Разве вы тоже верите в эти… другие миры?
– Я верю только в Бога и государя императора! – жестко оборвал его директор Охранки, прекращая расхаживать по комнате. – Все остальное я знаю точно. Или как минимум предполагаю, основываясь на известных мне фактах. Давайте, любезный Михаил Кусаевич, на минуту примем на веру историю Олега Захарович. Только на минуту, хорошо? Предположим, что и он, и эта… Оксана Шарлот на самом деле загадочным образом перенесены из иного мира. Учитывая взгляды Олега Захаровича на текущую политическую ситуацию, думаю, не ошибусь, если предположу такие же взгляды и у… остальных перемещенных. Попади эти люди в неправильную компанию, и последствия для России могут оказаться катастрофичными. Вы понимаете меня, Михаил Кусаевич? Поэтому сразу же по возвращении в Управление я разошлю по всем Охранным отделениям России секретную директиву с указанием отслеживать людей, рассказывающих невероятные байки о своем прошлом. Возможно, мы найдем еще кого-то. Возможно, нет. Возможно, следовало бы поинтересоваться и за границей, но это уже за пределами моих возможностей.
Психиатр с интересом посмотрел на Зубатова сквозь пенсне.
– Я понял вас, Сергей Васильевич, – кивнул он. – Но политика – уже не моя забота. Сейчас, господа, позвольте откланяться. Я и так надолго оставил клинику без присмотра. Привозите девушку ко мне через недельку-другую. Обещаю бесплатную консультацию.
Доктор выбрался из кресла, взял со стола шляпу, поклонился и вышел. Было слышно, как он спускается по скрипучей рассохшейся лестнице. Зубатов непонятно посмотрел на Олега.
– Храбрый вы человек, Олег Захарович, – мягко сказал он. – Источники мне доложили, как вы вчера вечером пытались дискутировать на митинге. Вы поаккуратнее, а то и в самом деле изобьют до полусмерти, а то и застрелят.
Опасные нынче времена. И вот еще что. В Управление до конца недели не являйтесь.
Позаботьтесь о госпоже Шарлот. Думаю, ей потребуется вся ваша помощь.
– Избавиться от меня хотите, Сергей Васильевич? – усмехнулся Олег. – Не выйдет.
Раз уж мы с вами наедине, давайте-ка еще раз с самого начала. Вчера я несколько… был не в себе, а потому вел себя неадекватно. Ночью я подумал немного, и…
– Олег Захарович, – в голосе директора Охранки прорезался металл. – Кажется, я вчера вполне ясно выразился…
– Вполне ясно, – кивнул Олег. – Скажите, вы сами находитесь под надзором?
– Что?.. – у Зубатова округлились глаза. – Я? Под негласным надзором? Да вы что?
– То, что вы о надзоре не осведомлены, еще не значит, что его нет, – хмыкнул Олег. – Зуб даю, наверняка на вас кто-то стучит вашему начальству. Секретарь, скажем, или кто-то из подчиненных. Меньщиков мне вот не очень нравится – какой-то замкнутый, неконтактный.
– Меньщиков обязан мне всем, – холодно ответил Зубатов. – Я вытащил его из революционной среды, я вернул его на службу после того, как его выбросил на улицу Трусевич…
– Трусевич – это директор Департамента полиции, если я правильно понял? – осведомился Олег. – Он же в Петербурге. Неужто самолично увольнял такую мелкую фигуру, как Меньщикова? Ладно, неважно. Как-нибудь вы расскажете мне про свою опалу и возвращении из нее поподробнее. Попробуем прикинуть, кто у нас играет на две стороны. Сейчас только хочу заметить, что был явно неправ, пытаясь разговаривать с вами в присутствии Медникова. И вы правильно сделали, что оборвали меня. То, что нам предстоит сделать, требует строжайшей секретности, и чем меньше народу…
– Да что вы такое себе в голову взяли? – повысил голос Зубатов. Его глаза полыхнули, усы встопорщились. – Мы с вами ничего делать не будем! О чем?..
– Почему-то мне кажется, что я в вас не ошибся, – Олег задумчиво посмотрел на директора. – Честное слово, не понимаю, как человек вроде вас мог занять столь высокий пост в политической полиции. В моем мире вас бы и близко к моей канцелярии не подпустили. Но, тем не менее, вы человек умный, честный и, что главное, неравнодушный. Вам крепко досталось, но вы не изменили своим взглядам.
Вы просто все еще испуганы. Не правда ли, Сергей Васильевич?
– Да черт вас подери, что вы… – неожиданно Зубатов осекся, махнул рукой и сгорбился. Нетвердой рукой нащупав стул, он опустился на жесткое сиденье, его взгляд потух. – Да. Вы правы. Я боюсь. Я пытался сделать для России что-то полезное. Для рабочих я сделал куда больше, чем красные горлопаны, терроризирующие общество. И за это меня выбросили на улицу и отправили в ссылку.
Вчера на приеме у Дурново высокопарная графиня Трепова пренебрежительно фыркнула мне в спину, когда думала, что я не слышу. "Вот еще один выскочка-простолюдин", – сказала она подруге, – "что пользуется смутным временем, чтобы сделать карьеру. Жидовский защитник…" Ирония судьбы – Петр… Святополк-Мирский, в прошлом году министр внутренних дел, мой друг, вернувший меня на службу, сам ушел в отставку в январе. Он оказался слишком либеральным для нынешней смуты.
Зубатов грустно посмотрел на Олега, и тот внезапно почувствовал жалость. Грозный директор Московского охранного отделения показался ему усталым и сломленным.
– Поймите, Олег Захарович, – со вздохом закончил директор, – если вы задумали что-то грандиозное, я вам не помощник. Я сам вишу на волоске. Одного хорошего доноса будет достаточно, чтобы я слетел с горы, на сей раз – навсегда. А человек, которого назначат на мое место, наверняка окажется не способен понять, что грубая сила против рабочих и революционеров – далеко не панацея.
– Значит, надо позаботиться, чтобы доноса не было, – пожал плечами Олег. – Сергей Васильевич, я окажусь неблагодарной свиньей, если из-за меня вы потеряете свой пост. Я сделаю все сам, но мне нужна ваша поддержка, хотя бы негласная.
Поймите, ваша страна сейчас находится в очень опасном положении. Я историк по образованию и прекрасно вижу параллели между нашей и нашей историей. У нас было две революции. Первую хотя и с трудом, ценой десятков тысяч жизней, но империя задавила. Вторую – уже не смогла. А началось все именно с этого – волнений в крупных городах. Вы монархист, готовы отдать жизнь за государя императора, так неужто в ваших интересах позволить ему погибнуть?
– Две революции… – Зубатов непонятно хмыкнул. – Расскажите подробнее.
– Подробно выйдет слишком долго. Не для нынешней ночи тема, – Олег пошевелил пальцами в воздухе. – Если коротко, то в один прекрасный день в промышленных городах начались волнения рабочих. Демонстрации, митинги, разграбления винных лавок… Полиция оказалась бессильна. Войска расстреляли несколько демонстраций, но это лишь подлило масла в огонь. Беспорядки превратились в открытые бунты, часть войск перешла на сторону восставших. Мокола… столица вообще погрузилась в полных хаос, правительство бежало. Железные дороги встали, поэтому переброска войск из провинций оказалась весьма затрудненной. Император и часть министров укрылись в Минеринской резиденции… это в полусотне километров от столицы, и полностью утратили контроль за ситуацией. Торговцы припрятали товары, и в городах начался едва ли не голод…
– А Первая революция?
– Это и есть Первая революция. В конце концов каким-то образом правительственные войска все же взяли верх. Учебники и монографии невнятны, в архивах я, студент, разумеется, не копался, но там и сям упоминались фамилии нескольких генералов и чиновников, которые, судя по всему, оказались достаточно компетентными, чтобы перехватить бесхозные вожжи и разгромить революционные отряды. Видимо, империю спасло еще и то, что доля рабочих в населении не превышала тридцати процентов, а крестьяне бунты в основном не поддержали. В общем, еще года два ситуация постепенно успокаивалась, но тут Ростания внезапно оказалась втянутой в полномасштабную войну с Сахарой. На пустом месте втянутой. Нельзя сказать, что мы с ней дружили – соперничество за колонии, на нервы друг другу действовали маневрами у границы, все такое. Но и к войне не готовились. И вдруг в течение нескольких недель – кризис Перешейка, боевая готовность в войсках, мобилизация и – ба-бах! – война. Три года воевали, около ста тысяч человек в позиционных боях положили, экономика на военных рельсах – и тут снова восстания рабочих по всей стране. Последнее, что успело сделать имперское правительство, это заключить с Сахарой мир. Через неделю вместо него заправляло уже правительство Народной справедливости. Вот, примерно так.
