Мерцающий туман сгустился в непроницаемую белую стену. Спазм перехватил горло, и в ушах зазвенело от нарастающего удушья. Он дернулся… и потерял сознание.

Впрочем, спустя несколько секунд он осознал, что полулежит на стуле, поддерживаемый крепкими руками Чумашкина, а о его зубы позвякивает стакан, и вода тонкой струйкой стекает в глотку. Он дернулся и попытался выпрямиться.

– Опять припадок, – донесся до него озабоченный голос Зубатова. – Наверное, все же рано я его из клиники забрал. Иван, надо бы врача вызвать…

– Не надо врача, – Олег выпрямился и удивленно осмотрелся вокруг. Странный приступ закончился так же внезапно, как и начался. – Я в порядке. Что… случилось?

– Вы внезапно окостенели и начали что-то бессвязно бормотать, – любезно пояснил филер, помогая ему усесться нормально. – Потом ненадолго замерли и перестали дышать, а потом вдруг тяжело задышали и почти сползли на пол. Вот, собственно…

– Вам определенно следует проконсультироваться с Болотовым, – Зубатов тревожно взглянул ему в лицо. – Это совершенно ненормально. В следующий раз дыхание может и не восстановиться.

– Спасибо, я подумаю, – Олег кивнул и поднялся на ноги. Противу ожидания, его даже не качало. – Сергей Васильевич, скажите, вы ничего особенного не почувствовали? Ничего… в голове?

– В голове? – недоуменно поднял бровь директор отделения. – Нет, не чувствовал.

А что?

– Значит, показалось, – качнул головой Олег. – Тогда все же вернемся назад к нашему разговору. Я еще раз настоятельно прошу вас…

– Полноте, Олег Захарович, – недовольно поморщился Зубатов, возвращаясь на свое место. – Все же не с маленькими детьми разговариваете. Разумеется, я понимаю всю ответственность, которая на меня ложится. Отравляющий газ… Да, действительно, красивая концепция. Простенько и убойно. Никакой броней не прикрыться. Лучше, чтобы об этом никто не знал.

– Прекрасно. Вы, Иван Дмитриевич? – Олег повернулся к филеру. Чумашкин только пожал плечами.

– Я – человек подневольный, – сообщил он. – Как начальство прикажет, так и будет.

– Не пойдет, – жестко сказал Олег. – Над каждым начальством имеется свое начальство. Вам прикажет кто-то вышестоящий, и вы расколетесь. Вы должны пообещать, что ни при каких обстоятельствах никому не расскажете, о чем сегодня шла речь.

Чумашкин кивнул и щелкнул каблуками.

– Так точно, – кивнул он. – Я, правда, ничего не понял, но обещаю, что буду нем, как рыба. – На мгновение в его глазах мелькнула и пропала какая-то неуверенность. – Обещаю, – повторил штабс-капитан и снова щелкнул каблуками.

– Интересно, все же кто командует этим заведением? – со смешком в голосе спросил за спиной Зубатов. – До сегодняшнего дня предполагалось, что именно я. Но сейчас я уже как-то и не уверен.

Олег повернулся к нему и виновато вздохнул.

– Прошу прощения, – сказал он. – Постараюсь в дальнейшем не влезать в субординацию.

– Постарайтесь, – согласился Зубатов. В его глазах горели озорные искры. – А то я и представить себе боюсь, что случится, если не постараетесь. Мало я местный бардак на колесах дрессировал, ох, мало! Однако вернемся к делу. Да вы присаживайтесь, господин Кислицын, в ногах правды нет. Скажите мне прямо, что вы собираетесь делать дальше?

Олег присел и задумался.

– Куда ни кинь – всюду блин, – задумчиво произнес он. – Я правильно говорю?

– Клин, а не блин, – фыркнул Чумашкин. – Но блин – тоже неплохо.

– Ага, – кивнул Олег. – Я вот что имею в виду. Все же я о вашем мире слишком мало знаю. Газеты – это здорово, но про самое важное там обычно не пишут. Сергей Васильевич, мне нужен допуск в закрытый архив. Я имею в виду, я хочу изучить дела активных революционеров, из самых видных. Нужно понять, с чем я могу столкнуться. Общие архивы я уже более-менее изучил, пора закапываться в детали.

Ну и, разумеется, мне потребуется человек, в местных революционерах разбирающийся. Я не слишком много прошу?

– Пожалуй, что нет, – решил Зубатов. – Поговорите, пожалуй, с Меньщиковым.

Скажите, что я разрешил. Предупреждаю сразу, человек он тяжелый, многое переживший, замкнутый, но свое дело знает туго. Он весьма недоверчив, но все же попытайтесь найти с ним общий язык.

– Знаю я его – кивнул Олег. – Раскланивались неоднократно. Ну что же, если не возражаете, прямо сейчас и займусь. У вас все?

– Да, пожалуй.

– Тогда вы сво… тьфу, прошу прощения. Тогда я пойду.

– Всего хорошего.

После ухода Кислицына, сопровождаемого слегка ошалевшим Чумашкиным, Зубатов откинулся на спинку стула и глубоко задумался. Потом тряхнул головой и снова прозвонил в колокольчик.

– Медников уже в приемной? Зови, – сказал он секретарю. – И вот еще что.

Сообрази-ка нам, пожалуй, горячего чаю.

Следующие дни Олег просто не вылезал из флигеля Охранного отделения. Меньщиков действительно оказался кладезем информации о революционной деятельности подпольных партий не только в Москве, но и в столице, и во многих крупных губернских центрах. Поначалу действительно замкнутый и угрюмый, он, однако, быстро разговорился. Помогло то, что его с Чумашкиным связывали какие-то загадочные события в прошлом, когда сам Меньщиков еще числил себя в рядах революционеров и активно занимался подрывной деятельностью. Бывший подпольщик быстро проникся к Олегу необъяснимой симпатией и быстро и четко ввел его в курс дела. Олег, проклиная местные перьевые ручки и скверные чернила, только успевал записывать фамилии, места и даты. В перерывах Олег, получив ключ, шел в закрытый архив, как громко называлась большая комната с несколькими шкафами и узким столом, выискивал дела на названных революционеров и быстро пролистывал их, впитывая даже не столько конкретные факты, сколько общую обстановку и методы действий подпольщиков. Большая часть дел относилась к уже арестованным и осужденным персонажам. К его удивлению, ни в одном деле не присутствовали отпечатки пальцев, а фотографиям, похоже, предпочитали словесные описания, которые Олег за полной неопытностью игнорировал. Чумашкин, с которым он поделился своим удивлением, только пожал плечами.

– Слыхал я об этом недавнем новшестве – отпечатках. В полиции вроде бы уже играются, а до нас еще не дошло. Говорят, Кошко – это начальник московской уголовной полиции – с большим энтузиазмом к ним относится. Воля ваша, а я не верю таким вещам. Нос и уши человеку от природы даны, и форму лба ему ни за что не исправить, а эти узорчики на руках… черт их знает, что с ними может случиться.

Олег усмехнулся.

– Как раз уши и нос исправить не проблема. Найти только опытного хирурга, и тот перекроит, как требуется. А лоб париком скрыть можно. Но вот отпечатки как раз исправить не получится. Даже если кислотой кожу сожжешь или чужую кожу пересадишь, все равно восстановятся. Ну, об этом я с Зубатовым еще пообщаюсь…

Филер только пожал плечами.

По мере того, как Олег закапывался в архивные дела, перед ним вырисовывалась отнюдь не радостная картина. Огромная империя, похоже, переживала далеко не самые лучшие времена. Тут и там вспыхивали смуты, подстрекаемые партией рабочих социал-демократов, а то и просто стихийные. Москву лихорадило забастовками, бастовали рабочие и шахтеры крупных промышленных центров, вставали не только заводы и фабрики, но и железнодорожное сообщение. Террористы-эсеры бросали бомбы и стреляли в чиновников, крупных и мелких, зачастую промахиваясь и убивая ни в чем не повинных людей. Бездарно проигранная и на суше, и на море война с островным государством на далекой восточной границе подорвала боевой дух как войск, так и населения в целом и оказалась прекрасным питательным бульоном для бацилл недовольства и бунта. Явочным порядком формируемые структуры власти, называемые "рабочими советами", уже забрали большую силу в самой столице и практически не скрывались от властей, иногда напрямую вступая с ними в конфронтацию, хотя в других местах, включая Москву, еще были вынуждены скрываться в подполье. В горах и на побережьях на южной границе империи народы из-за старой вражды резали друг друга, и власти не могли ничего с этим поделать.