Освещение ситуации в целом в нашей деятельности чрезвычайно важно. Особенно в нынешние неспокойные времена. Согласитесь, что куда проще и гуманнее предотвратить стихийный бунт, чем подавлять его силой оружия. Поэтому, Олег Захарович, вы продолжите работу с данным источником. Я попрошу штабс-капитана Герарди – вы наверняка с ним уже познакомились – ввести вас в курс дела и преподать урок по основным методам работы с агентурой. Сегодня же поговорите с ним и назначьте встречу не позднее завтрашнего дня. На обучении будет присутствовать также поручик Мартынов, недавно переведенный в наше отделение из Петербурга по его личной просьбе. Еще я хочу, чтобы вы в течение трех-четырех дней снова встретились с Ухватовым. За ним установят наблюдение и выяснят, насколько осведомленной фигурой он может оказаться. И, ради бога, Олег Захарович, вспомните, наконец, что вы служите в Охранном отделении. И именно сбор информации является вашей первейшей обязанностью.

– Я… понимаю, – кивнул Олег. – Да, наверное, мне следует определиться, в конце концов, что я и где я. Я знаю, что вишу балластом на ногах отделения, и…

– Увольте меня от ваших извинений, – резко оборвал его Зубатов. – Я склонен рассматривать прошедший месяц как вашу подготовку к активной деятельности. В этом нет ничего страшного, многие жандармские офицеры втягиваются куда дольше, если вообще втягиваются. К сожалению, я не могу больше позволить вам болтаться без дела. Просто для сведения: вчера в ходе очередного совещания градоначальник в качестве курьеза передал мне весьма вздорный донос на меня же. Донос состряпал один из моих служащих. Вы его не знаете, зато он, похоже, успел вас изучить. Вы фигурируете в качестве примера протекционизма, который я оказываю всяким подозрительным личностям.

Внезапно у Олега пропал всякий аппетит, и даже восхитительный запах от тарелки с рагу, которую поставила перед ним повариха Настя, стал каким-то пресным и невыразительным.

– Да, этого следовало ожидать, – кивнул он. – Я как-то забыл, что у вас есть свое начальство. Видимо, мне все же следует со всей определенностью задуматься о свое жизни. Вы правы, нельзя всю дорогу сидеть у вас на шее.

Зубатов досадливо скривился.

– Поймите меня правильно, Олег Захарович. Я вовсе не пытаюсь попрекать вас тем грошовым жалованием, что плачу сейчас. Некоторые важные секретные сотрудники в месяц получают три-четыре раза по столько, сколько вам полагается в год. Однако вам действительно следует определиться, чем вы собираетесь заниматься. Если вас привлекает наша политика – а вас она, похоже, привлекает, – вам определенно нужно задуматься о карьере в Охранном отделении. Если вас влечет инженерная стезя на заводе Гакенталя или каком-нибудь другом, я с удовольствием помогу вам продвинуться в этом направлении, хотя мне и жаль терять потенциально одаренного сотрудника. Примите также к сведению, что у меня масса недоброжелателей, которые с удовольствием подставят мне ножку и поаплодируют моему падению. А падая, я увлеку за собой многих, возможно, и вас тоже, так что инженерная карьера для вас куда безопасней в смысле перспектив. В общем, думайте и решайтесь. Но пока я не получил от вас прошения об отставке, я полагаю вас своим полноценным служащим, обязанным выполнять мои прямые распоряжения. Так что будьте добры сегодня же договориться с Герарди о времени для занятий.

– Хорошо, – кивнул Олег, погружая вилку в рагу. – Знаете, Анна Михайловна, у вас все так вкусно…

Остаток завтрака – или обеда, смотря откуда смотреть, – прошел в напряженном молчании. Жена бросила несколько фраз насчет растущей дороговизны и беспорядков, ее муж кивал, отделываясь ничего не значащими репликами. Олег сосредоточенно жевал, наслаждаясь домашней пищей, пусть и отравленной грустными мыслями.

Отказавшись от чая и поцеловав хозяйке руку, он покинул гостеприимный дом и направился к особняку Охранного отделения, но через несколько шагов изменил курс. Внезапно ему захотелось прогуляться. Авось свежий воздух облегчит камень на сердце. Действительно, нужно определяться. Нельзя сказать, что он полностью освоился в этом мире, но и слепым кутенком быть перестал. Но что же ему делать?

Начать строить карьеру в местном аналоге Службы Общественных Дел? Он разделял общее отношение к ее дурно пахнущим делишкам, но то дома. В этом мире, похоже, положение являлось кардинально иным. Люди, подобные Зубатову, в Службе общественных дел просто не удержались бы даже в самом низу иерархической лестницы, не говоря уж о том, чтобы подняться до такого важного поста. Да, милейший Сергей Васильевич является исключением и в этом мире, но исключением, абсолютно немыслимым дома. И это позволяет судить о правиле.

Но и бросать технические проекты не хотелось. Дела с производством полиэтилена только-только начали сдвигаться с мертвой точки, и если бросить их сейчас, все может заглохнуть. Да и с бензиновым двигателем закручивается любопытно. В конце концов, можно принять предложение того же Гакенталя и пойти к нему в инженеры, а там посмотреть, что получится. Может, посоветоваться с Ваграновым? Нет, у того, кажется, свои заморочки с политикой. С Овчинниковым? С ответом инженера все заранее ясно: нафиг жандармов, давай к нам. Тогда с кем? С Болотовым? Много ли психиатр понимает в политике? Ох, ситуация…

Ноги сами несли его по Тверскому проспекту, и лишь в самый последний момент он осознал, что что-то неладно. Разодетые гуляки, в субботний день фланирующие по проспекту пешком и в колясках, с дамами под ручку, как-то неожиданно исчезли.

Зато прямо по курсу нарисовалась немалых размеров волнующаяся толпа. Вокруг гарцевали казаки, а сверху на народ равнодушно взирал чугунный памятник какому-то местному поэту – его фамилию Олег так и не запомнил, что-то военное.

Олег повернул было голову и открыл рот, чтобы спросить Крупецкого о том, что за сборище… и сообразил, что поручик остался в Охранном отделении. Когда Олег выходил из здания, тот сидел на лавочке у выхода и читал газету, а на пути из флигеля Зубатова Олег прошел стороной. Ну и ладно! В конце концов, не все же под присмотром гулять, словно дитяте. Он ведь не собирается в приключения встревать, верно? Только посмотрит поближе…

Он принял независимый вид, побарабанил пальцами по груди, проверяя наличие во внутреннем кармане пиджака свернутого удостоверения, и независимой походкой двинулся к толпе. Однако не успел он пройти и десятка шагов, как оттуда грохнул выстрел, потом второй, третий… Револьвер, автоматически определил Олег. Судя по звуку, из тех, что называют "бульдогами". Он растерянно замер на месте, а один из казаков беспомощно всплеснул руками и осел в седле, упав грудью на лошадиную холку. Остальные тут же вскинули карабины, снова ударили выстрелы.

Началась беспорядочная кутерьма. Толпа завизжала, застонала, закружилась на месте, начала быстро растекаться по сторонам, оставляя за собой безжизненные или корчащиеся тела, а казаки направляли лошадей в самую ее гущу, сбивая людей с ног и отчаянно работая нагайками и шашками.

В его сторону бросилась небольшая группа мужчин, судя по одежде – рабочих или мелких приказчиков, преследуемая двумя казаками – зубы оскалены, физиономии искажены яростью, хрипящие лошадиные морды с вытаращенными глазами и пеной на губах словно возникли из ночного кошмара. Вдруг время пошло очень медленно, и Олег разглядывал медленно плывущие в воздухе лошадиные крупы, летящие из-под подков комья грязи, прикрывающих голову руками беглецов, и сердце медленно и отчетливо стучало в висках.

"Что ты стоишь, идиот?" – вспыхнула в голове мысль. – "Они сейчас будут здесь!

Думаешь, они задумаются над тем, кто был в толпе, а кто просто проходил мимо?" Раздвигая руками густой воздух, Олег словно в ночном кошмаре развернулся и изо всех сил, едва переставляя ноги, побежал от надвигающейся на него опасности.

Дорогу он не разбирал. Мелькали какие-то проходные дворы, скверики, мрачные многоэтажные доходные дома и полуразвалившиеся частные домишки… Сердце колотилось все сильнее, бухало в такт догоняющим шагам, в левом боку возникла острая боль, словно от загнанного в печень шила. Сколько он пробежал, он не знал, но вскоре боль и нехватка воздуха вынудили его остановиться. Он оперся о забор, тяжело хватая ртом воздух и стараясь не думать о саднящей боли в боку и центре груди, а шаги набежали сзади и затихли. Тяжелая рука хлопнула его по плечу.