– Прости, броктар, но я уже долгое время не различаю лиц, – тихо ответил лакан, с трудом усаживаясь на кровать. – Все, кто был мне дорог, давно мертвы. И я больше не хочу, чтобы новые образы мучили меня по ночам.

Невообразимая скорбь и безысходность в его голосе пробирали насквозь, словно холодный ливень на ветру.

– Сколько ты пробыл здесь? – спросил я, взирая с тревогой на тощую фигуру собеседника.

Маг походил на древнего старца, лицо которого по непонятным причинам отказывалось стареть в отличие от остального тела. Худые костлявые руки, высохшее туловище, изможденность которого не могли скрыть даже плотные одежды. Впалые щеки, потухшие глаза и потерявшая цвет тонкая полоска рта. Мне было искренне жаль этого разумного, чей дух, похоже, был истерзан не меньше, чем его плоть.

– С-с-сколько? – будто не поняв вопроса, переспросил Генэди. – Э-э-э… Да… – он беспомощно посмотрел по сторонам – Восемь… Десять… Может, пятнадцать лет. Не знаю. Я… давно не ощущаю ход времени.

– Не важно, – сдавленно выдохнул я. – Послушай, мы с друзьями устроили знатный переполох на арене. Перебили головорезов Люто. Выпустили на свободу Галмора. Стены разрушены, – я бережно ухватил мага за плечи. – Путь открыт. Теперь мы собираемся уплыть как можно дальше отсюда. И ты, приятель, идешь с нами.

– Бог Псов свободен? – уставившись в одну точку, оживился лакан.

Впервые на его охваченной смятением гримасе проступило блеклое подобие радости.

– Галмор – величественное, поистине разумное животное, – протянул он. – Такой зверь волен выбирать сам свою судьбу, а не угождать прихотям двуногих. Это хорошо, – он умолк, сохранив тень блаженной улыбки на устах.

– Генэди, очнись же! – повысил я тон и выругался сквозь стиснутые зубы. – Ты тронулся рассудком за пятнадцать лет жизни в этой конуре без окон и дверей?! Ты слышал мои слова? Я говорю тебе, что путь свободен. Нужно бежать! Сейчас!

– Побег? – встрепенулся маг, словно только что, пробудившись от крепкого хмурого сновидения. – Бежать?.. Снова?

Он вскочил на ноги, боязливо отпрянул и прижался к стене.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».