– Я много чем интересовался, – отмахнулся Олег. – И кое к чему в ваших словах мог бы и придраться. Но сейчас меня в первую очередь волнуют ваши методы.

Понимаете, если вы из тех, кто намеревается силой свергнуть существующий строй, нам определенно не по пути. Я человек мирный, стрелять ни в кого не собираюсь, да и глупость это несуразная. Вон, Василий свидетель – пальнул какой-то дурак в казака на митинге, и пожалуйста – несколько трупов. Причем отнюдь не казачьих.

– Василий? – товарищ Антон резко повернулся к детине. – Почему мы об этом ничего не знали?

– Так я ж не знал, что сказать надо… – промямлил тот. – Я ж думал, что так и надо…

– Ну вот еще! – строго проговорил товарищ Антон. – Ты прекрасно знаешь, что мы этого не одобряем. Ай-яй, как нехорошо, а! Надо обязательно поговорить с товарищами…

– Толку с ними разговаривать! – зло выплюнул товарищ Михаил. – Ты же сам знаешь, им чем больше крови, тем лучше. "Умрешь недаром, дело прочно…". Наверняка тот дурак с их наущения и стрельнул.

– Надо ли понимать, господа, что вы не одобряете и этих действий своих радикальных… коллег? – осведомился Олег, подергивая себя за ухо.

– Верно мыслите, товарищ, – сухо ответил товарищ Михаил. – Как я уже упоминал, мы принадлежим к умеренной фракции Российской социал-демократической партии, которую оставшиеся в большинстве товарищи окрестили "меньшевиками". Мы за низвержение самодержавия, но отнюдь не силой оружия. Я бы дал вам почитать брошюру товарища Мартова, но сейчас ее у меня нет. Если кратко, то мы за серьезные реформы существующего строя и против самодержавия. Однако мы не разделяем оптимизма… хм, "большевиков", полагающих, что пролетариат уже политически созрел для того, чтобы взять всю власть в свои руки. Рабочие в массе своей совершенно неграмотны во всех смыслах, у них отсутствует понятие о коллективе, о братстве трудящихся. Сейчас необходимо объединяться с буржуазией, которая также находится в весьма угнетенном положении, и вместе с ней добиваться новых прав и свобод. Необходимы государственные выборные органы, широкое представительство в них всех слоев населения, включая пролетариат…

– Извините, скажите мне вот еще что, – перебил его Олег, и говорящий недовольно умолк. – Вы все время говорите про пролетариат, но при этом ни словом не обмолвились про крестьянство. Между тем, если мне не изменяет память, в Российской империи восемь человек из каждых десяти живут в деревне. А из оставшихся двух далеко не все являются рабочими. Я тут как-то попытался прикинуть в уме количество промышленных рабочих, и оно на всю страну оказалось не более пяти миллионов человек. Ну, десяти, если я где-то ошибся. Это из ста тридцати-то по переписи девяносто седьмого года! Вы хотите проводить реформы в их пользу? Благое намерение, но, боюсь, оно мало что изменит. Народ из деревень идет на фабрики, поскольку в деревне жить еще хуже. Так что даже если ваши рабочие заживут хорошо, в общем положение в стране оно мало изменит.

Кто-то – в полумраке Олег не разобрал, кто – хмыкнул.

– Да уж, товарищ Олег, умеете вы в корень проблемы взглянуть, – наконец нехотя произнес "товарищ Валерий". – Тут вы правы. Крестьянство – это наше слабое место. Кто только об него зубы не обломал, начиная с "Земли и воли"… Самое натуральное болото, которое не расшевелить. Эсэры, кажется, и то уже сдались.

Ну, что делать. Приходится жить с тем, что есть. В свое время и до крестьянства руки дойдут.

– Зря вы так думаете, – хмыкнул Олег. – Кончится дело тем, что придется с крестьянами воевать так же, как сейчас самодержавие воюет с купцами и рабочими.

С одной только разницей – крестьян куда больше, и крестьянский бунт куда хуже, чем пролетарский. Ну ладно, эту тему оставим до другого раза. Осознаете проблему, и то ладно. Теперь такой вопрос. Причины, из-за которых рабочие находятся в бедственном положении, вы обрисовали. Теперь мне интересно, какие вы видите методы исправления ситуации…

Расходились, по олеговым прикидкам, часов в одиннадцать. На улице держалась кромешная темнота осенней ночи, ожидающая, когда недалекий уже снежный покров хоть немного разгонит мрак своим смутным мерцанием. Дул влажный леденящий ветер, обещающий безнадежную обложную морось, и Олег поплотнее запахнулся в тонкую суконную шинель, краем глаза заметив, как Оксана завернулась в шаль. На крыльце он обернулся и произнес:

– Так запомните, товарищи, – Хлебный переулок, дом пять. Жду от вас весточки до конца следующей недели.

Где-то там, в темноте, терпеливо ожидали филеры, готовые неслышно последовать за расходящимися, и Олег почувствовал легкое угрызение совести при мысли о том, что предает новых знакомых. Впрочем, тут же поправил он себя, не предает. Судя по всему, ребята вполне безобидны, от нынешнего бардака предпочитают держаться в сторонке, а потому можно убедить Зубатова оставить их в покое. А вот ему это знакомство может оказаться вполне полезным. Можно свести их с Ваграновым, например. Или нет, с Ваграновым не надо. Тот знает об Охранном отделении. Нет, пусть пока поживут сами по себе. А там… а там, глядишь, собственная карманная партия ему, Олегу, для чего-нибудь да пригодится. Для чего – еще следует обмозговать, но был бы человек, а применение найдется.

Он обнял Оксану за плечи и, осторожно ступая, спустился по гнилым ступенькам на раскисшую землю дорожки.

– Как тебе? – тихо спросил он девушку, наощупь отворяя калитку. – Интересно? Или заснула по ходу дела?

– Сам ты заснул! – шепотом обиделась та. – Очень даже интересно. Похоже на политинформации у нас в Сечке, только там все картонное – от плакатов до политинформаторов, а здесь все по-настоящему. Мне нравится.

– Ладненько, – согласился Олег. – Ну, дома еще обсудим. А сейчас нужно до извозчика добираться. Ох, извозимся все в грязюке, в темноте-то! Блин… ты не запомнила, в какую сторону этот дурацкий Рождественский бульвар?

"Вызываю Следящего. Потребность контакта".

"Я/мы подтверждаем установление контакта со Координатором. Вопрос".

"Полагаю необходимым выйти на связь с Гостем. Гость закончил обследование Сцены.

Недоумение растет. Вероятность непредсказуемых действий растет".

"Изучение реакций Гостя только начинается. Связь с Гостем рискует нарушить естественность реакций. Нецелесообразно".

"Знаю натуру Гостя. Прогнозирую нежелательные реакции. Опасность досрочного прекращения эксперимента".

"Слишком ответственное решение. Я/мы должны связаться со Сферой. Пауза без обрыва сеанса".

"Сеанс в режиме ожидания".

"Я/мы – Сфере. Неопределенность. Требуется помощь/консультация/подсказка".

"Сфера слушает Следящего. Авторитетная доля сегментов подтвердила внимание.

Вопрос".

"Информация. Координатор запросил полную самостоятельность. Анализ положительный. Запрос удовлетворен. Координатор принимает руководящие функции Сцены".

"Принято".

"Информация. Координатор проявляет незапланированную активность. Координатор требует досрочного введения Гостя в курс дела. Мнение Координатора: отрицательный ответ влечет прогноз досрочного прекращения эксперимента. Я/мы прогноз не подтверждаем. Вопрос: приоритет мнения".

"Принято. Сегменты размышляют. Ожидание".

"Сфера – Следящему. Мнение Координатора имеет приоритет. Знание Координатором Гостя являлось определяющим при выборе сущности Гостя. Рекомендуем принять вариант Координатора".

"Рекомендация принята. Конец сеанса".

"Следящий – Координатору. Возобновление сеанса. Сфера полагает/рекомендует реализовать мнение/рекомендацию Координатору. Я/мы не уверены в правильности мнения/рекомендации Координатору. Я/мы разрешаю реализовать мнение/рекомендацию.

Я/мы следим с повышенным приоритетом/правом вмешательства".

"Координатор подтверждает прием. Конец сеанса".

Камень больно ударил ротмистра Варцева в плечо, и тот, покачнувшись в седле, со свистом втянул в себя воздух. Определенно, это оказалось последней каплей. Ну да, разумеется, у него были инструкции избегать излишнего применения силы. Но толпа не желала рассеиваться мирно, и тот факт, что сам генерал-губернатор мог сейчас наблюдать за разворачивающимся перед его резиденцией безобразием, не придавал Варцеву спокойствия. Опять же, наверняка жандармы, чья московская штаб-квартира находилась здесь же поблизости, не упустят случая позубоскалить над казаками.