Он фыркнул.

– С выходом продукции растениеводства ситуация также обстоит далеко не лучшим образом. Урожаи пшеницы колеблются в районе тринадцати центнеров с гектара, в то время как в Сахаре аналогичный показатель составляет сорок пять-пятьдесят центнеров! Вы, Иван Васильевич, можете дать хоть какое-то внятное объяснение этому факту?

Смитсон побагровел еще сильнее. Казалось, что его сейчас хватит удар.

– У нас зона рискованного земледелия! – прохрипел он. – А ихним фермерам государство такие дотации дает…

– Ах, зона рискованного земледелия? – зло ухмыльнулся Олег. – Ах, дотации? А тот факт, что на нашей территории расположено три четверти мировых черноземов, вам ни о чем не говорит? Почему они могут снимать полста центнеров чуть ли не с песка и суглинков, а мы с черноземов в рекордных случаях максимум двадцать собираем? Дотации? Я вас должен огорчить, Иван Васильевич, дотации их фермерам предоставляют не для повышения выхода продукции, а ровно наоборот – для понижения! Иначе они в погоне за прибылью произведут столько жратвы, что просто обрушат рынок. Большой кризис их многому научил, в отличие от нас. Или вы хотите сказать, что если нашим СТП давать больше дотации, они станут больше производить? Так это бред сивой кобылы. Сколько туда денег ни вбухивай, производство продуктов не увеличивается, только у чиновников да председателей новые дома как грибы растут. Хорошие дома, кирпичные, с водопроводом и даже сортирами в доме.

– Все равно мы не в той климатической…

– Не в той? – Олег понизил голос почти до зловещего шипения. – Ах, не в той?

Скажите мне, пожалуйста, Иван Васильевич, почему же "не в той" климатической зоне девяносто процентов картофеля, производимого у нас в стране, производится в частных хозяйствах? Девяносто, б…дь, процентов! Государство вбухивает огромные деньги в сельское хозяйство, надрывает пупок, стараясь обеспечить его техникой, строит огромные фабрики по производству удобрений, и все равно нархозник с лопатой, после рабочего дня в СТП копающийся на своих десяти огородных сотках, наплевав на всяческие климатические зоны, выращивает картошки в десять раз больше! Это вы как-нибудь можете объяснить, а, Иван Васильевич?

Министр сельскотоварного производства только хватал ртом воздух. Прочие присутствующие украдкой бросали на него сочувствующие взгляды, но вмешаться не осмеливались.

– Так что, господин Смитсон, я не просто отклоняю ваш запрос о списании долгов.

У государства нет денег на покупку собственных куриц по цене, в полтора раза более высокой, чем себестоимость куриц из Фурака после доставки их в центральную полосу Ростании. В государстве, если вы случайно не заметили, продовольственный кризис, и дело доходит уже до самых натуральных голодных бунтов. В этой ситуации мы не можем себе позволить швыряться деньгами направо и налево. Я не просто не позволю списать долги, я вынужден еще и отказать в повышении дотаций на десять процентов, о чем вы запрашивали на прошлой неделе.

– В таком случае, господин Народный Председатель, я вынужден снять с себя всякую ответственность… – Смитсон начал медленно подниматься из-за стола, оттягивая узел галстука.

– А, вы хотите подать в отставку? – притворно-огорченным голосом перебил его Олег. – Ай-яй-яй, какое огорчение. Ну что же, Иван Васильевич, мы все здесь взрослые люди. Поскольку у меня нет и мысли о том, что вы просто пытаетесь давить на меня с помощью блефа, я с огромным сожалением должен проинформировать вас, что отставка принята. Нам будет очень сильно вас не хватать, господин Смитсон. Хотя указ я подпишу в течение ближайших двадцати минут, ваше прошение я ожидаю не ранее, чем через час. Даже, возможно, не позже конца рабочего дня.

Смитсон замер, словно пораженный ударом грома. Краска быстро сползла с его лица, и он мраморно-бледной статуей выпрямился над своим стулом.

– Вы… не… имеете… права… – с трудом вытолкнул он из себя.

– Что? – с удивлением поднял бровь Олег. – Не имею права принимать ваше прошение об отставке? Простите, Иван Васильевич, мне казалось, что это не столько право, сколько печальная обязанность. Кстати, вместе с вашим прошением я ожидаю ваши предложения по кандидатурам на ваше место. Господа! – он тоже поднялся на ноги, окинув ироничным взглядом окаменевших вдоль длинного стола заседаний министров и предкомитетов Кабинета. – На этой грустной ноте позвольте мне завершить сегодняшнее чрезвычайное заседание. Господин Ведерников! Напоминаю, что не позднее завтрашнего утра ожидаю окончательный проект введения полного хозрасчета на предприятиях первой очереди. Равно как и сам список этих предприятий. До свидания, господа!

Он кивнул и, подхватив свою папку, стремительным шагом вышел через "председательскую" дверь зала, с удовлетворением расслышав нарастающий за спиной ропот. Павел, все это время скромно просидевший на гостевом стуле у стены, неслышной тенью выскользнул за ним. В небольшой комнате с письменным столом и парой диванов Народный Председатель остановился и резко выдохнул, стараясь унять колотившееся сердце. Бегемот рухнул на диван и негромко, чтобы не услышали в зале, заржал. Охранники у дверей с удивлением взглянули на него.

– Ну ты и зверь! – сквозь смех проговорил он. – Как ты его, а! "То есть вы хотите подать в отставку"? Ох, не могу!

– Тебе хорошо гоготать, – буркнул Олег. – А у меня до сих пор сердце в пятках.

Сам не знаю, как решился, колебался до последнего момента. Где указ?

Бирон легко вскочил на ноги и сунул Олег под нос раскрытую папку красной кожи с золотым тиснением "Документы".

– На, подписывай. Да что ты на весу, вон же стол! Слушай, а зачем ты у него список кандидатов попросил?

– Чтобы точно знать, кого назначать не надо, – Олег еще раз пробежал указ глазами и быстро подмахнул его. – Где твой список?

– Там же, под указом. На всякий случай на тех троих, что вверху, я еще и краткие справки приложил, но ты их уже читал.

– Еще раз прочитаю, хуже не будет, – Олег кивнул. – Спасибо. Ладно, я к себе.

Будь другом, проконтролируй, что ребята Безобразова ведут Смитсона. Домашний арест домашним арестом, но мало ли что ему в голову взбредет напоследок.

Кстати… – Он заколебался. Какая-то струна внутри натянулась до предела и задрожала, распространяя вибрацию по всему телу. – По Оксане Шарлот материал есть?

– А как же! – жизнерадостно откликнулся Бегемот. – У нас все, как в аптеке.

Лично под контролем держу. Профиль дорисовывают, но вообще-то ничего нового уже не предвидится. Прислать дело?

С жалобным треньканьем струна лопнула, хлестнув по сердцу. Олег почувствовал, как у него перехватывает дыхание. С трудом справившись с собой, он пробормотал:

– Пришли, если не сложно. Ну ладно, я пошел.

Одну за другой переставляя деревянные ноги, в сопровождении двоих телохранителей он вышел из кабинета в коридор, провожаемый удивленным взглядом Бирона. На языке у того явно танцевал любопытный вопрос, но от расспросов в присутствии охраны он воздержался.

Значит, она существует. Значит, она существует. Значит, она…

Он с трудом оборвал зациклившуюся, словно белка в колесе, мысль. Значит, она и в самом деле существует. Значит, его ночные сны – вовсе не сны. Значит, вырывающиеся у него словечки – вовсе не порождение поврежденного сознания. Но погоди! Постарайся думать логически. Вдруг есть какое-то разумное объяснение?

Например, ты когда-то ее уже видел, но забыл, а теперь перегруженное подсознание выстраивает вокруг ее образа какую-то оболочку… Интересно, что еще сможет придумать психиатр, когда я расскажу ему об этом? Видел ли я Оксану раньше? Нет.

Совершенно определенно нет. Девица слишком в моем вкусе, чтобы я мог не обратить на нее внимания. Кроме того, ей двадцать два, она на шестнадцать лет младше меня. Значит, если я ее и встречал, то в последние лет пять, максимум шесть, раньше она была совсем девчонкой и вряд ли привлекла бы меня. Нет, в последние пять лет совершенно определенно я ее не встречал.