В статье было сказано, что мойры — это бесы, научившиеся оперировать линиями судеб. Одарённый может десятилетиями и веками постигать данное искусство. Лишь единицы бесов превращаются в мойр. По непроверенным данным таких личностей в мире насчитывается около дюжины. Несложно догадаться, какие у меня шансы на присоединение к клубу избранных.

Мойры создали тайное общество Кормчих. В это общество входят влиятельные бесы и протоинквизитор, который руководит самой страшной карательной организацией на планете. У Кормчих жёсткая иерархия, сведения о которой в прессу не просачиваются.

Важный момент.

Если ты попал в поле зрения инквизиторов, исчезнуть с радаров будет тяжело. Структура чем-то смахивает на Интерпол, только обладает расширенным функционалом. Нередко скрывающиеся преступники осуждаются заочно. Когда личность злодея известна, мойрам ничего не стоит отредактировать его судьбу. Без суда и следствия.

В моём мире инквизиторы боролись с еретиками. Я всегда считал, что подобная организация должна быть насквозь религиозной. Здесь же во главу угла ставились интересы людей, обладающих сверхспособностями. Некую философию святоши под свои действия подвели. Предтечи в этой схеме наделялись божественным могуществом, а Кормчие признавались их правопреемниками. Великий Чертёжник имел статус пророка, изменившего ход истории. Потомкам Чертёжник оставил напутствие, занесённое в Книгу Прорыва. Некие тезисы, которым следуют блюстители в сутанах. И ключевой тезис гласит, что есть предел развития для оружейного мастерства. Создавать устройства, убивающие на расстоянии, запрещено — это приведёт к нарушению гармонии и хаосу безвластия. А хаос — это зло. Как-то так.

Безвластие.

Слово-то какое интересное.

Получается, мойры закрепляли право управлять народами за кучкой сверхлюдей. А чтобы элиту не сбросили, были запрещены любые исследования в «неправильных» областях. Даже артефакты запрещалось хранить дома тем, кто не умел оперировать энергией ки. В Кодексе Эфы и специальная статья предусмотрена — незаконное хранение и использование артефактов.

Человеку без дара нельзя открыто носить и применять оружие. Нельзя пользоваться артефактами. Нельзя изобретать порох, мастерить арбалет, конструировать пневматику или огнестрел. Логика происходящего предельно ясна. Два процента узурпировали власть над миром и обезопасили себя всеми возможными способами от восстания оставшихся девяноста восьми процентов. Знаете, как бы ловко ни махал мечом трёхсотлетний бес, но пулю из снайперской винтовки ему не отбить. Мех вряд ли дойдёт до вражеских укреплений по минному полю. А бригада спецназа в два счёта расправится с отрядом телепатов, вооружённым копьями.

Я попал в странный мир.

Здесь прогресс остановился и не желает сдвигаться с мёртвой точки. Нет реактивных двигателей — получите дирижабли. Нет ядерных ракет — получите механикусов с бензопилами и мясницкими тесаками. В этой реальности силён тот, кто лучше владеет клинками. Тот, кто может прочесть ваши мысли, обрушить на вас горную лавину, упражняться с мечом на сто лет больше, чем вы.

Посмотрим, смогу ли я что-то изменить.

И захочу ли это делать.

***

Домой я вернулся ближе к вечеру.

Пошатался немного по городу, проникся атмосферой, поговорил с людьми. Честно говоря, рассчитывал на то, что из памяти предшественника удастся хоть что-то ценное выудить. Понятно, что дух чувака отлетел не пойми куда, но вдруг нейроны преподнесут сюрприз?

Не преподнесли.

В магазинчике на первом этаже кондика я закупился едой. Взял брусок сливочного масла, лоток с яйцами, две пачки риса и коробку овсянки. Крупы в Фазисе, как по мне, были запредельно дешёвыми. Хорошее решение для выживальщика-нищеброда.

Последний пункт надо исправлять.

И как можно быстрее.

Лифт заработал, и я поднялся на последний этаж с помощью этого чуда техники. Да, теперь радуюсь и малому. В реальности, где нет мобильного Интернета и приложений по вызову такси, наслаждаешься даже простейшими благами цивилизации.

Меня встретила непривычная тишина.

— А где все? — спросил я, снимая обувь.

— На пляже, — ответил Бродяга. — Скоро придут.

Я выгрузил еду из рюкзака. Масло и яйца отправились в холодильник, крупы — на верхние полки шкафчика. Поскольку мои безответственные соседи не озаботились приготовлением пищи, я поставил кастрюлю с водой на газовую плиту и включил самую мощную конфорку. Электроподжиг для слабаков, поэтому Бродяга не оснастил устройство данной фичей. Пришлось использовать спички.

Притащив из своей комнаты «Каталог холодного оружия», я взялся за приготовление ужина. Засыпал рис в кипящую воду, сделал из оставшихся овощей салат и погрузился в изучение смертоубийственной подборки. В каталог были включены образцы, продающиеся в оружейных магазинах империи и рекомендованные к призыву. Поэтому к каждой карточке товара прилагались подробные характеристики с чертежом.

Когда Джан и Фёдор вернулись домой, я почти успел всё приготовить. Даже яичница весело шкворчала на огне, постреливая в разные стороны.

— Пахнет ужином, — восхитилась Джан.

— Мойте руки и марш на семейный совет, — отрезал я.

Соседи переглянулись, но не стали перечить.

Бродяга сварганил нам столик и плетёные кресла, выставил всё это на крышу и добавил к интерьеру кухни раздвижную дверь. Мы получили возможность поужинать на свежем воздухе. Было достаточно высоко, и комары к нам не залетали. Дневной бриз всё ещё дул с моря.

— Раз мы живём вместе, — сказал я, — каждый должен вносить вклад. Я сегодня разгрузил машину на рынке и заработал пять рублей. Что сделали вы?

Джан и Фёдор переглянулись.

— Вопрос риторический, — хмыкнул я. — Купались, загорали.

— Это я добывала нам еду, — обиделась Джан. — И неплохую, между прочим.

— Твои заслуги учтены, — я подложил себе ещё немного салата. — Однако, наше положение нельзя назвать устойчивым. Еда стоит денег, а постоянно влезать в чужие сны...

— Полиция редко ловит морфистов, — отмахнулась Джан. — Я всегда так делаю. Главное — не нарываться на клановцев.

Тяжело вздохнув, я заговорил:

— Рано или поздно мы привлечём внимание. А я не хочу сваливать из этого города в ближайшее время. До своего пробуждения, во всяком случае.

— Зачем вообще работать? — удивился Федя, бодро орудуя вилкой. — У нас же есть домоморф.

— Он не умеет делать еду, — отмахнулась Джан. — И одежду.

— Бродяга создаёт органику, — возразил мальчик. — Дерево, полотенца. Бельё постельное. Всё это из натуральных растительных волокон.

Я замер с поднесённой ко рту вилкой.

А ведь ребёнок прав!

Если дом может конструировать пледы и полотенца, почему одежду не может? Опять же, что мешает выпросить у Бродяги кресло из картошки или столешницу из саговой пальмы? Постельное бельё перешивается, хотя и выглядит не от кутюр. Нужны деньги? Попросил золотой унитаз, вынес, продал.

— Бродяга, — я обратился к незримому собеседнику, — можно задать вопрос?

— Конечно, — ответили стены.

— Ты можешь создавать для нас одежду? И пищу?

— В теории, да, — голос домоморфа оставался ровным и бесстрастным. — К сожалению, есть ряд ограничений, которые помешают вам пользоваться органикой.

— Ограничения? — нахмурилась Джан.

— Для обустройства я применяю протоматерию, количество которой ограничено. Внутри меня работает поле, делающее эту протоматерию устойчивой. Если я пошью вам одежду, она сохранит свои функции в пределах дома. Но за пределами...

— Распад? — догадался я.

— Совершенно верно, — подтвердил Бродяга. — Протоматерия вернётся к исходному состоянию.

— И мы её потеряем? — спросил Федя.

— Да, — ответил домоморф. — Хуже всего то, что запасы протоматерии невозобновляемы. Они сохранились кое-где, но поиск отнимет уйму времени и не обязательно увенчается успехом.

— А что с едой? — напирала Джан.